Зима

Give me a shot to remember And you can take all the pain away from me Your kiss and I will surrender The sharpest lives are the deadliest to lead A light to burn all the empires So bright the sun is ashamed to rise and be In love with all of these vampires So you can leave like the sane, abandon me

      Поправляю галстук и выдыхаю. Сзади пронеслась женщина с тележкой, полностью забитой клетками с различными совами и мышами. Она везла их в свою лавку и по пути распихивала прохожих, постоянно извиняясь и поскальзываясь на льду. Я был в Косом Переулке всего однажды — когда на нашем рынке в Амстердаме закрыли магазин с магическими принадлежностями из-за неуплаты налогов, вследствие чего моим родителям пришла в голову потрясающая идея закупиться канцелярией в Лондоне, а заодно навестить родственников. Теперь же, я здесь потому, что «Ежедневный пророк» прислал мне сову с предложением стать их корреспондентом по добыче редких фотографий. Сейчас у них проводится что-то вроде благотворительной акции в помощь студентам, ищущим пути, как попасть в мир журналистики. Я таких путей не искал, но быть фотографом для «Ежедневного пророка» — это настолько большая честь, что у меня сейчас сердце откажет, серьезно. Кто знает, возможно, после Дурмстранга все хорошо сложится, и я благополучно буду работать на эту легендарную газету.       Как мне известно, сегодня на этой встрече в офисе «Ежедневного пророка» соберется около десятка студентов с их родителями, которых пригласили стать репортерами, редакторами, фотографами или корреспондентами. И сейчас я жду свою семью, которая должна была приехать к месту назначения минут пятнадцать назад. Отхожу в сторону, пропуская к входной двери какую-то девушку с родителями и снова поднимаю левую руку, смотря на часы. Я переживаю не из-за того, что мы можем опоздать, а только потому что бесконечно соскучился по своим родным, особенно по сестре.       Смотрю на себя в отражение окна и чертыхаюсь, пытаясь рукой пригладить непослушный вихор на голове. А после замечаю, что и галстук я завязал как-то по-тупому.       — Дай-ка лучше я.        Отрываю взгляд от проклятого галстука и вижу в отражении стекла улыбающееся лицо моей мамы. Резко разворачиваюсь и сгребаю ее в объятья, что она громко охнула и чуть не выронила свою сумочку.       — Мам, — утыкаюсь ей в шею и сжимаю сильнее.       — Здравствуй, любимый, — она хихикает и чмокает меня в щеку, — как ты подрос за эти полгода. Ты такой уставший, что-то случилось?       — Нет, мам, все в порядке,— улыбаюсь, отпуская ее, и опускаю глаза, находя Абэл. Не торопясь подхожу к ней, сажусь на корточки и, протянув руки, крепко обнимаю, после чего встаю, поднимая на руки. Кажется, она стала за это время еще легче и тоньше, чем раньше. Папа молча улыбается, а когда я отпускаю Абэл на землю, беря за руку, хлопает меня по спине.       — Молодец, сынок, я всегда говорил, что у тебя талант к фотографии.       — Брось, пап, меня еще не взяли, может, и не получится ничего.       — Ай, перестань, все уже решилось, — отмахивается в шутку рукой и открывает перед нами дверь в офис «Ежедневного пророка», — вперед!       Внутри мы обнаружили стойку, а за ней секретаршу, которая сидела, уткнувшись в свои бумаги, а вокруг нее вертелись какие-то записки, конверты и самолетики с посланиями. Подхожу ближе, надеясь, что она поднимет голову и скажет, куда нам идти, ведь отсюда вело еще четыре двери и одна винтовая лестница наверх. Но девушка продолжала заниматься своими делами, записывая что-то в огромный, потертый журнал в кожаном переплете. Пришлось кашлянуть, чтобы она наконец оторвалась от своего занятия. Лениво поднимает на меня глаза и изгибает бровь в немом вопросе.       — Здравствуйте, я студент, приглашенный для работы в «Ежедневный пророк», вы не подскажете, куда нам пройти?       Глубоко вздыхает и поворачивает голову направо, указывая, ого, на какую-то одну из четырех дверей. Пришлось проследить за ее взглядом, чтобы понять, куда именно нужно идти, и я, надеясь, что все правильно понял, поворачиваю ручку крайней двери.       Абэл смело шагает вперед, а после и мы все заходим внутрь. Этот офис внутри оказался намного больше, чем может показаться снаружи. Здесь было очень просторно, с высокого потолка свисала огромная, хрустальная люстра, справа был стеклянный лифт, поднимающий пассажиров на второй ярус. Повсюду сновали люди в красивой форме, стоял просто невероятный гомон, к которому прибавлялся еще и шум радио, что вещало через старинный граммофон, размером с маггловскую машину. Не успеваем сделать и несколько шагов, как на нас налетает какой-то парнишка. Он был ненамного старше меня, в очках, одетый в идеально выглаженную рубашку, кофейного цвета жилет и зауженные брюки. В руках у него был держатель для бумаги и карандаш.       — Добро пожаловать в главный офис «Ежедневного пророка»! Меня зовут Энди Ковальски! Вы один из приглашенных студентов? — его огромные, карие глаза были готовы буквально сожрать меня, да и вообще все, что он видел. Таких энергичных людей нечасто встретишь.       — Эм, да, — морщусь и снова обвожу взглядом помещение. Если здесь все такие как этот парень, то меня точно долго держать не будут.       — Отлично, назовите свое имя и фамилию, я найду вас в списке, — парень улыбнулся и наклонился к бумажке, готовый к труду и обороне.       — Алан Кэри…       — Нашел! Это, должно быть, ваши родители?       — Да.       — Замечательно! Пройдемте за мной!       Второпях хватаю Абэл за руку и, на секунду обернувшись на родителей, быстрым шагом пытаюсь поспевать за Энди, что уже убежал на несколько метров вперед.       — Прошу сюда! — он зашел в лифт и придержал дверь, пока мы подходили, а после пытались поместиться в тесной кабинке. Через несколько секунд мы уже оказались наверху, и парень повел нас к очередной двери, на которой на этот раз висела табличка «Международные отношения и связи. Скотт Бьюкенен», — А теперь прошу подождать здесь, — он снова улыбнулся и быстро прошмыгнул за дверь. Мы с папой переглянулись, но ничего не сказали. Уверен, он тоже немного опешил от столь энергичного приема. Ждать долго не пришлось, через несколько секунд паренек вернулся обратно и широко открыл перед нами дверь, — Проходите!       Это был просторный кабинет, весь отделанный деревом и бархатом. На стенах висели портреты, которые с интересом разглядывали вошедших. Абэл крепче взяла меня за руку. Тут тоже было шумно, так как помимо нас, здесь были и остальные студенты с семьями. Два эльфа разносили по комнате подносы с напитками и канапе. Вздрагиваю, когда гигантские настенные часы бьют полдень. Все тут же перестали разговаривать. Откуда ни возьмись появился мужчина, одетый в слишком яркую, красную мантию, с тюбетейкой на голове. При каждом движении через чур длинная кисточка головного убора постоянно била его по щеке. Он раскинул руки в стороны.       — Добро пожаловать, мои дражайшие друзья! — он широко улыбнулся своими белоснежными зубами, а затем упер руки в бока, — Добро пожаловать в сердце «Ежедневного пророка» — наш офис! Меня зовут Скотт Бьюкенен, я являюсь главным специалистом «Ежедневного пророка» по международным отношениям и сегодня буду вашим проводником в мир статей, новостей и шокирующих сенсаций. Каждый из вас уникален, каждый из вас долго и упорно писал нам, отправлял статьи и примеры своих работ. Мы выбрали лучших из лучших, поэтому, можете считать, что вы уже победили!       Все засмеялись и дружно захлопали, а мне стало как-то неловко. Я никогда не гнался за тем, чтобы попасть сюда, да и вообще то, что меня пригласили, стало неожиданностью, которая произошла из-за случайности. Если бы я не оказался у озера тогда, если бы эта русалка не решила вынырнуть именно в тот момент — меня бы тут не было. Возможно, какой-то более талантливый фотограф или художник пытался попасть в «Ежедневный пророк», а я занял его место. Поджимаю губы и сажусь на край диванного подлокотника.       — Сегодня вы станете частью нашей огромной и дружной команды, но навсегда останутся здесь далеко не все. В течение полугода вы будете на испытательном сроке, а после этого наша комиссия вынесет решение. Но как бы там ни было в итоге, за это время вы узнаете все тайны нашей газеты — ну, может, не совсем все, — снова смех, — вы наберетесь бесценного опыта и получите рекомендательное письмо, которое вследствие поможет вам поступить в университет или получить желаемую работу. А сейчас, — Бьюкенен взмахнул палочкой, и тут же из проигрывателя заиграл джаз, — прошу вас, наслаждайтесь музыкой, закусками, знакомьтесь, через несколько минут мы все друг другу представимся и покажем свои таланты!       Все снова загалдели, эльфы возобновили подачу еды и напитков, родители сбились в отдельные компании и громко обсуждали, чей ребенок лучше, и кто достоин остаться здесь работать. Абэл и отец пошли смотреть большой, встроенный в стену аквариум, а к маме пристала какая-то женщина с вопросом о том, где она купила такие туфли. Ну а я так и остался сидеть на подлокотнике, наблюдая за всем этим праздником жизни со стороны.       — Как будто на светском приема, а?       Поворачиваю голову и вижу справа от себя сидящего на диване парня, тоже, как и все, одетого в костюм. Его черные волосы были идеально уложены, а большие, голубые глаза с улыбкой смотрели на меня. Вроде бы и аристократ какой-то, но уж больно дружелюбный и без выпендрежа. Поправляю свой видавший виды пиджак, который надеваю на каждое важное мероприятие уже лет пять, и пожимаю плечами.       — Не знаю, я на светских приемах не бывал.       — Серьезно? — искренне удивляется и пододвигается ближе, отрываясь от спинки, — Ты же из Дурмстранга, я думал, что там все из именитых семей.       Даже не знаю, обижаться на это или нет, поэтому снова пожимаю плечами.       — Мой отец раньше работал преподавателем в Дурмстранге, думаю, меня туда приняли по старой дружбе.       Тянет что-то типа «Понятно» и поджимает губы. Кажется, что он разочаровался, но тут снова пододвигается ближе и протягивает руку.       — Я Эдвард Вандер, кстати, — широко улыбается и хлопает своими длиннющими ресницами. Пялюсь на него как идиот, но все же пожимаю руку.       — А я Алан, Алан Кэри.       — Приятно познакомиться! Так ты говоришь твой отец преподавал в Дурмстранге? А что за предмет?       — Историю магии, — провожу рукой по волосам и отвожу взгляд, понимая, что это самая скучная должность в школе. За исключением, может, мастера по Рунам. Тут Эдвард засмеялся и прикрыл рот рукой, — Ты чего? — хмурюсь, не понимая, что творится в голове этого парня.       — Извини, просто, — он откашлялся и попытался принять свой обычный вид, — у нас этот предмет вообще призрак ведет.       Смотрю ему в глаза, а потом, не сдержавшись, смеюсь, закрывая лицо ладонями.       — Все настолько плохо? — говорю я через руки.       — Да, — Эдвард снова засмеялся и похлопал меня по спине, — прости дружище.       — Ладно, теперь я хоть знаю, почему люди называют меня занудой.       Тут на внезапно появившуюся сцену вспрыгнул Энди Ковальски и, взмахнув палочкой, наколдовал стойку для оратора.       — Друзья, прошу внимания! Сейчас мистер Бьюкенен будет вызывать на сцену каждого из десяти прибывших, чтобы представить вам свое творчество. Карл, приготовься, пожалуйста, — он указал рукой на парня с камерой, что стоял в углу комнаты, и хлопнул в ладоши, после чего шторы на окнах задернулись, и загорелся свет прожектора. На стене, у которой стояла стойка со сценой, появилась эмблема «Ежедневного пророка», поднялся мистер Бьюкенен. Ко мне подошла Абэл и взяла за руку.       — Твои фотографии будут самыми лучшими, Ал, — тихо сказала она и улыбнулась.       — Спасибо, — сжимаю ее пальцы и поднимаю голову, смотря на то, как первая девушка уже поднялась на сцену.       — Здравствуйте, дорогие гости, меня зовут Лили Варош, я пишу с четырех лет и не представляю свою жизнь без публицистики.       Все охали и ахали, когда увидели фотографии русалки, а потом хвалили хорошие снимки студентов Дурмстранга, сделанные во время занятий. Кто-то предложил ввести в Ежедневный пророк рубрику «Школы», где бы писали про студентов разных школ, а я бы ездил по этим учебным заведениям, чтобы снять «быт». А еще было много муторных рассказов студентов про то, как они всю жизнь мечтали стать репортерами, как их мамы целовали их в попу и с детства пророчили им судьбы великихжурналистов. Почти все говорили одно и то же. Но, когда на сцену поднялся Эдвард, я решил послушать.        — Всем привет, — он мило улыбнулся и убрал за ухо темную челку, — Не люблю толкать умные речи, хотя это, наверно, покажется странным, здесь ведь одни великие журналисты, — все засмеялись, но никто не понял, что это был стеб. Улыбаюсь и складываю руки на груди, — У меня в голове была четкая картинка — я хожу за своим папой и ловлю каждое его слово на всяких важных собраниях инвесторов и на подобных «интереснейших» мероприятиях, — Эдвард посмотрел на свою семью. И снова улыбнулся, видя, что отец смеется, — Но одним прекрасным днем я писал сочинение для одного своего однокурсника, взамен на две пачки Парламента, которые я, конечно же, не скурил, курить — это плохо. А потом это сочинение попало в руки одного парня, который разбирается во всем на свете, и он сказал, что мне нужно попробовать попасть в школьную газету. И через некоторое время я огорчил своего отца, сказав, что не буду бизнесменом — я стану журналистом. И мой приход сюда — доказательство того, что я, вроде бы, на правильном пути. Прости, пап, — он посмотрел на своего отца, а тот лишь в шутку отмахнулся.       С этого дня я стал делать фотографии не чисто для себя, а для серьезной газеты, получая просто максимальное количество полезного опыта, а еще официальную зарплату. Появилась возможность наконец-то купить себе нормальный пиджак.              Я очень долго ждал момента, когда снова окажусь дома, со своей семьей. Рождество — это обычно самый долгожданный и любимый праздник. Но в последнее время я не могу спокойно спать, даже родная кровать не может это исправить. И мои синяки под глазами не заметит только слепой, поэтому в один из дней, когда мы сидели все вместе в гостиной у камина и смотрели какое-то бесполезное маггловское телешоу про поваров, мама положила руку мне на плечо и позвала за собой. Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что она хотела выпытать у меня все тайны, которые я не хотел раскрывать, но я все же поднялся с кресла и пошел за ней. Мы прошли на кухню, и мама, облокотившись спиной о кухонный гарнитур, сложила руки на груди и посмотрела на меня испытывающим взглядом. Открываю холодильник, достаю бутылку сока и наливаю в рядом стоящий стакан. Молчание. Делаю вид, что ничего не понимаю и пожимаю плечами.       — Ты что-то хотела?       Вскидывает брови.       — А ты ничего не хотел мне рассказать?       — Нет,— делаю глоток, понимая, что вместо сока сейчас мне необходима сигарета, но родители не знают, что я курю,— А что не так?       — Что не так? Алан,— она тяжело вздохнула и потерла переносицу,— ты себя в зеркале видел? Ты как будто не спал уже месяца два.       Не сдерживаюсь и хмыкаю, ибо это была чистая правда.       — У меня в последнее время проблемы со сном, я не знаю почему.       — Ты ведь врешь мне,— подходит ближе и берет меня за руки. Не люблю, когда она так делает, это рушит все мои барьеры, и я не могу больше притворяться,— Скажи мне, что случилось,— снова этот взгляд,— если хочешь, папа ничего не узнает.       Отвожу глаза в сторону. Ну, вот и как вы себе это представляете? «Мам, я встречался с выпускником в четырнадцать лет, в этом году он вернулся в школу, чтобы убить преподавателя по зельям, но вышло так, что мы узнали о его планах и не сообщили директору, из-за чего этот парень сам умер. А еще я виню себя в его смерти, которая снится мне чуть ли не каждую ночь, из-за чего я предпочитаю вообще не ложиться спать».       —Мам, я просто перенервничал из-за экзаменов. И вообще, знаешь, еще Ориентирование, выпускные экзамены, там нужно как-то поступить в Оксфорд. Просто волнуюсь.       Смотрит на меня какое-то время, после чего отпускает мои руки и забирает мой стакан с соком.       — Поговори хотя бы с Абэл. Я не хочу, чтобы ты опять замкнулся в себе из-за чего-то, чем не можешь поделиться и натворил глупостей.       Киваю, а ма уходит обратно в гостиную. Да, глупости мне определенно точно ни к чему.       Не думаю, что для кого-то незнакомо это чувство, когда в голове настойчиво сидит какая-то мысль, какое-то дело, которое нужно рассказать, но ты никак не решаешься подойти к человеку и выложить все как есть. Я ходил так вокруг да около все рождественские каникулы. Абэл видела, что я хочу поговорить с ней, но не настаивала и ждала, когда я сам для этого созрею. И только когда уже настал вечер перед обратным отплытием в школу, я, наконец, постучал в дверь ее комнаты.       — Да?       Медленно открываю дверь и захожу внутрь. Аб сидела на кровати, прислонившись спиной на подушки, и рисовала что-то в своем скетчбуке — вокруг были разбросаны сотни карандашей, где-то была даже стружка от точилки.       — Мама увидит вот это все,— обвожу пальцем кровать,— опять устроит взбучку.       — Я не виновата, это творческий процесс, а за столом неудобно,— подтягивает коленки ближе, прижимая рисунок к груди.       Поправляю цветное, стеганое покрывало, съехавшее до самого пола, и сажусь рядом. Сзади что-то с глухим стуком бухается вниз, и я оборачиваюсь. Наш белый, жирный кот Пьер (в честь любимого книжного героя Аб — Пьера Безухова) спрыгнул со своего привычного места пребывания — подоконника. Кажется, что он там не сидит только когда ест и ходит на лоток. Над кроватью мигает золотая гирлянда, иногда прерываясь. Надо будет починить.       — Есть для меня несколько минут?— спрашиваю, пытаясь выдавить из себя что-то наподобие улыбки. Аб просто кивает, смотря на меня очень внимательно. Тру лицо руками, думая, с чего же начать. Но с ней проще, ибо ей я рассказывал про то, что встречался с парнем, которого потом возненавидел. Даже не начинайте втирать про то, что она была и остается пока слишком маленькой для этого. Я же не рассказываю ей все во всех подробностях. А в том, как поддержать и подобрать нужные слова она всегда знала толк,— Помнишь того парня, с которым я встречался несколько лет назад? Антона?       — Помню.       — Так вот, он приехал в этом году снова в Дурмстранг, чтобы стать мастером по зельям.       — У вас разве нет мастера по зельям?— вскидывает бровь.       — В том то и дело, что есть. Я узнал, что Антон хочет убить профессора Флоритс Барта, чтобы занять ее место.       — Убить? Ради места учителя в школе?— хмурится и откладывает скетчбук в сторону, обхватывая колени руками.       — Да, это долгая история. Но еще я узнал, что он меня любит, что на убийство его сподвигают обстоятельства, которым он боится противиться. Антон хотел отравить профессора, но когда мы с друзьями попытались ему помешать…       — С каких пор у тебя есть друзья?       — Ладно, не друзья, просто однокурсники. Когда мы попытались исправить ситуацию, он по ошибке сам выпил яд и… умер.       Снова молчание. Абэл поджала губы и уставилась в какую-то точку на стене.       — Ал, — она повернулась ко мне,— Ты ведь не винишь себя в его смерти из-за того, что он любил тебя, а ты не смог предотвратить случившееся?       Смотрю ей в глаза, ничего не отвечая, что красноречивее любых слов.       — Вот и зря. Потому что ты бы все равно ничего не смог сделать. Не в тот ,так в другой раз.       — А вдруг?       — Нет. Кому, как не нам с тобой об этом знать?— улыбается краем губ, а меня прошибает.              — Твою мать.       Затягиваю узел веревки на железных прутьях, чтобы лодка никуда не уплыла и, поправив съехавшую на глаза шапку, поднимаю голову.       — Я что-то сделал не так? — смотрю на Лею и то, как она хмурит свои светлые брови. Поворачивается в мою сторону и как будто видит первый раз за день.       — А? Да нет, все отлично. Наверно, — садится на бревно, поросшее зеленым мхом и полностью прогнившее, и подпирает голову рукой, — До меня только сейчас дошло, что Ориентирование через две недели, а я полный ноль в Боевой магии и Курсах по выживанию.       Сажусь рядом и усмехаюсь.       — Если бы это было так, то сейчас ты бы помогала Форелл отдраивать мраморные полы, а не торчала со мной здесь без дела.       Смотрит на меня недоверчиво и тяжело вздыхает.       — Алан, ты же понимаешь, что я сдохну там. Какой-нибудь Габ Кеннет случайно наткнется на меня в лесу, не заметит и задавит своим телом из горы мускулов. Или заметит и решит прикончить из жалости, — Лея смотрела на свои пальцы, туда-сюда надевая старое, серебряное кольцо.       Я понимаю ее переживания, понимаю, почему это не дает ей покоя с момента, как мы снова оказались в этой школе первого сентября. Ориентирование — это такой промежуточный экзамен, проводимый для студентов с седьмого по десятый курс, где их разделяют на команды по три-четыре человека и на три дня кидают за территорию школы выживать. И пока вы ходите по лесам, холмам, горам и переправляетесь через речки, вы натыкаетесь на разного рода дичь. Как вам вариант быть сожранным местным озерным кальмаром, размером с Лох-Несское чудовище? Или, как часто это бывает с парнями, во время ловли рыбы (жрать-то что-то нужно) приплывают русалки, поют вам свои чудо-песни, а потом утаскивают на дно. И только сам Мерлин знает, что эти бабы с рыбьими хвостами там делают со своими жертвами. В прошлом году меня утащили под землю Дьявольские силки и чудь не придушили. Благо я был в команде со Стивеном, и он вовремя меня вытащил. Что же касается Леи, то она со своей командой в прошлый раз столкнулась с оборотнем. И если бы она сразу применила нужное заклинание, а не запаниковала и выпалила первое, что пришло в голову — у девочки Мэнди Кроуфорт не оторвало бы полруки. Конечно, руку потом отрастили в Медицинском пункте, но зрелище было то еще. Лея до сих пор не может смотреть Мэнди в глаза и старается обходить стороной настолько, насколько это возможно. Ну, и команда их оказалась тогда на последнем месте.       — Я могу попробовать подтянуть тебя по теории, — нервно кусаю край губы и достаю из кармана пачку сигарет, предлагаю Лее. Вместе закуриваем и смотрим, как у кустов копошится мелкий низзл. Лея хмыкает.       — Теория. Теорию и я сама знаю идеально. Боже, ну почему именно Дурмстранг?       Сидим так еще какое-то время, после чего она тушит сигарету о бревно, поднимается и идет в сторону общежития.       — Лея!       Оборачивается, что волосы резко ударяются об ее щеку.       — Ты сдашь это Ориентирование на раз-два, я найду способ.       Запрокидывает голову назад и отсюда слышу, как фыркает.       — Две недели, Алан! Мы, конечно, волшебники, но хреновые.              Стягиваю с головы теплую, вязаную шапку и трясу головой, чтобы волосы хотя бы немного перестали быть похожи на гнездо. До боли знакомая дверь. Но сегодня я здесь не за этим. Два раза стучу по дереву костяшками пальцев и отхожу на шаг назад. Конечно же, сначала подумает тысячу раз, прежде, чем все же поднять свою ленивую задницу с кровати и открыть дверь, поэтому жду хренову тучу времени, прежде, чем мне, наконец, открывают.       — Ого, — Лео сначала замирает, а потом его лицо расплывается в этой его улыбке. Он качнулся, но тут же встал прямо, и я понял, что он в говно бухой, — Ты все же принял мое предложение видеться не только по понедельникам? — он в одних трениках, наваливается на дверной косяк и складывает руки на груди.       — Я к Рею, — раздраженно закатываю глаза и пихаю шапку в карман дутой куртки.       — Неужели? — вскидывает бровь, — А Виндзор не говорил, что сменил ориентацию. Ты не пиздишь мне, Алан?       — У меня мало времени, где Виндзор? — пытаюсь разглядеть в комнате Рея, но Лео закрыл собой весь обзор и рассмеялся. Отхожу на шаг назад и хмурюсь, — Линдберг!       — Кэри! — пьяно икает, — Если скажешь мне в чем дело, возможно я помогу тебе, — довольно скалится. Закатываю глаза и шумно выдыхаю.       — Лее нужна помощь с Боевой магией и выживанием, а Ориентирование через две недели. Улавливаешь суть, я надеюсь?       — Вообще-то, я тоже разбираюсь в этом, но моя кандидатура не рассматривается, да?       — Можно подумать, что ты хочешь этим заниматься.       Будто задумывается на несколько секунд, после чего сует руки в карманы и пожимает плечами.       — Да, не хочу. Но мне все равно обидно! — Лео строит обиженную мордаху и вздыхает.       — Мне плевать, где Виндзор?       Весь этот цирк начинает мне откровенно надоедать, и я начинаю терять остатки самообладания, чтобы не наорать на Линдберга. Снова усмехается.       — Я здесь, а что?       Оборачиваюсь настолько резко, что голова начинает кружиться, и натыкаюсь на Рея, стоящего прямо за мной.       — Надо поговорить…       — Если что, я всегда за тройничок! — выпаливает Лео и я тут же захлопываю дверь перед его носом. Рей вопросительно вскидывает брови и сует руки в карманы джинс.       — Если ты о том разе, когда я спалил вас с Лео в кабинете зелий, то я никому не сказал, и никто, кроме меня, этого больше не видел.       — Боже, — морщусь, — Нет. Давай сделаем вид, что этого не было.       — Как скажешь. А ты о чем? — усмехается, а мне хочется поскорее свалить.       — Я тут по поводу Леи.       — А что с ней?       — Она меня убьет, если узнает, что я прошу за нее, но сама она и не подойдет, — нервно провожу рукой по волосам и шумно выдыхаю, — Ей необходима практическая помощь по Боевой магии и выживанию, а ты в этом деле один из лучших.       Вдруг Виндзор начинает смеяться, запрокинув голову назад, а я так и не понял, над чем.       — Мне, конечно, приятно, что ты обо мне такого высокого мнения, но я сам уже предложил Лее помощь по этому поводу, иначе она бы сдохла. Она, вроде, твой лучший друг, а ты ебешься с Лео, а он мой лучший друг, да и Лея нормальная…       — Ахуеть, — пялюсь на него, не веря тому, что слышу.       — Да, — усмехается и поправляет лямку рюкзака на плече, — иногда даже такой распиздяй, как я может быть полезен — сам в шоке.       Поджимаю губы, не зная, как продолжить разговор, но Виндзор, видимо, как и я, в нем не заинтересован, поэтому вытаскивает правую руку из кармана и протягивает ее мне.       — До встречи, Алан!       Пожимаю его руку и киваю.       — Спасибо, Рей.       — Да завязывай, — наклоняет голову набок, но все же улыбается краем губ, после чего я отхожу от двери, чтобы он вошел, а сам направляюсь в сторону женского общежития. Даже не сказала мне, пизда.              Я держал в руках свой разбитый айфон и думал, стоит ли звонить сейчас. Или тех трех звонков за это утро было достаточно? Блядская школа, из-за которой я не могу быть рядом со своей сестрой. Сжимаю телефон в руке и слышу, как его экран трескается еще больше.       Сегодня ночью Абэл приснился очередной кошмар. Мама прислала мне смс со словами «Сегодня опять». И за сегодняшнее утро я позвонил им уже три раза. После того, как я услышал в трубке надломленный голос сестры с просьбой вернуться домой, а отец забрал у нее телефон, я долбанул айфон об стену.       Слышу бряканье уведомлений, приходящих одно за другим. Чертов турнир по Квиддичу. Я, конечно, понимаю, что нужно поддерживать свою команду, за которую болеешь, но не надо же, блять, терять контроль и проводить за этим все свое свободное время, при этом оскорбляя своих соперников. Совсем ебнулись.       Сегодня ночью мы с Лео едем в Портовый городок на концерт одной гаражной группы. Линдберг отнекивался до последнего, но мне надоело смотреть, как он бухает без продыху, поэтому стараюсь выводить его из этого состояния так, чтобы он этого не замечал. Не говорю ему: «Лео, хватит пить!» это не сработает, только не с ним. Но отвлекать его я могу.       