Запах дыма

      Последний матч олимпийской сборной СССР. Он оставлял за собой большие надежды. Остался последний день до решающего события и ты не можешь не затаить дыхание. Посмотреть в небо, любуясь ночным городом. Такая красота. Звёзды, обдувающий лицо ветер, просто прекрасная погода. Изо рта вылетает несколько колец дыма, когда Модестас затягивается и, выдохнув, смотрит на соседний балкон. Номер, где уже спал Белов и, возможно, видел седьмой сон.       — Красиво, — тихо шепчет себе под нос Паулаускас, достав новую сигарету и поджигая её. Снова затягивается и вдыхает дым, чувствуя как он увлажняет нёбо и глотку, проникает в дыхательные пути, выходя через нос.       Прохлада в номере дала о себе знать из-за открытого окна. Каждый раз, боже, каждый раз, перед тем как пойти спать, нужно проветрить комнату и напрочь потом забыть об этом, чтобы проснуться посреди ночи, глубоко вдохнуть пару раз свежего воздуха, охлаждая лёгкие, босиком пройтись до нужного окна и закрыть, по пути обратно находя тапки.       Раз Сергей проснулся, да и спать уже не хотел, он решил выйти на балкон, скажем так, спокойно подышать перед заветной игрой, насладиться тишиной. Щелчок, дверь открывается и пропускает мужчину на улицу, где тот, осматриваясь, замечает Паулаускаса.       — Не спится? — тут же задаёт вопрос Модестас, увидев на балконе рядом Белова. Неожиданно было его увидеть именно сейчас, думал, что тот спит.       Снова выпуская кольца дыма из ноздрей, литовец запрокидывает голову назад и смотрит на звёзды, выискивая глазами знакомые каждому с детства созвездия, но они, как назло, никак не попадаются, или же просто голова кружится от сигарет.       — Скорее всего, — загадочно отвечает Белов и опирается ладонями на перила, глазами бегая по пустым улицам, которые освещали единичные фонарные столбы. Около них кружились мотыльки, почти каждую секунду ударяясь головами об источник света.       — Долго здесь стоишь? — тут же и быстро решает спросить Белов, всем телом поворачиваясь в сторону Паулаускаса.       — Долго, здесь так красиво, — мечтающе вздыхает Модестас, облокачиваясь на стенку и немного сползая вниз, сжимает руку с сигаретой, — а ты чего не спишь?       Огни ночного города. Он так прекрасно и гармонично смотрится с ночным небом. В нос ударяются сразу аромат тех же сигарет и одеколон Сергея. Хотелось вдыхать этот аромат долго, всегда наслаждаться этим мгновением, но, если он продолжится вечно, это уже не будет момент, он будет не так прекрасен. Затушив сигару о перила, Паулаускас перемахивает через перила между балконами и приземляется рядом с Белов в считанном метре, слегка напугав Сергея своим поступком. Глупо, можно было бы сорваться вниз и… Но этого не случилось, расстояние между перилами обоих балконов было маленькое, ничего не произошло.       — Прост… Да ты с дуба рухнул! — эмоции были на пределе, но Сергей произнес это как можно тише, насколько позволяла ситуация, чтобы не разбудить кого-нибудь поблизости и не получить с утра от тренера за то, что мешали другим людям своими «выходками».       — А если б ты упал?! Головой своей думать прежде всего надо, — шикнув себе под нос, Белов недовольно скрестил на груди руки и облокотился спиной о ледяную стену, немного вздрагивая.       — Здесь невозможно упасть, — бросив взгляд вниз, Модестас облокачивается спиной о перила, перекрещивая руки на груди.       Вдохнув и покрепче зажав между зубами сигарету, переминает в руках ткань рубашки. Это было страшно, пускай, это Паулаускас никогда не примет, что испугался. Страх — не для него, он не боится, не дрожит, даже перед Олимпиадой, но мужчина этого не признает.       — Волнуешься? — с каким-то ехидством, дружеским подколом спрашивает Модестас, выпуская сгусток дыма изо рта.       — Конечно, — Сергей стоит молча пару секунд, взглядом исследуя пустые улицы и тёмную фигуру Паулаускаса, лицо которого было еле видно при таком освещении, разве что, с каждой новой тягой бумага тлела, оставляя после себя яркие красные огоньки, которые светом в данный момент и служили.       — Есть ещё сигареты? — свои у Белова давно закончились, у него иногда начиналась ломка, поэтому приходилось просить закурить у прохожих, что иногда было некстати.       