Свобода

Великий двадцать первый век… гуманизм… человеколюбие. Сколько людям пришлось пройти тысячелетий, прежде чем прийти к этой важной мысли? Люди не помнят. Люди не помнят, а Колизей помнит всё. Стены старинного сооружения ещё противятся запаху крови и пота. В них навечно отпечатались рыдания, крики, боль. Звон цепей в темноте коридоров раздаётся. Зайди один, поглубже, и ты услышишь, как тебя просят пощадить их жизни. Зайди, и ты увидишь в клетках сидевших ободранных, худых, изнывающих от ран. Они протянут тебе руки. Зайди ещё дальше. Видишь? В отдалённой камере полулежит молодой мужчина. Ему бы работать, ему бы растить детей, водить маленьких мальчишек в гимназию… он даже не обратит на тебя внимание. Ты ужаснёшься. Его тело — сплошные царапины, болячки, шрамы. И как ему удаётся так долго оставаться живым? Когда он поднимет усталые глаза, что ты увидишь? Огонь. Это не ярость. Это надежда. Она слаба, но ещё не иссякла до конца. Знаешь, почему? Смотри, невдалеке находится блестящий стальной меч. Не очевидно ли, что меч начищали, точили? Верно. Его готовили к битве. Ты опять ужаснёшься. Ты бы сдал позиции, потому что давно посчитал эту затею нелепой, абсурдной, недостойной помышления о ней. А он, полумёртвый… грудь незаметно вздымается от коротких тихих вдохов. Он вряд ли способен двигаться, не то что бороться. Откуда в нём силы? Зачем этот меч в углу? Разве что… Юноша отчего-то улыбается тебе. Не подумай, он не рад появлению нежданного гостя. Ты не можешь порадовать закованного в цепи изуродованного судьбой раба. Он лишь насмехается над твоей одеждой. Над твоим видом. И это люди двадцать первого века? Хилые, бледные, сонные какие-то. Чем они занимаются целыми днями? Как будто вместо Плутона правят… Не старайся пробовать что-то ему сказать. Не поймёт да и не станет слушать. Ради чего ты здесь? Смотри дальше. Юноша делает рывок, чтобы встать с соломенной постели. Он поворачивается к тебе спиной. Клеймо за клеймом… один хозяин, два, три… сосчитать трудно, сколько их было. Представить трудно, что они делали с ним. В тебе просыпается жалость. Ты подходишь к клетке, внимая внутреннему порыву отворить её. Но у тебя нет ключей. Отодвигаешься на шаг. Движения юноши были бы смешными, не пойми ты данной ситуации, не увидь ты его ран. Он волочёт за собой мускулистые ноги медленно. Шарканье раздражает. Как свободный человек, ты теряешь терпение, ты бы давно взял кнут и подогнал его… Что это? Откуда это чувство? Генетическая память? Возможно. Возможно, именно поэтому юноша к тебе не откликнулся. Вдруг ты похож на императора, или же на какого-нибудь богача, или одного из его хозяев? Нет, не глядись в свой смартфон, тебе всё равно не узнать. Столько лет прошло… Юноша вдруг упирается рукой в стену, тяжело вздыхает, но остаётся на ногах. Он бы упал, не будь тебя здесь. Но перед свободными падать — значит потерять всякое достоинство. Он продолжает путь. Цепи гремят на руках и ногах. Его руки обхватывают меч. Ты не знаешь, как это расценивать, поэтому отходишь ещё на шаг. Между вами железные прутья, а ты пугаешься слабого молодого человека с мечом? Раздаётся его приглушённый смех. Скорее, кашлянье, а не смех. Ты смотришь то на его руки, то на меч. Невольно в голове зарождается догадка.  — Нет! — Кричишь ты, вдруг подлетев максимально близко к клетке. Твои пальцы впиваются в прутья. Твои глаза наполняются слезами. Он заносит меч над грудью. Так спокойно, будто это цветы. И сейчас эти цветы он подарит тебе… ему это ничего не стоит. Он ухмыляется. Остриё меча упирается в чёрствую кожу. Текут первые струйки крови. Ты слышишь сзади топот, грозные голоса, звон щитов и шлемов. Кто это?.. легионеры идут… Юноша вдруг произносит шёпотом:  — Vita sine libertate — nihil! Меч неслышно впивается в плоть. Юноша падает замертво. И всё исчезает. Колизей рушится, легионеры суетливо оглядываются: фаворит сражений мёртв… а значит, им тоже осталось недолго… Ты садишься в авто и мчишь подальше, куда глаза глядят, на высшей скорости. Не знаешь, просветление это или нет, но бежишь. Бежишь туда, где обязательно обретёшь свободу. Ведь жизнь без свободы — ничто.