Надеваю теплый бомбер, кроссовки и выхожу из комнаты. В беседе узнаю у Лео, где он торчит со своими друзьями, и направляюсь туда, попутно проверяя новые посты о предстоящем турнире. Нахожу их компашку у разваленного запасного выхода и тут же ловлю взгляд Лео. Подхожу ближе и прошу у Рея зажигалку, чтобы закурить. Они болтали о гребаном турнире, опять. Каллисто говорила о том, что необходимо увеличить количество тренировок, чтобы шансы на победу возросли, какие-то девчонки из ее команды ей поддакивали, а Рей и Лео будто их и не слушали, просто молча курили. Но когда подошел я, Лео внезапно оживился. Не подумайте, мне чертовски нравится Лео, я хочу проводить с ним время, но мне не нужна всеобщая огласка. Но ведь он плевать на это хотел. Кладет руку мне на плечо, забирает из моего рта сигарету и затягивается, выдыхая дым мне прямо в лицо. Хотя у него была своя сигарета. Молча смотрю на него, пытаясь не подавать виду, что расстояние между нами сократилось слишком сильно, и мне становится некомфортно. Девчонки все еще болтают о том, какие метлы лучше.       — Привет, сладкий,— Лео убирает с моих глаз нависшую челку и, будто случайно, задевает пальцами мои губы, все еще хочешь на этот концерт?       Хмыкаю и убираю его руку с плеча и затягиваюсь.       — Конечно. Думал, что отделаешься от меня?       — Ну да,— он тушит сигарету о грязную стену,— Надеюсь, что сегодня ты умотаешься еще на турнире, и мы никуда не пойдем.       — Надейся.       Линдберг усмехается и осматривает меня с ног до головы.       — У тебя секси носки, Кэри,— опускаю взгляд на ярко-синие носки, выглядывающие из-под джинс, и закатываю глаза. Тут к нашей компании подходит какой-то парень. Кажется, я его видел, но имя точно не помню. Он подходит к Лео и кладет руку на его талию. Ахуевше смотрю на это нахальство и давлюсь дымом.       — Привет, Лео, я твой Оскар,— парень улыбается, а потом и он и Линдберг с Реем взрываются от смеха. Все так же сверлю этого Оскара-хуескара взглядом,— Я слышал, что ты ценитель хорошей выпивки. Вчера вечером я выцепил у завхоза приличное пойло. Зови всех своих и перед матчем можем посидеть, расслабиться. Кстати…       Тут мой рот начинает говорить, опережая протестующий мозг.       — Эй, Лео,— он оборачивается,— Ты вчера говорил про какое-то новое граффити. Думал, я забыл?       Лео непонимающе уставился на меня и хотел, наверно, ляпнуть «Какое нахуй граффити, Кэри?», но по моему взгляду понял, что делать этого не стоит и просто открыл, а потом закрыл рот. Через секунду его лицо стало таким довольным, что захотелось по нему врезать.       — А-а, граффити, точно, поймал меня, Кэри, а я-то хотел отделаться от тебя. Прости, старик,— он подмигнул Оскару, который, кажется, вообще ничего не понял,— обещания надо держать. Давай в другой раз, ладно?       Лео берет меня за руку и уводит через заброшенный коридор куда-то вглубь замка. Пытаюсь вырвать руку, но ничего не выходит, поэтому начинаю только громко сопеть, не понимая, куда тащит меня Линдберг.       — Слушай, я все понимаю, до тебя могло не дойти, но штука с граффити была уткой…       Резко прижимает меня к стене так, что из легких выбивает весь воздух, и упирается коленом мне в промежность. Издаю какой-то непонятный набор звуков.       — Кэри, я все понимаю, до тебя могло не дойти, но раз уж ты это начал, то я все закончу,— с этими словами он прикладывает меня головой за волосы к стене, что подбородок запрокидывается, и проводит языком от моей ключицы до шеи. Громко выдыхаю, хватаясь за его плечи. Блядский Линдберг. Оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никого рядом нет и расслабляюсь, Ты что, ревнуешь, малыш? обхватывает мочку моего уха зубами и дышит прямо в него. По телу пробегает табун мурашек, добираюсь до места ниже пояса.       — Нет,— выдыхаю слишком шумно,— Я слышал… слышал, что этот Оскар тот еще мудак. Не хочу, чтобы ты с ним связывался.       Чувствую, как рука Лео забралась под мой свитер и шарит так, будто он там хозяин. А потом начинаю шипеть, ибо этот говнюк схватил пальцами мой сосок и скрутил его. Довольно улыбается, как кот, обнюхавшийся валерьянки и продолжает. Кусаю губы и откидываю голову, прижимаясь к телу своего любовника своим как можно сильнее.       — Ты переживаешь за меня?— тихо спрашивает Лео, все так же улыбаясь. Пытаюсь сфокусировать взгляд на его глазах, запускаю руку в блондинистые волосы и притягиваю к себе, впиваясь в его губы так, чтобы ответить без слов. Чтобы он все понял.       Линдберг начинает расстегивать мой ремень, и я шарахаюсь.       — Тише, тише, принцесса,— он снова с силой прижимает меня к стене, проникая рукой в мои трусы. Из моих губ вырывается громкий стон, как только холодны пальцы Лео обхватывают мой член, и у меня подкашиваются ноги. Слишком опасно. Слишком стыдно. Лео накрывает мой рот рукой,— говорю же тише,— улыбается еще шире,— ты же не хочешь, чтобы все узнали, что я дрочу тебя прямо в коридоре, сахарный?       Кэри, ты, блять, стал настолько одержим этим парнем, что позволяешь снимать с себя штаны в чертовом коридоре. Пора с этим завязывать.       