О Юнги и мерцающих жуках

      Это случилось примерно в 6 утра по местному времени. Маленький Мин, который должен в будущем унаследовать загородный обветшалый дом в густых дебрях Южной Кореи, пытался незаметно проскользнуть мимо спальни любимой бабушки и деспотичного деда. Но старик, будучи генералом в отставке, имел по-прежнему чуткий слух. Более того, он каким-то невероятным образом угадывал наперёд все действия мальчишки. Маленький Юнги рано обрадовался, когда прошёл мимо «пороховой», впереди его ждало разочарование в виде колючего веника в нежные сосочки. Мин бы засмеялся (не от смущения, от щекотки, конечно), если бы это был не его дед. Юнги испугался, но виртуозно это скрыл, а это уже успех для ребёнка.       Вообще, Юнги не любит проявление какой-либо слабости, особенно у него вызывает отвращение плач. Хотя мальчик не исключает того факта, что мог пустить скупую слезу, когда его нагло вытягивали из утробы матери. Примерно таков Мин Юнги в шесть лет, трезвый на ум и холоднокровный, правда росинки ребячества иногда проскальзывают в его поведении.       Однако вернемся к незадавшемуся беглецу, который был застигнут врасплох. — Куда уши навострил, салага? — грозно рявкнул старик, — Грядки сами себя не прополют. Отправиться на объект. Шагом марш!       Примерно так начиналось каждое утро, проведенное в этом доме. Юнги пытался незаметно ускользнуть, и каждый раз его попытка с треском проваливалась. Тогда Мину ничего не оставалось, кроме как пойти дергать сорняки на грядках. А грядок у деда было много. Настолько много, что, казалось, им нет конца. Вчера — лук, сегодня — морковь, завтра — помидоры. И так день за днем. «Эксплуатация детского труда запрещена, но деду, видимо, об этом сообщить забыли, раз он выгоняет меня, шестилетнего ребенка, в жару на огород», — так думал маленький Мин, хмуро пыхтя над морковкой, выковыривая из нее сорняки.       Действо происходило весьма лениво, острая тяпка вонзалась в землю, но так же эффектно разрыхлить почву не удавалось. А всё потому, что Юнги весьма упрямый и энергосберегательный юнец. Каждый день мальчик дожидался лишь одного: волшебного пинка, свидетельствующего о перерыве и возможности поесть холодный арбуз. В такие моменты старец-тиран становился в самом деле похожим на заботливого дедулю. — Сделаю из тебя мужика, — говорил дед — а то ходишь с тощей задницей, как отполированный забор моего соседа.       Дед был очень резок в высказываниях, и это распаляло некое чувство соперничества между кровными родственниками. Мин Юнги рос с мыслями о том, что его зад будет в сто раз крепче дедовского обвисшего. Правда мальчик не понимал, какая связь между мужеством и пятой точкой. И эта мысль тяготила его довольно долго, пока однажды он не упал с дерева в глухом лесу. — Сраная ветка! — это Юнги научился у деда, у которого все принимало облик сраный, особенно коряво прополотые внуком грядки.       И этот сраный сын сраного сына сраного старика только что шлёпнулся розовой, от легких царапок коры, попкой прямо на бренную землю. Мину на секунду показалось, что из него вышел дух, но резкая боль в копчике прервала это чувство. Маленький Мин заплакал.       Он не хотел, но заплакал. Сопля за соплёй, слеза за слезой, и его плач перешёл в тихий вой. Юнги только и успел поблагодарить великого учителя Конфуция за то, что никто не увидел этот позор, как вдруг послышалось чьё-то раздражающее гоготание. Настолько раздражающее, что на всю жизнь отпечаталось в n-ой извилине мозга и встало в один ряд с тупыми попсовыми песнями типа группы Serebro — «Mimimi» (это бесстрашный Мин однажды подглядел за своим дедом, который по телевизору смотрел китайское шоу талантов, где выступали (прыгали словно на скакалке) пышногрудые певицы (доярки)).       Но вернемся к упавшему. Юнги незамедлительно встал, что было сил. «Вот для чего нужен крепкий зад!» — осенило мальца, и он тут же оглянулся. Вокруг никого.       