О пользе пьянства

«От жизни нужно брать все… Пока не поздно…» — Такие мысли вертелись в голове герцога Окделла в тот вечер. Количество пустых бутылок увеличивалось с пугающей скоростью, Ричард уже чувствовал, что даже языком пошевелить уже не может. Но спать было никак нельзя. Иначе эр Рокэ опять будет издеваться над ним. Когда узнает, конечно. Хотя бы один раз, но Дикон должен доказать ему, что умеет пить. А если уж напился, то держаться надо до последнего. Тем более в трактире, куда он зашел, чтобы залечить моральные и физические раны, после очередной стычки с компанией Колиньяра. А начиналось все вполне прилично. Они с кузеном зашли в «Солнце Кагеты», чтобы перекусить, и почти сразу столкнулись с Колиньяром и его приятелями. Вполне предсказуемо они сцепились, а потом Эстебан предложил пойти в «Руку Судьбы» и поиграть в кости. И кто его только дернул соглашаться! Игра закончилась вполне предсказуемо, то есть почти полным проигрышем герцога Окделла. Эстебан предложил отыграться, поставив фамильное кольцо. Но дева удача явно была на стороне «навозника», кольцо было проиграно. Правда Эстебан недолго злорадствовал, когда Ричард проинформировал его о том, что перстень ненастоящий, мысленно поблагодарив дядюшку за предусмотрительно заказанный поддельный перстень, поскольку фамильное украшение было немного великовато юному герцогу, и хранилось в шкатулке. После этого монолога и язвительного замечания о неспособности «навозников» разбираться в фамильных драгоценностях началась драка, в результате которой всех оруженосцев вышвырнули из трактира. И теперь Ричард сидел в другом трактире, заливая все эти события бутылкой кагетского. Надо было идти домой, но двигаться было откровенно лень. Хотелось чего-то неясного. То ли сидеть в этом трактире, слушая бренчанье гитары за соседним столиком, То ли вскочить на коня и мчаться куда-то, или выхватить шпагу и вызвать на дуэль наглеца Колиньяра и еще кого-нибудь за компанию. Или признаться в любви. Но кому? Королеве? Дикон раздраженно тряхнул головой, отгоняя назойливую мысль, надо было возвращаться домой, пока эр Рокэ не потерял его. А гитару он может и дома послушать. Что-что, а пел Ворон просто восхитительно. Слушая его голос все в душе замирало и переворачивалось, вызывая приятную дрожь по всему телу, а на губах расплывалась совершенно идиотская счастливая улыбка.

***

— Окделл, — раздался раздраженный спросонья голос маршала. — Потрудитесь объяснить, что вы забыли в моей спальне в первом часу ночи. — Алва зажег свечу, и уставился на оруженосца, застывшего перед ним посреди комнаты в состоянии нестояния. Окделл ошалело огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, где он, собственно говоря, находится, и куда подевалась его собственная спальня, в которую он только что пришел, и если это его спальня, что тогда в его кровати делает эр Рокэ. А он очень красив сейчас. Даже красивее чем обычно. Дикон не сдержавшись, пьяно хихикнул. В другое время, он ужаснулся бы своим мыслям, но не сейчас. Сейчас эта ситуация казалась такой возбуждающей и приятной, а вид монсеньора вызывал очень недвусмысленные и не очень приличные мысли. Незаметно для себя, Ричард, пошатываясь, подошел к кровати. Рокэ удивленно разглядывал своего оруженосца, пока еще не зная, как реагировать. Ричард шагнул к кровати своего монсеньора, затем, отстраненно удивляясь своей наглости, залез на кровать, придавив эра всем своим весом. Лицо кэналлийца оказалось совсем близко от его лица. В сапфировых глазах монсеньора мелькнуло удивление, когда Ричард накрыл его губы своими и неумело поцеловал, отстраненно заметив, что Алва не стал вырываться, а наоборот ответил на поцелуй. Стоп. Он что целует мужчину? Своего эра? Ричард ошеломленно отпрянул, пытаясь осознать происходящее. — Юноша, я все еще жду объяснений. — Наконец, произнес Алва, не сводя с оруженосца удивленного взгляда. — Вам что-то не нравится?! — с вызовом ответил Ричард, бросая на эра яростный взгляд и мимоходом отметив, что невозмутимый Ворон все-таки умеет удивляться. — Юноша, вы так долго на меня смотрите… Вы точно меня ненавидите? — Разумеется! Я вас ненавижу! — В самом деле? И за что же? — Это долго объяснять! Не буду утомлять вас историей, которая печальна чуть более, чем полностью. — Я никуда и не спешу. — Я ненавижу то, как вы улыбаетесь, так, словно презираете весь мир. Ненавижу ваши глаза, то как они блестят, когда вы смотрите, на меня так странно. Ненавижу, как вы поднимаете бровь, выражая презрительное удивление. Ненавижу, как вы держите бокал, как вы пьете вино, так не пьянея, ненавижу то, как вы ударяете по струнам. Знаете, это просто ужасно, передергивает просто от ненависти. Ненавижу, когда вы поете… — Все сказали? Или есть что-то еще? — Нет! То есть, да! Еще вы мучаете и унижаете Ее Величество! Мне даже стыдно пересказывать как именно. Вы … порождение Заката… Вы… Убийца моего отца… Средоточие греха и порока… Враг всех Людей Чести… Вы бесчестный мерзавец… — Да что вы говорите? — Что есть, то и говорю! Вы слишком красивы для мужчины… Это противоестественная красота… Вы… так! Что-то еще было… Вы… Но было же что-то еще… Сейчас вспомню… Точно же было! — Так, Ричард, все с вами понятно. Дальше можете не продолжать! Вы удивительно долго признавались мне в любви. Мне бы и трех слов хватило. В любом случае, я согласен. — Что?! Эр Август был прав! Вы меня совратили! — Вы проявили определенную сноровку в процессе этого, юноша, — лениво похвалил своего оруженосца Алва, притягивая к себе и вовлекая в очередной головокружительный поцелуй. — Я подумаю об этом завтра на трезвую голову, — пробормотал разомлевший Дикон, прислушиваясь к своим чувствам, перед тем как задремать в объятиях монсеньора.