Через силу раздираю глаза и понимаю, что чувствую себя так, будто не спал вовсе. Привыкнув к свету, пытаюсь понять, где я нахожусь. Приподнимаюсь на кровати и оглядываюсь. Вместо привычной черной, кирпичной стены перед глазами вижу облупившуюся серую краску, старые льняные шторы и какое-то подобие комода. Я явно не в своей комнате. Прохожусь глазами по полу и наблюдаю следующую картину: повсюду разбросана одежда, у порога в комнату разбита бутылка какого-то дешевого виски, а одна из гардин оборвана на половину, с комода свисает застывшая свеча, которая, по всей видимости, стекала с него, когда была опрокинута. Медленно поворачиваю голову налево и вижу до боли знакомое лицо. Лео спал, обняв подушку, а его нога выглядывала из-под одеяла и лежала на мне. Вчера был явно не понедельник. Вчера была суббота. Что мы делали? Мы пошли на концерт. В голове вспышками появлялись картинки с неоновым светом, громкой музыкой, музыкантами, толпой людей и… Линдбергом. Рукой инстинктивно прикасаюсь к шее и вспоминаю то, как Лео целовал меня в нее у всех на глазах. Помню, как отталкиваю его. Помнюнеконтролируемое количество алкоголя, грязный туалет, тесную кабинку, скользкий пол… Дальше не помню ничего. Но, глядя на то, в каком состоянии находится эта жалкая комнатенка, можно понять, что здесь произошло. Не то чтобы меня это удивляет, шокирует или огорчает. Меня кое-что угнетает. И отнюдь не наши перепихоны в мужском туалете. Это уже не просто перепихоны. Раньше для этого дела мы встречались только по понедельникам, теперь же мы трахаемся чуть ли не каждый день, иногда завтракаем вместе, ходим вместе курить, сидим на парах тоже вместе. Это какая-то блядская парочка из сопливого, подросткового сериала. Но мы не парочка, нет!       Медленно выскальзываю из-под одеяла и ищу в этом хаосе свои трусы. Вижу только линдберговские и, матерясь под нос, надеваю сразу джинсы. Слышу, как Лео завозился в постели и оборачиваюсь. Его левая рука упала на то место, где до этого лежал я, а сам он как-то недовольно сощурился. На долю секунды в голове мелькает мысль, чтобы забраться обратно на кровать к нему, но тут же шепотом ору за это сам на себя и продолжаю одеваться. Нахожу свой фотоаппарат, который, слава Мерлину, остался цел, и замираю, смотря на Лео. Не знаю зачем, но поднимаю камеру и быстро щелкаю его, после чего тихо покидаю комнату.       Кидаю взгляд на наручные часы и понимаю, что до отплытия первого рейса корабля до школы осталось семь минут. Ускоряю шаг, а потом и вовсе пускаюсь бежать. Я не знаю, почему меня так сильно тянуло скорее уйти отсюда. Мне настолько сильно хотелось уже сесть на корабль, что внутри все разрывало. Разрывало от бесконечных метаний, желания, чтобы все стало так, как было, и того, что хочется остаться. Мне кажется, не добеги я до причала еще пару минут, я бы взорвался. Глаза почему-то начинает мерзко щипать, и я снова матерю сам себя. Запыхавшийся подбегаю к кассе и покупаю билет. Пожилая кассирша была настолько медленной, что хотелось на нее заорать. Я чувствовал себя так, будто за мной гнался оборотень, будто подо мной пропадает земля и единственная надежда на спасение это этот чертов корабль. Когда заветный билет оказывается в моих руках, несусь к причалу, откуда уже собрался уходить контролер. Впихиваю ему бумажку в руки и пытаюсь не выплюнуть свои легкие от нехватки воздуха. Смеряет меня недовольным взглядом, но все же рвет на билете уголок «контроль» и пропускает на корабль. Бегом поднимаюсь по деревянному мостику и застываю.       — Кэри!       Медленно оборачиваюсь и понимаю, что с моего подбородка что-то капает. Чертовы слезы. Кэри, ты, мать твою, серьезно? Тебе по ебалу дать? На причале стоял Лео, весь запыхавшийся и одетый так, будто напялил на себя все это за секунду. Смотрим какое-то время друг другу в глаза, после чего Линдберг показывает мне средний палец и разворачивается. Корабль уже отплыл и набирает обороты. Провожаю его удаляющуюся фигуру взглядом, пока она не скрывается за дверью местной забегаловки, после чего и сам поворачиваюсь в сторону кают.       Плыть еще три часа, и я понимаю, что я не выдержу столько времени наедине со своими мыслями. Лео, Абэл, Антон. Проще скинуться за борт. Мне нужно что-то, чтобы забыться. Вылетаю из каюты и натыкаюсь на какого-то парня.       — Есть алкоголь? —, спрашиваю я, даже не разобравшись, с кем именно я говорю.       Незнакомец ухмыляется и осматривает меня. Не помню, чтобы этот парень учился в нашей школе. Но и больше восемнадцати ему не дашь. Он был весь в татуировках, голова побрита почти на лысо, а глаза были подкрашены черным карандашом.       — Нет, братишка, — он складывает руки на груди и снова оглядывает меня. Видимо, я выглядел так, будто тонул прямо на корабле, что мне просто необходимо нажраться в хлам. Я уже хотел пойти дальше, чтобы попытать удачу где-нибудь в другом месте, но этот парень останавливает меня за плечо, — Но есть кое-что получше.       Мы заходим в одну из кают, где спят обычно по пять человек. Но здесь людей было намного больше.       — Спрауд! — громко провозгласил имя моего спутника какой-то бородатый парень, сидящий в углу каюты с картами в руках. Он играл в них с таким же обросшим мужчиной, на коленях которого сидела полуголая девица с выбеленными волосами и мерзко накрашенным лицом, — Ты привел к нам нового компаньона?       Спрауд хлопнул меня по плечу, что я поперхнулся воздухом, и заулыбался.       — Народ! Знакомьтесь, — он указал на меня рукой, — это Алан Кэри и сегодня он плывет с нами! Главное не забыть высадить его в школе.       Люди вокруг мерзко захихикали, кто-то присвистнул. Я услышал, прошепелявленное «школьничек» и заозирался. Идея нажраться в компании этих людей привлекала меня все меньше. Но отступать было уже нельзя.       — Давай, Алан, садись! — гаркнул тот бородатый парень и с силой потянул меня вниз, я плюхнулся на видавший виды матрац, — Что предпочитаешь: ЛСД или кокаин?       — Я-я не знаю, — невнятно промямлил я, наблюдая за тем, как эта неприятная девушка постепенно подбирается ко мне.       — Ты что, ни разу не пробовал дурь? — он выпучил на меня свои глаза, зрачки у которых были явно больше нормального размера. Я покачал головой, — Энди! — он окрикнул какого-то худощавого паренька. Тот обернулся, и меня передернуло. Он был худой настолько, будто не ел, по меньшей мере, год. Его глаза впали в череп, синяки под глазами были бордового цвета, чтобы выглядело очень стремно на фоне белой, как бумага, кожи, — Дай-ка мне новенького, — парень недоуменно на него уставился, — ну те пакеты, что мы вчера вечером притащили.       Энди как-то неуверенно и вяло качнул головой, стал рыться в крошечном сундучке, из которого вытащил здоровый такой мешок, из которого, в свою очередь, вытащил мешок поменьше и принес его нам.        — Что это? — спрашиваю я. Блондинка устраивает свою задницу на моих коленях и обвивает рукой шею. Я чувствую от нее запах пота, дешевого парфюма и секса. Тянет блевать.       — Это, малыш Алан, лучшее, что случится с тобой за последнее время. Тентакула и кокаин.       — Это безопасно? — понимаю, что это самый тупой вопрос на свете, но он вырывается у меня сам по себе. Как я и ожидал, бородач расхохотался.       — Конечно-конечно, он довольно высыпает из пакетика белый порошок на крохотный столик, за которым он и его напарник играли в карты, достает из кармана перочинный ножик и делает три дорожки. Сердце начинает биться быстрее, хочется вскочить и скорее убежать. Но ноги как будто онемели. То ли от страха, то ли от веса этой девки, которая уже вовсю лизала мое ухо, — Смотри, Алан, — парень поворачивает мое лицо в свою сторону обеими руками, а потом указывает на дурь, — зажимаешь одну ноздрю, да поплотнее, — он показывает на себе, — нагибаешься как можно ближе к дорожке и быстро втягиваешь ее носом. Понял?       Киваю несколько раз, а сам понимаю, что не услышал ни единого его слова. Спихиваю девку с себя и наклоняюсь. Здравый смысл все еще пытается до меня достучаться.       — Почему ты не показал, как это делать на себе?       Бородач ничуть не удивляется моему вопросу и с уверенность заявляет, что уже принял сегодня. На тот момент этот ответ меня удовлетворил, поэтому я быстро нагнулся и сделал все, как мне показали. Резко откидываюсь назад, ударяясь головой об стену, и закрываю глаза. В носу и горле все дико болело, глаза слезились, из них потекли слезы.       — Ну, все, — пробормотал мой «учитель» и пошел куда-то в сторону Спрауда. Сначала я ничего не чувствовал, но постепенно мое тело стало развозить. Как только я попытался оторвать голову от стены, все вокруг резко закружилось, от чего я камнем упал обратно. Блондинка мерзко рассмеялась и уселась на меня.       — Ты такой хорошенький. Такой сладкий, что хочется тебя всего облизать, — проворковала она. Хотел отстранить ее от себя, но руки были такими ватными, что висели плетьми. И тут я понял, что попал. Со мной теперь могли делать все, что угодно. Единственное, чего мне хотелось чтобы здесь оказался Лео, — Лео? Кто такой Лео? Или она? — кажется, я сказал это вслух, — Милый, ты что, по мальчикам? — перестаю видеть ее лицо, только разноцветное пятно с шевелящимися гусеницами вместо рта, — Ты просто не встречал девушку, способную разбудить в тебе настоящего мужчину.       Чувствую, как она стягивает с меня бомбер, затем и толстовку. Сейчас бы откинуть ее от себя, да вот только нельзя. Ее намалёванные губы исследуют мою грудь, а руки тянутся к ширинке.       — А ты и правда помечен, мальчик, — блондинка проводит своим когтями по многочисленным засосам на моей скуле, шее и груди, — Но, я думаю, твой парень не будет против, если ты немного развлечешься без него. Всегда было интересно трахнуться с геем…       —Кендис! — слышу незнакомый голос сквозь пелену непонятных шумов в моих ушах, — Отстань от него! Мы испытываем новую дурь, ему и так досталось, глянь на него.       Кендис какое-то время молчит, после чего с силой сдавливает мой член через джинсы, от чего в моих глазах темнеет, и засасывает напоследок, а потом уходит. Меня начинает тошнить, перед глазами плавают темные пятна. Гомон становится для меня слишком громким. Затыкаю уши и падаю на пол, к качке которого прибавляется моя собственная качка.       — Блять, он блеванул!       — Фу!       — Кто-нибудь, уберите его из этой лужи!       — Зачем ты привел его? Он же молокосос!       — А на ком еще тестировать новую дурь? На тебе?       — Да пошел ты!       — Уберите пацана из блевоты!       — Сам притащил его сюда сам и убирай!       — Энди!       Голоса смешиваются в один сплошной шум, от чего мой мозг просто разрывает, и я вырубаюсь. Последнее, что я вижу это измученное лицо того худого паренька.              Сознание мучительно возвращается в тело, когда кто-то сильно ударяет меня раз за разом по лицу. В ушах звенит. Открываю глаза и вижу перед собой размытое пятно. Пятно, которое орет на меня и херачит по лицу. Шум постепенно расщепляется на отдельные звуки.       — Алан! Алан, ебать тебя за ногу! Алан, очнись!       Когда я понимаю, с каким именно пятном имею дело, лицо расползается в вымученной улыбке.       — Лео.       — Ты жив, блять?! Ты жив! — Лео прижимает меня к себе так, что хрустят кости, а дышать становится нечем. Но я хочу, чтобы так было. От этого становится очень хорошо. Снова закрываю глаза, — Какого хуя ты сделал? Ты ебанулся? Ты, блять, ебанулся?! Хуйло! — он целует меня в лоб и щеки, все еще прижимая к себе, — Я тебя убью, — выдыхает он мне в волосы, а я окончательно расслабляюсь и хочу, чтобы эти руки держали меня всю жизнь. Снова проваливаюсь в небытие, но уже от усталости.