Мин начал строить догадки относительно появления неведомого ржача. Сначала он попытался определить, к какому виду принадлежит это адское животное, потом провёл трудноподъёмный для простолюдинов мысленный анализ, кто вообще проживает в этом лесу. И в этот момент промелькнула мысля, от которой Юнги тут же отмахнулся, как от неприятной вони, исходящей от новоиспечённых экскрементов его пуделя, когда вспомнил, что его дед упоминал лесных духов, заправляющих на этой территории. На самом деле, старик хотел припугнуть юнца, чтобы тот не драпал от каждодневной прополки. Но Мин умный, и старец-тиран этого пока что не прознал, потому-то сорванец и оказался в этом лесу. Эврика!       Юнги вспомнил про лисиц, у которых достаточно бесячий голос для человеческого слуха, звуки очень похожи на гиеньи, когда они матерятся о своей победе и сражённом несчастном. Осталось только осознать, что животные способны смеяться…ну да…гиены ведь ржут. «Когда Бог создавал мир, Сатана тоже приложил своих усилий, смастерив отвратный слуху смех» — вот маленький Мин и разобрался со всем, гордясь своей логической расстановкой и опираясь на существующие факты, ну и немного на мистику. Не такую дикую хрень, что выдумал старикан, а вполне себе адекватную такую. «Поверит любой уравновешанный человек» — так думал Юнги. Он так думал, пока не повторилось это неведомое «бугага». — Что за срань? — детским дрожащим голоском было произнесено отнюдь не детское словечко.       Нехорошо от шестилетнего мальчика слышать подобное, однако в такой ситуации ещё не то скажешь. Но Юнги пока не был известен весь спектр брани, выражающей негодование в душе, поэтому приходилось довольствоваться старпёрским жаргоном. В такие моменты Мин ощущал себя неразвитым ребёнком с крайне ограниченным словарным (матерным) запасом.       Но возвратимся к «бугагашенькам». Эта срань не отозвалась на восклицательную по своей натуре фразу. Что ж, у Юнги заметно вспотели ладошки, которыми он ещё минуту назад вытирал миловыдные сопельки под чуть вздёрнутым носиком. Сорванец застыл от страха, хоть ему и не хотелось этого признавать. «Ладно, еще не всё потеряно. Может, внутри и трепыхается моё детское наивное сердечко, но внешне-то я абсолютно спокоен», — так думал маленький Мин.       Вообще, Юнги любил много думать и из-за этого часто выпададал из реальности (поэтому все грядки и были косо-криво прополоты). Но эта гогочущая херня за какой-то из причёсок буша (за кустом, короче) продолжала выедать мозг умного дитя. В Юнги внезапно сработал рефлекс, он превратился в дровосека. Да, в того самого из волшебной страны Ос. Нижние конечности проела коррозия, и они начали отпадать (короче, коленки у него подкосились). Конечности отпали.       Настала тишина. Возможно, долгожданная, но это не точно. Юнги сидел неподвижно, а внутри копошились тысячи мыслёх. Испуганный мальчонка пребывал в абсолютной прострации, уставившись на кудрявые кусты. Чтобы привести свои мысли в порядок, смышленый Мин начал считать листья, что так крепко держались за ломанные ветки. — Мм…какой сладкий мальчик ко мне пожаловал, — это, кажется, послышалось в левом ухе. Щекотно, мать Вашу…       Когда Юнги сбегал из дома, дед говорил, что думал Мин одним местом. Вот интересно, если думают именно «энтим местом», есть ли вероятность, что, отбив эту самую заветную точку, Юн дал толчок своей неокрепшей крыше, и та поехала в голубые дали? Вероятно, так и было, раз с мальчишкой уже кусты (?) говорят и духи всякие мерещатся. На секунду стало еще страшнее. От духов и прочих созданий сбежать сложно, но можно, а от двинувшегося покорять просторы галактики сознания — нет.       Размазав соплю рукавом и оставив на лице черную полоску — пыль, которая осталась на его одежде после «мягкой посадки», Мин напустил на себя самый грозный вид, на который только была способна мимика шестилетнего ребенка. — Кто ты такой? Выходи, подлый трус! — детский голосок подвел своего хозяина, покорив одну из самых высоких нот. Ушки покраснели — немного стыдно стало за свою писклявость. Мальчик прислушался. Все было тихо, лишь ветер шептал свои рассказы на ухо деревьям. Птицы разлетелись от Юнги, жуки, наверное, тоже. Паника постепенно отступала. Может, не все так плохо? — Вот и отлично. А то «сладенький»! Я вообще сладкое не люблю. — А я — очень, — снова прозвучало из ниоткуда. Какого черта?       