Безумцы

Я вышел из густой тени, чуть задев сухую звонкую ветку. Раздался хруст, заставивший неосознанно поежиться. Шум уже давно действует мне на нервы, поэтому я и обосновался здесь. В лесу тихо, лишь изредка крикнет где-нибудь одиноко птица, взмахнет крылом и заденет крону вековой сосны. Но в основном меня здесь любезно обволакивает безмолвие, позволяя наслаждаться им, как величайшим сокровищем на свете. Я люблю это место, потому обосновался здесь надолго.  Большую часть дня я выжидаю в тени, прячась от солнечного света. Не сказать, что он вредит мне, больше раздражает. Я прячусь в листве, сливаюсь с шершавой корой, скрываюсь под замшелыми камнями. Прохладно и хорошо. Многие почему-то решили, что я давно перестал что-либо чувствовать. Какая глупая ложь. Несмотря на свой образ жизни, которому не позавидовал бы сам черт, я все еще умею наслаждаться своим существованием.  Люди любят выдумывать занятные идеи и слепо следовать им. Я так же научился полноценно отдаваться своему идефиксу. Я все еще ищу свои маленькие радости в этой непроглядной мгле, окружившей меня, медленно лишающей остатков разума. Я умею и люблю радоваться, несмотря на то, что с каждым годом, проведенным в этом кромешном безумии, это представляется мне все сложнее и сложнее. Мне доставляет удовольствие потусторонний лунный свет, просачивающийся сквозь широкие листы, отчего тонкие прожилки на них будто бы наполняются тихим сиянием. Я люблю прохладные зори, когда птицы еще боятся высунуться из гнезд после моей охоты. Когда ледяная роса покрывает мое изможденное тело и медленно скатывается блестящими дорожками по щекам, смывая с пустого лица остатки кровавых потеков и брызг.  А еще я люблю убивать детей. Это так затягивает – глядеть на них, впитывать их страх своим телом, испытывая от этого истинное наслаждение, от которого все существо содрогается в сладкой, томительной неге. Из-за дерева, а, может, из-за валуна... Следить за ними невидящим взором, сверля взглядом спины беспомощных мертвецов. Их уже ничто не сможет спасти, ведь они по шею увязли в своем собственном безумии. Они бегут, испуганно оглядываются, падают. Затем вновь поднимаются на израненные ноги и бегут. Человеческие дети такие забавные - они оставляют на стволах записки в попытках уберечь друг друга.  Однако сами же себя и убивают. По их логике, зачем лишний раз рисковать, если можно уничтожить своего конкурента за право выжить в этом жестоком мире. Люди – страшные создания, жестокие. Они не могут допустить проигрыша и идут к победе по трупам и костям. Даже дети, и те – кровожадные твари в прелестной оболочке. Как черви, завернутые в узорчатую упаковку. Но ведь даже при этом мерзость остается мерзостью… Также я обожаю нападать со спины. Стремительно, молниеносно. Так, чтобы последнее, что увидят мои жертвы перед кончиной, были их же собственные кишки, разбрызганные по стенке. Вгрызаться в их сладкую плоть, погружаясь по локти в разодранные внутренности, выпивать кровь до последней капли… Я живой и мне так же, как и всем, необходимо утолять голод. Поэтому я вновь покидаю свое укрытие и отправляюсь на охоту. Поиск жертв – это так же увлекательно, как и сам процесс потрошения. Щупальца-отростки за моей спиной медленно струятся, извиваясь, ожидая добычи. Я шагаю бесшумно, едва задевая жухлую листву под подошвами ботинок. Мне хорошо настолько, что я, кажется, готов рассмеяться. Я уже представляю, как чудесно будет стекать свежая артериальная кровь с моих пальцев, как здорово ее можно будет слизывать, все больше распаляясь. Наверное, это единственный повод для того, чтобы любить детей. Я иду осторожно, стараясь не спугнуть свою вожделенную жертву. Однако вокруг и без того подозрительно тихо… Меня охватывает разочарование – похоже, кругом за версту нет ни одного ребенка. Вероятно, скрылись из северной части леса, услыхав крики прошлой ночью. Да, тот мальчишка оказался действительно шумным. Он не хотел терять сознания, даже когда я разгрыз