Протянув другу только что начатую пачку сигарет, Модестас убирает её к карман куртки, как только Сергей вытащил для себя одну.       — Готов к Олимпиаде? — Паулаускас снова затягивает, внимательно следя за Беловым, его движениями. Для любимого «друга» мужчина никогда не пожалеет ни сигареты, ни полной пачки, ни даже времени для тренировок, пускай, они и представляли друг друга в командах противника. Было ли это глупым, по-детски наивным, но это помогало и всегда действовало, несмотря на то, что подобные тренировки они уже не повторяют, забросили как несколько лет уж, — Я да.       — Как никогда готов, — с еле видной улыбкой на лице произнёс Сергей и делая уже вторую по счёту тягу, пропустил дым через нос, голову поворачивая к Моде. Так долго все ждали эту олимпиаду, готовились день и ночь, потратили много нервов и сил, Россия должна победить, и плевать, что у этих американцев почти на каждом шагу корзины. Пле-вать.       Даже несмотря на такую уверенность, волнение у Белова присутствовало. А что, если он не справится? Что, если они не справятся? Проигравших ещё как судят.       — Вот закончится олимпиада, что делать будешь?       — Так уверен, что мы выиграем, победим американцев, у которых чёрт возьми, никогда не могли выиграть! — Модестас, стукнув рукой о перила, переворачивается и грустно опускает голову. Людей на улицах почти нет, всё-таки ночь, горожане стараются выспаться за тот короткий срок, который позволяет выспаться, пускай, и мало.       Честно говоря, Модестас знал, что волнуется не только Белов. Конечно, дрожь в его голосе была заметна, слышна, как песнь соловья в утреннем лесу.       — Я тоже волнуюсь, — шепчет Паулаускас, чуть повернув голову в сторону Белова, видит его тёмный силуэт возле входа в номер, — в такое время нужен отдых, поддержка. Друзья, родные.       — Модя, мы должны! — вдруг срывается Сергей, переходя на крик, который на этот раз сдержать не смог и, наверное бы, с его помощью разбудил пару людей, — я верю, что мы сможем, — понизив тон, мужчина кладёт руку на плечо Паулаускаса и слабо сжимает, также слабо похлопывая пару раз.       Возможно, если бы не Гаранжин, то вряд ли сборная находилась здесь. Он всё-таки вкладывался по полной, когда тренировал баскетболистов и пусть звучала эта фраза: «мы победим американцев и лучше проиграют они нам.» крайне нелепо, но в этой жизни всё возможно.       — Они могут победить и без меня, — также тихо бубнит Модестас, сжимая кулаки и сдавливая сигарету. Несколько тлеющей бумаги упало вниз, но тут же исчезла в темноте, — ты никогда не задумывался об этом?       И снова Паулаускас начал говорить о доме, эта тема ему напоминала что-то большее, чем просто «родные места». Если он выберется из этой страны живым, то, считай, повезло. Сборная должна победить, тогда Модестас не сядет за решётку.       Белов всё это время поддерживал своего товарища, не давал бросить начатое, но сейчас… Выдохнув, Паулаускас снова поднимает взгляд на звёзды. Вдалеке начинает светать. Первые лучики солнца пробираются сквозь горизонт и каменные здания города. Это, как никогда, выглядело красиво.       — Тогда давай и я уеду, — Сергей отрывает взгляд от единичных и проезжающих мимо машин под балконами, которые то и делали, что ослепляли на пару секунд дальними фарами голубые глаза Белова. Зрачки сужались, точно также, когда мяч проносился около носа или летел прямо в лицо. Жизнь пролетела перед глазами с большой скоростью, а потом — пустота, чёрный экран и нависающий над Сергеем врач Всеволод.       — Следом Сашка, Ваня, Мишико и так далее, пока в сборной никого не останется, — спортсмен будто говорил в пустоту. Смотреть на Паулаускаса сейчас было невозможно. Как тлеющая бумага дошла до фильтра, тем самым и до пальцев мужчины, то тот вздрогнул и от неожиданности уронил окурок вниз, цыкая себе под нос и потирая обожженную кожу. — Почему такая уверенность, Модя?       — Ты не можешь просто так свалить. Ты хороший игрок и вся сборная без тебя начнёт разваливаться. Ты не понимаешь, как всё это зависит от тебя, — Паулаускас обводит номер Белова, край здания взглядом, развернувшись в сторону Сергея. Жаль, что он хочет уйти, уехать. Он не понимает, как он важен для команды. Модестас здесь чужой, это стало понятно ещё с того момента, как он пришёл в сборную, или же мнение изменил тренер. Всё может быть, — Сергей, ты не умеешь концентрироваться на себе, своём мнении. Ты любишь молчать.       