Юнги так призадумался, посмотрел наверх, как раз на ту ветку, с которой он недавно пикировал аки сбитый летчик. Мин удивился. Ну, как удивился? Это было неожиданно — увидеть прямо над собой парня с пепельными волосами. Он смотрел сверху вниз своими темными глазами, улыбаясь и, кажется, облизываясь. — На вид ты сахарок. Интересно будет тебя попробовать, — он свесил ногу так, что дотянуться до нее маленький Юнги (возраст, ребята, возраст) не мог. А вот увидеть — да. Шорты заканчивались на ней чуть выше колен. Худые и смуглые. И в тапках. Меховых? Это что, лесной прототип Гуччи? И на кой ему вообще летом теплая обувь? — Какого… — Юнги постеснялся произносить слово «черта» в присутствии возможной нечисти. Или же просто забыл, как он называется. — Почему же ты не кричишь и не бежишь от меня в панике? — хитро прищурилось создание в пушистых тапках, — Так страшно, что дар речи потерял?       Страх, если он и был, то тут же улетучился. И нет, виной тому не пушистая обувь дяденьки и даже не его чуднАая улыбка. В копне серых волос что-то застряло. Этим чем-то оказались…уши. Да, настоящие лисьи уши. Хотя больше напоминали уши дедовой собаки — Барбоса Барбосовича. Старик никогда не звал пса так, предпочитая обращения в роде «Лопоухий» или «Где-тебя-черти-носят-пес».       Мин смеялся громко, заливисто, как, наверное, еще никогда не смеялся, потом затихал, смотрел на лопоухого чертя и снова заходился диким хохотом. — Эй, пацан, тебе там совсем плохо? Истерика? — недовольно ворчали сверху. — К ноге, Тузик! — скомандовал, хохоча, внук полковника в отставке, — Будь хорошим мальчиком! — Никакой я тебе не Тузик, — обиделся Тузик и надул губки, ожидая, видимо, что ребенок тут же кинется к нему с извинениями или хотя бы ржать жеребенком перестанет. — Эхолот! С такими-то ушами. — Вообще-то я Тэхен, — серьезно произнес ушастый, — Ты сам кто такой? — Мин Юнги, но ты можешь звать меня просто Хозяин. Может, спустишься на своих волшебных локаторах и дашь мне лапу? — Обойдешься.       Смех-то смехом, а ситуация всё равно стрёмная. Такая же стрёмная, как и байки старого генерала в отставке. Юнги еще чуток посмеялся, а потом притих. В голове перекати поле, а в глазах самый настоящий чудной зверь/человек/дух/нечисть/точнонеанглел/точнонебог. — Что? Наконец, понял, что я сейчас крышую твою судьбу? — сказано было с неким ябеднечеством. — Если наш батя тебя снова услышит, то ты получишь смачную пощёчину — пробасило что-то так, что аж уши заложило, земля задрожала, а Тузик не успел зацепиться длинными тонкими пальцами за ветку и мягко, явно не по закону гравитации, с какой-то элегантной парящей легкостью (как ковёр-самолёт) приземлился на землю в позе профессионального натурщика.       Тут-то Юнги и опешил. Парень с огромными ушами, конечно, сильно заинтересовал в качестве неопознанного наземного объекта, а вот неожиданный голос, предположительно дерева, каких полно во всей Корее (благо это не королевская Британия, где от души прошлись граблями и выкорчевали всех зелёных), вызвал интерес совершенно иной. Вы спросите какой, а вот хрен бы знал. — Куда смотришь? Смотри на меня, Сладкий, — просигналил парень, который теперь разложился на земле так, будто по своему собственному императорскому желанию так соизволил. — Это… — Мин перевёл взгляд на Тузика, — это оно говорило? — Что «оно»? — Хммм… — а, может, это не дерево, а какой-то другой очередной не открытый человечеством объект?       Мальчик снова задумался, уже глядя на смуглое нечто. Красивый, конечно, но уж больно много шерсти в ушах.       Юнги вспомнил, как однажды застал деда за чисткой ушей, процедура эта не пестрила эстетикой. Старик не любил часто вычищать слуховые колодцы, поэтому когда брался за дело, то на ушную палочку с каждым оборотом в ухе накручивалась такая гора серы, будто это сладкая вата. Потом палочка отправлялась в окно прямо через забор к соседу, отполированные доски которого были точной копией миновского зада. А если случался праздник, то редкий ритуал немного удлинялся: дед доставал ножницы из тумбочки и с особой любовью, насвыстывая «калинку-малинку», выстригал шедевральные прически 80х всё в тех же ушах.       