его запястье, уже во всю жадно упиваясь горячей кровью. Верещал в исступлении, доходя до того, что аж жилы на лбу вздулись. Я уже говорил, что ненавижу шум? Пришлось приложить горластого о ствол, раскроив тому череп. Противный хруст, не нравится. Позволяю себе издать подобие разочарованного стона. Если охота не задалась с самого начала – надеяться на дальнейший успех можно лишь с большой натяжкой. Тихий скрежет металла резко приводит меня в чувство. Порывисто оборачиваюсь, осматриваясь, улавливая при этом малейший шорох. Однако ничего не происходит, лишь кусты в полуметре от меня слегка колышутся. Я мысленно хмурюсь, сосредотачиваясь. Тишина приводит меня в легкое замешательство, от чего приходится быстро избавляться. Он оказывается быстрее меня.  Дикий вой, которым он сопровождает свой пируэт, прежде чем повиснуть у меня на шее, напоминает звериный рев. Который, впрочем, тут же сменяется приторно-кокетливым: - Сленди… Вздохнув, я перехватываю его под бедра, чтобы мальчишка не сверзился с моих плеч. Тот, хихикая, благодарно утыкается носом мне в шею. Однако в подозрительной близости от моих ребер уже поблескивает окровавленный тесак. Парень снова за свое, как я погляжу… Несмотря на внешнее спокойствие, я раздражен. Он появляется, как всегда, внезапно, по пути беспокоя птиц и распугивая моих жертв своей безумной усмешкой. Выдыхаю. Наверное, у мелкого хватит ума счесть это за приветствие. Тот, однако, лишь хохочет, в очередной раз демонстрируя мне ряд белоснежных, острых зубов. - А ты, как всегда, немногословен, милый… - нож соприкасается с тканью пиджака, с легкостью распарывая нити. Мальчишка, как и я, вышел на охоту. Поэтому его дружок так остро заточен. Поворачиваю голову к собеседнику, оценивая и запоминая. Джефф почти не изменился с нашей последней встречи. Все то же испещренное ужасными шрамами лицо, всколоченная грива черных, как смоль, жестких волос, явно безумные глаза, лишенные век, очерченные жирным слоем подводки. Мальчишка в своем репертуаре. Невольно содрогаюсь, отметив, что улыбка его стала еще шире. Неясным мне образом заметив это, парень смеется, проводя пальцем по своим губам, разрезанным в страшной усмешке от уха до уха. - Я надеялся, что ты это заметишь. Правда, я теперь красивый? Невольно киваю. Не стоит забывать, что мы оба здесь сумасшедшие. Джефф обрадованно ластится ко мне, жадно обвивая конечностями. Пачкая грязными кедами ткань дорогого костюма. Странный мальчик, слишком пугающий даже для убийцы. Я не обращаю внимания на то, как он старательно вылизывает мои щеки в надежде получить ответную ласку. Я все еще рассержен за сорванную облаву. И это не ускользает от моего улыбчивого мальчишки.  - Ты отправился на охоту без меня, - молвит он, осознанно растягивая слова в тягучую песню, - Обидно. На этот раз тесак ощутимо упирается мне в пах, но не настолько сильно, чтобы почувствовать боль. Парень расстроено дует губки, отчего свежие шрамы на щеках начинают обильно кровоточить. Равнодушно касаюсь пальцами, смахиваю капли на сухую траву. Джефф облизывается, скалясь. - Твоя забота просто неоценима. Теперь мне и самому становится смешно. Мы идем по безмолвному лесу плавными, размашистыми шагами. Точнее, я иду, а мальчишка все так же висит у меня за спиной, увлеченно вглядываясь в стремительно темнеющий небосвод и заинтересованно беседуя с самим собой.  Я слушал его вполуха, занятый размышлениями о своем новом, как выяснилось, друге. Похоже, наш убийца окончательно потерял остатки былой человечности с тех пор, как прикончил собственную семью. Я слышал, такое бывает. Но не знал, что этот факт способен настолько ярко отразиться на существе. Мальчишка попросту перестал меняться, оставшись навеки тринадцатилетним. Хотя на деле ему не меньше тридцати. А, может, и больше… Хотел бы я спросить его, но открывать рот ради такой мелочи не представляется мне достойной перспективой. Парень тем временем продолжал разглагольствовать, по-детски поигрывая своим