Проведя рукой по плечу Сергея, Модестас снова разворачивается к городу, выдыхая клуб дыма.       — Это ты свалить не можешь просто так! Чёрт бы тебя побрал, Модя, ты капитан команды, на тебе всё держится, что за ересь ты несёшь вообще? — Белов, сорвавшись, вцепился рукой в плечо мужчины и в глаза уставился своими, такими напряжёнными и покрасневшими от дыма беломора, — «я тут лишний, я тут лишний»! все мы здесь лишние, хорошо? выиграем эту чёртову олимпиаду и ты уедешь к себе на Родину, как ты давно хотел, к матери, отцу, семье, — Белов на себя был не похож, срывался он редко и то, последний раз был в автобусе, когда хотел врезать Паулаускасу.       — Выиграем, не выиграем. Знаешь ли, все думают, что пофиг на всё, но это не так. Если мы проиграем, я сяду. И на долго, — скинув руку Белова со своего плеча, Модестас отвечает резко, быстро, будто плевок со словами, — меня могут заменить, как и тех ребят, что играли с нами до появления Гаранжина.       Капитаном команды, как таковым, Паулаускас себя не считал, он всегда бы на ровне с другими игроками, хотя и был немного сильнее, что мужчина не отрицал.       — Так уверен в себе, Сергей. Я польщён твоим состоянием, не нервничаешь, дышишь ровно, — Модестас смотрит на город, не поворачивая голову в сторону друга. Казалось бы, всё настолько легко, но нет… Это совсем не так.       — А сделать надо так, чтобы не сел, — уже успокоившись, начал Сергей, руки в карманах брюк пряча и облокачиваясь о перила спиной, — чёртова ты, свободная птица.       — Сказал же, отыграемся, а потом поедет кто куда захочет, нужно уметь ждать и терпеть, а не. — хотел продолжить брюнет, да решил замолкнуть, мало ли, огнём загорится Модестас, этого ещё не хватало.       Времени так мало, силы тоже на исходе, впервые так, неужели лёгкое волнение сыграло всё же свою роль?       — Ты так в этом уверен. Ха. Да нифига! Мы не сможем, американцы слишком сильны для нас. Эти ребята, команда, как ты их зовёшь, да? Они сегодня пили и веселились в клубах, — нервы медленно срывались, раздражение брало своё и всё это… Эта чёртова олимпиада. Да и чёрт с ней. Модестаса волнует больше его жизнь, будущее, если перед его глазами захлопнется дверь тюремной камеры — это будет конец. Невозможно повернуть, лишь идти вперёд, — ты так легко об этом говоришь, в итоге, всё будет по-другому.       — Мы должны хотя бы попытаться, — в лицо Модестасу произнёс мужчина и зашёл в помещение, тело тут же окутала теплая атмосфера, а в воздухе перестал витать запах беломора, который на балконе наоборот бился с помощью ветра о слегка замёрзший нос. В любом случае, продолжать «перепалку» с Паулаускасом было бесполезно, он будет стоять на своём, а Белов, в свою очередь, размахивать кулаками не предпочитает, поэтому закончить подобного рода ситуацию можно и так. Сойдёт.       — Так уверен, ты поверил в собственную ложь, заставил думать себя в другом направлении, — несмотря на то, что Белов — его друг, Паулаускас не хочет видеть, как тот пойдёт по его пути, тоже выйдет из команды. Без Сергея сборная пропадёт, может, Модестас перестанет смотреть телевизор лишь ради того, чтобы посмотреть на экране своего друга. Но сейчас? Такая неловкая атмосфера, особенно в момент, когда Паулаускас кладёт руки на пояс приятеля, чувствует, как дрожь бежит по его позвоночнику к затылку, утыкается носом чуть ниже макушки и шумно выдыхает.       — Ты же знаешь, что я так поступлю, но это лишь твоё мнение. Я не хочу, чтобы ты вышел из команды. Ты нужен здесь, для меня уже ничего не изменится, — Модестас сжимает бока друга, когда чувствует, что Сергей дёрнулся совсем немного, но не решает отпугнуть друга. Плевать, что сейчас неподходящая ситуация, ведь нужно расслабиться, каким путём — не важно. Здесь нет журналистов, противных и назойливых, которые лезут со своими камерами, мешают пройти к нужному месту, не будет никаких слухов в противную их рипутации сторону. Ничего. Только тишина, и они. Никого больше.