И, если вернуться к нынешней ситуации, можно заметить, что Юнги призадумался о так недостающих ему ножницах и волосне в этих огромных лисьих локаторах. — У тебя уши-то звериные, но не пробовал ли ты придать им более человеческий вид? А то, глядишь, а это и впрям уши настоящего человека, — сказал Мин, продолжая сосредоточенно изучать раковины. — Что?! Это же самое красивое и невероятно прекрасное, чем одарил меня Бог! Там, внутри, самая мягкая в мире шёрстка! — Да ну? Прям-таки в мире? Дай-ка, проверю! — Чт…что? Нет-нет-нет-нет!!! — завопил на весь лес Тузик, — только тронь!       Юнги протянул ладошку к Тэхёну, чтобы убедиться в достоверности сказанного, но Тузик ловко изогнулся, как самолюбивый котяра, хотя сам он недоделанный лис. Упорства в мальчике не занимать, поэтому он ещё больше полез на возможное недоразумение дикой природы, однако тот продолжал непоколебимо увиливать от прикосновений. — Какого?! — Мин уже начал раздражаться аки избалованная принцесса какой-нибудь сказки, где обязательно есть персонаж с противоположным характером, ту-то красавицу по канону все любят и уважают, — Всё равно долго не сможешь от меня бегать! — Эй-эй! Прекращай! Меня нельзя трогать, по-корейски ведь говорю! — в голосе существа с волосатыми тапками на ногах послышалась скромная доля мольбы, — Если тронешь меня своими культяпками, то я исчезну, заморыш ты полудохлый! — Тэхён-таки не выдержал и сорвался на истеричке подобный крик. — Это как? — вдруг изумился наглый Юнги, хотя причин верить незнакомцу не было, — почему ты исчезнешь? — Потому что я проклят горным Богом.       В этот момент подул ветерок, из-за которого в округе зашуршали листья с частотой в 15 децибел. А поступившая в голову информация никаким образом там не укладывалась, ни вдоль, ни поперёк, ни по диагонали. Юнги почесал за ухом (привычка, когда становится неловко), но удивлённых глаз от вполне себе человеческих «господиопятьневтыкает» напротив не смог отвести. Мелкий уже собирался плюнуть на сказанное этим чудиком, развернуться и уйти, чтобы обмозговать внезапно нарисовавшийся сюжет из жизни под названием «детство» в стариковской хижине, как вдруг понял, что слегка дезориентирован в пространстве. «Позор» — подытожил про себя Юнги. — Юнги, значит, — поняв, что теперь никто не собирается покушаться на хрупкое тело, утвердил парень, — Видок у тебя потерянный…заблудился? — ещё вспомнив, что нужно повыкобениваться, добавил Тэхён.       А мальчик тем временем почти отчаялся от переполнявших его чувств стыда, ведь это впервые, когда он заблудился. Ещё, как назло, вспомнил своего старика.       Однажды они с дедом пошли в лес по грибы, шли уверенным шагом, ни быстро, ни медленно. Старый генерал метким взором срезал подлых партизанов, укрывшихся в густой зелени. Юнги понятия не имел, что это за грибы, но старик сказал, что будет мариновать их для соседа. Также, мимоходом лесной старец срывал дикие ягоды для чудодейственной настойки, после которой бабушка в глазах деда похожа на богиню, а внук — на лучшего внука вселенной от лучшего сына той же вселенной. В общем, дед увлекся так, что в итоге сбился с пути. Он тогда разозлился, начал материться и пинать несчастный пень у своих ног (стандартная схема), но делу это никак не помогало. Мин захотел по-маленькому и пошёл за кустик. Это было впервые, когда мальчику на попку прыгнул коварный клещ, чтобы испить младенческой (не совсем) крови. И тут вдруг послышался шум проходящего вдалеке поезда, Юнги еле успел натянуть штанишки, чтобы поспеть за дедом. Они вышли на железнодорожные пути и благополучно добрались до дома. Вот только бабуля сразу заподозрила неладное, она долго ругала своего мужа и говорила о его безответственности по отношению к внуку. Юнги в этот момент пытался снять опухшего от обжорства клеща бабушкиными щипцами для бровей. Получилось. А вот деда к вечеру схватил недуг, заболела поясница. Тогда его жена прибегла к традиционным методам лечения, она намазала его спину мёдом, а сверху прикрыла капустным листом. На утро в доме было шумно.       