беспощадным орудием убийств: - … а она как и начнет орать! Пришлось сразу прикончить шлюху, чтоб не нарваться. Как увлекательно… Интересно, парень на самом деле не замечает, что мне глубоко плевать на его замашки, или же делает это нарочно, чтобы позлить? - Эй, ну ты же совсем не слушаешь! Надо же, до него дошло. - А ну, повернись ко мне! – с этими словами Джефф ухватил меня руками за голову и повернул ее ровно на сто восемьдесят градусов. Раздался неприятный хруст, - Упс… Я вымученно выдохнул и, протянув руки, вернул голову в прежнее положение. Парень в это время заливался звонким счастливым смехом. - Вот за что я люблю тебя! – различил я сквозь взрывы безумного хохота, - Другие мои друзья уже давно бы обиделись на меня и умерли, а ты добрый…  Не знаю, что творится в голове у этого парня. Что способно превратить человека в столь страшную машину для убийств? Однако Джефф – не машина. Он умеет чувствовать не хуже любого из живых. Но жив ли он на самом деле? - Ты добрый и не бросаешь меня одного, - мальчишка вновь обнимает меня. Уже более осторожно. Я чувствую, как по его подбородку стекают, смешиваясь, слезы и кровь, а он все продолжает смеяться. Он помешанный, опасный. Под стать мне.  Я легко сбрасываю парня на землю. Он моментально понимает мои намерения и широко улыбается, стирая горячую влагу рукавом толстовки. На белой ткани расцветают багровые пятна. Не люблю я так делать, но случай того требует. Я морщусь, но с усилием распахиваю-таки рот, давая волю черному змеиному языку, что мгновенно вырывается из плена и извивается, жадно впуская ночной воздух в глотку. Вдох. Выдох. Джефф завороженно смотрит на это действо, содрогаясь всем телом от сладкого ожидания. Приближаюсь к нему, властно ступая по прелой земле. Мальчишка отступает назад, похотливо облизывая кровавые губы. Это одновременно раздражает и чертовски заводит. Однако парень был чересчур скор в своих выводах. Он убедился в этом, когда столкнулся спиной с холодным древесным стволом, а жуткий тесак выпал из разомкнувшихся пальцев, воткнувшись в землю. - Ты ведь сделал это специально, да? – забавно, а ведь я уже начал отвыкать от звука собственного голоса. Бархатистого, тихого. Немного зловещего, куда уж без этого. Судя по всему, мальчишке он нравится – тот весь аж вспыхнул, едва эти слова достигли его ушей, - Ради того, чтобы я завелся? Чтобы показал зубки? Джефф лишь молча закивал, глядя на меня огромными, широко распахнутыми, глазами. Похоже, от увиденного у мальчишки перехватило дыхание. Он в восторге цеплялся ладонями за шершавую кору, в кровь царапая обожженные пальцы. - Какая прелесть, - мне становится приятно от внезапно накатившего возбуждения, кровь прилила к паху и отдалась уже знакомой до боли пульсацией. - Хочешь меня? – мальчишка уже вовсю терся задом о ствол дерева, но при этом глядя на меня в упор, без сопротивления проникая ужасающим жадным взглядом внутрь моей несуществующей души. Молчу. Улыбаясь при этом, но молчу. - А вот я хочу тебя! – Джефф истерично смеется, переходя на визг, - Хочу тебя, Сленди! Хочу, чтобы ты трахнул меня! Хочу, чтобы было больно, ты ведь тоже жаждешь этого, правда?! Так давай же, возьми меня, ну! – он окончательно заплутал в своем безумии, и, похоже, это повредило и без того хрупкие шестерни. Парень метался на месте, крича и смеясь, вплетая пальцы в черные волосы, размазывая густую кровь по некогда красивому молодому лицу. Мир раскалывался перед его глазами, как в тот день, много лет назад, когда что-то внутри него щелкнуло и маленькому безобидному мальчику захотелось убивать. До боли просто, до чертового исступления. Видимо, ничто не проходит бесследно, - Разве я тебе не нравлюсь? Разве я не красивый? Умоляю… Безжалостный убийца вновь по-девчоночьи плачет, опускаясь на колени, впиваясь в землю грязными ногтями. Мне даже жаль его, такого одинокого и беззащитного. Ничто не происходит по случайности. Так в чем вина этого ребенка, почему именно он должен был превратиться в ужасное чудовище? Судьба неблагосклонна к людям. Одни из них вырастают счастливыми и успешными, другие - несчастными и обиженными на весь мир. Наверняка, именно из вторых и выходят такие, как Джефф.  А еще бывают те, что по воле Ночи попадают ко мне в лапы. Так кто же там говорил, что нам не дано испытать всей глубины человеческих чувств..? Парень неистово трется носом о мой пах, стянутый в строгие деловые брюки. Похоже, он уже успел почувствовать липкую горячую влагу, просачивающуюся сквозь ткань. Что ж ты, дьявол, со мной вытворяешь? - Джефф. Мальчишка отрывается от своего увлекательного занятия, едва услышав мой зов, и смотрит на меня взглядом, полным застоявшегося безумия и сладкого, практически раболепного обожания. Он спрашивал, хочу ли я его. Так вот, теперь я окончательно убедился в том, что просто сгораю от желания всадить ему по самое не хочу. Щупальца за спиной согласно скользят, подбираясь все ближе к телу мальчишки. - Вот ведь, - я больше не могу себя сдерживать, - А ну открывай рот. Тот послушно разевает свою огромную пасть, с усмешкой глядя мне в лицо. Даже в такой ситуации он упрямо продолжает играть роль шута. За что и поплатится, вот увидит. С губ паренька срывается первый стон, едва мои нетерпеливые отростки касаются его воспаленных шрамов. Вот этот шум мне нравится, и я, казалось бы, вечно готов слушать эти звуки. Стоит ли говорить, что произошло с моим похотливым мальчишкой, когда я, уже плавясь от желания словно под человеческим солнцем, проник в его горло по самые гланды? Он давится, но все так же пытается отвечать, глупый, маленький… Пока щупальца делают свое дело, я пытаюсь максимально осторожно стянуть с него грязную толстовку, сейчас явно лишнюю. С чего во мне вдруг проснулась такая внезапная нежность, ума не приложу. Однако, судя по оглушительным стонам, что издает этот оттраханный в собственный рот парень, Джеффу нравится сей сумасшедший контраст грубой боли и ледяной нежности, что я умудряюсь дарить ему раз за разом. Бешено, безумно, больно. Как он и любит. Специально неаккуратно задеваю его напряженные соски, стягивая остатки одежды. Джефф всхлипывает, жарко дыша мне в рот, спеша избавить от пиджака. Поддаюсь ему в первый и последний раз, если уж так мальчишке угодно.  Да что со мной сегодня такое? Меня словно обдает ледяной водой, когда парень поспешно принимается за мои брюки. Мастерски справляясь с ширинкой, Джефф еще пару секунд примеривается. А я лишь тихо выдыхаю, когда он гостеприимно принимает меня целиком в уже разработанный рот. Неистово, притягательно, до дрожи необузданно. Как я привык. Движения прекрасны в своей чувственности, отчего мне кажется, только этот мальчишка способен доставить мне истинное наслаждение своими грязными губами, остренькими зубами и неутомимым языком. Начинаю тихо стонать от невозможности выдавить из себя что-либо более вразумительное. А затем несдержанно хватаю его за жесткие волосы, грубо направляя влажные, жаркие движения в нужном мне темпе.  Вскоре я начинаю ощущать, будто лес вокруг нас двоих взрывается мириадами ослепительных звезд. После чего я, не выдерживая, бурно выплескиваюсь парню в рот. Он послушно сглатывает и вылизывает меня, по-кошачьи хитро поглядывая из-под челки. - Чертов извращенец, - выдавливаю, когда рваное дыхание окончательно восстанавливается, и требовательно притягиваю Джеффа к себе для долгого, жесткого поцелуя. Он радостно отвечает, смеясь мне в рот, цепляясь пальцами за рубашку, - Сумасшедший. - А сам-то нет? – он снова хохочет. Я не в силах понять, в чем его проблема. А парень опять тянется за новым поцелуем. Неужели я вновь не в силах отказать этому жестокому мальчишке? - Остряк, - выдавливаю из себя неохотно, прежде чем впиться поцелуем в податливые губы. Охота изначально была обречена на провал, но не скажу, что я разочарован. Похоже, мы оба всего лишь заплутали в собственном безумии. И все-таки, какое же счастье, что в нем нам удалось найти друг друга.