Но вернёмся к настоящему. Сколько можно делать отступлений, черт возьми! Короче говоря, Юнги боялся стариковского гнева сразу двух человек. — Даа, — еле заметно простонал мальчик. — Дуй за мной…       Юнги посеменил за своим длинноногим тузиком. А ноги у того были и правда длинные. Или, может, это Юнги просто был коротышкой. Дух шел впереди, направляя свои локаторы в разные стороны, и считывал информацию, как эхолокатор на боевом корабле, где его дед не служил, хотя и хотел, наверно. — А тебя как занесло в такую глушь? — пробасил лопоухий, — Сюда редко кто заходит. Даже самые бестолковые так глубоко не забираются. — Гулял, — насупился мальчик, проигнорировав, что его только что назвали самым бестолковым человеком как минимум за последнее тысячелетие. Ушастый спутник засмеялся. На этот раз не так противно. — Небось слинял от работы подальше, а. — Одно другому не мешает.       Два существа — человеческий детеныш и не очень детеныш (да и не человеческий вовсе) держались на некотором расстоянии — то была прихоть второго. Впрочем, Мин и не возражал. Он не относился к числу тех детей, которые не понимают, когда их просят о чем-то. — Эй, шкет, — окликнул его «Тэ» — «Тузик», — А почему ты в лесу шлялся один, а не с друзьями? Неужели в деревне нет больше детей? — Есть. — Так в чем проблема? — Нет у меня друзей. И не твое это дело, Эхолот. — У меня тоже никого нет, — грустно протянул дух, — Ладно, дальше мне нельзя. Иди прямо, скоро дойдешь до деревушки, а там уж сам разбирайся.       Тэхен махнул рукой на прощание и потопал обратно в свои дебри. Юнги хмуро посмотрел ему вслед. И чем это чудо ушастое занимается? Уж точно не подрабатывает спасателем детских попок от злобных клещей. — А ты всегда в этом лесу? — Ась, — проверяя, не ослышался ли он, оборачивается Тэхен, — Что ты имеешь в виду? — Если я приду еще, ты будешь здесь? — Ты же не придешь. — Просто ответить ты не можешь, да? — Ну, допустим. Если ты вернешься, позови меня, — улыбнулся лопоухий и скрылся за густыми ветвями кустарника.       Юнги с минуту постоял, пообдумывал, что это за неведомая дичь была (и нет, это не про Тузика). Особенно удивился с себя и своего порыва притащить свой плоский зад сюда снова, но потом плюнул и почесал к дому. Благо, солнце садилось. Может, не выпрут из дома на грядки. Хотя кто его (старого диктатора) знает. Будь что будет.       До дома мальчуган добрался, когда рыжий блин солнца уже был почти съеден острыми верхушками деревьев. Стоило его темной макушке замелькать в пределах видимости предков предков, все мысли отошли на второй план. Еще бы — генерал в отставке и его генеральская жена с ремнем. Выпороли, приласкали и снова выпороли, а после уложили спать.       Пару дней Юнги не мог использовать свою многострадальческую попу по назначению. На третий же день что-то в головке щелкнуло, вызвав внезапный (очень ожидаемый) порыв прогуляться в лес. Хотя бы ради того, чтобы проверить, насколько детское сознание поплыло от солнечных лучей.       Рано утром Мин, собрав себе в дорогу бутербродов, какие только был способен накромсать, выскочил из дома и побежал, пока дед не вышел в свой дозор (странно, что он проспал такой момент, что Юнги вышел из дома без пинков и рабочих перчаток). Капельки росы на знакомых тропинках блестели, как звездочки, которые утром не успели вернуться на небо, а осели на траве.       На опушке было тихо, один только ветер размеренно мурлыкал кронами деревьев. «Какого черта я творю?» — подумал Мин. — Эй, Тузик! Ты здесь? — робко позвал он. Ответом ему было ничего. То есть вообще ничего.       Внутри жгло обидой. Как же так?! Неужели ему и правда померещился этот ушастый парень? Юнги зашмыгал носом, втягивая сопельки, чтобы они водопадом не прыгнули на одежду. Может, так оно и лучше, но все равно чувство, словно Мина кинули. — Ты же сказал позвать тебя, когда я приду. Где же ты, Ушастый? — Я уже давно тут, — раздался глубокий голос позади, — Ты тут реветь не вздумай.       Узенькие глазки прищурились, выискивая источник звука. «Ах ты выполз, значит, — закипел мальчишка: И молчком, партизан. Отпинать бы тебя как следует, » — уже готовый обратиться в кару небесную и обрушить свой праведный гнев, если уж не на правильное место, то хотя бы на худые ляжки парня, но вовремя осекся. Нельзя. — Я думал, ты не придешь — Я тоже.