Ангелы Россиэль

Пролог Зеркальная комната и слепящий свет — излюбленная пытка этой беспринципной суки, которая сидит по ту сторону и с явным удовольствием наблюдает за тем, как задолжавшие клиенты «платят» по счетам. Сама «плата» была или публичным унижением и промывкой мозгов, или оканчивалась для клиента смертью, потому что публика была недовольна. Она представляла собой мастурбацию или дрочку, — все зависело от пола клиента, — в этой блядской зеркальной комнате под палящим светом. И пока голос за стеной приказывает шире развести ноги или поглубже проникнуть пальцами в себя, человеческий отброс, еще вчера бывший влиятельной персоной в городе, сегодня пытается не сойти с ума, когда видит себя в разных ракурсах и знает, что это далеко не первая пытка для него. Внутри бушует ярость и отчаяние, а рука продолжает ритмично двигаться по члену, в попытке избавиться от злого и невыносимого возбуждения. Голос твари слышен, как сквозь вату, а глаза только и успевают, что следить за самим собой в отражении зеркал. Блять. Да как вообще вышло, что он согласился на эту херню? Рука с нажимом проходится по всему стволу и перебирает пальцами напряженную мошонку и налитые кровью яйца. Голос командует развести ноги и слегка выгнуться в спине, а он хочет послать всех на три хуя и свалить из этой блядской комнаты, но, блять, все равно выполняет приказ и выгибается в спине. Он полностью открыт на радость этим ублюдкам, распухший и покрасневший анус будто сам напрашивается на то, чтобы в него вогнали или вибратор, или толстый член. По телу проходит дрожь отвращения, но желание не исчезает, наоборот — только крепнет. Да что за нахер?! От палящего света режет в глазах и невыносимо жарко, словно он покрыт множеством слоев грима. Он рычит и смотрит вверх, прямиком в центр белого света, а затем чувствует, как его начинает вести. Собственные стоны отдаются в ушах сильным гулом, а рука скользит по груди, задевая пальцами возбужденные соски. Он с безумным блеском в глазах смотрит на свое отражение и чувствует неопределимое желание жестко выебать. Да, эту грязную блядь, которая бесстыдно выгибается навстречу своей руке и стонет, как последняя тварь в борделе. В отражении по его груди скользит другая ладонь и накрывает влажные губы, очерчивает их пальцами, а затем грубо проникает в рот, заставляя его почти поперхнуться. Он чувствует вкус и запах спермы, а язык продолжает скользить по фалангам. Зачем он это делает? Не знает, мозги отключились из-за напряжения и ярости, единственное, что он знает, это то, что он должен выдрать это тело. Жестко, чтобы блядь скулила и орала от прикосновений к каменному члену и проникновений в воспаленный вход. Вдруг свет стал приглушенным, а затем и вовсе потух; лишь неон через каждые три секунды озарял его тело вспышками. Отражению не нравится это, он должен окружать ничтожество, чтобы по полной программе оприходовать это тело. Красивое тело, блять. В полумраке комнаты проработанные мышцы кажутся обтянуты смуглой кожей и перекатываются под ней от каждого движения, вены на руках становятся заметней, змеями прочертив мускулы, длинный, ровный член истекает смазкой и начинает пульсировать, пальцы на сильных ногах поджимаются, когда фаланги другой руки обводят анус по кругу и с нажимом проникают внутрь. Каждый вздох, сорвавшийся с полных губ, раскаленным паром вырывается из легких, черты лица резко очерчены и в затемненном зеркале он видит уже нечто дикое и бесовское. Когда оргазм накрывает его, он не может сдержать крика и откидывает голову назад, вновь смотря вверх, в неоновый свет, и дрожит, чувствуя сперму у себя на животе и на пальцах. Сознание разнесло ко всем херам и сейчас он плавает в вязкой пелене удовольствия, не чувствуя собственного тела. Дыхание тяжелое и сиплое, комками вырывается наружу и оседает на губах. Он ведет языком по верхней губе, слегка скалится, и медленно возвращает голову в исходное положение. Отражение едко ухмыляется и ведет пальцами по его животу, собирая вязкую сперму и стремительно вгоняет запачканные фаланги ему в рот. Соси, блядь, до блеска соси. Отражение сверкает глазами и обещает в следующий раз выдрать его уже не только пальцами. Потом оно исчезает, и его накрывает мрак, заставив рухнуть на спину. Тихий шелест открытия двери и звонкий звук стука каблуков по полу заставляют его открыть глаза и лениво посмотреть на вошедшую девушку. Он кривит губы в презрительной усмешке и скалит зубы, как дикий зверь. Вся в белом, сука, блондинистых патл только не хватает до образа ебаного ангела, который она себе придумала. Рядом с его головой приземляется коробка салфеток и какая-то херня из ткани, похожая на шейный платок. — Ты принят, через несколько дней начнешь обучение, — голос холодный и спокойный, без капли блядской хрипотцы или даже без малейшего признака удовольствия. Неужели эта тварь фригидна? Он в это слабо верил. — Сучка, — сиплым голосом проговорил он и схватил салфетки, резко принимая сидячую позу, — кому нужно твое блядское обучение? Тварь раздражающе-насмешливо изгибает бровь и приседает перед ним на корточки. — О, так ты уже готов принять первых клиентов? — с ухмылкой тянет, а взглядом будто кожу сдирает. — Вынуждена немного остудить твой пыл, дорогой. Пока ты не пройдешь семь кругов ада моей программы перевоспитания, хер кто тебя увидит или тронет. — Я тебе глотку насквозь членом пробью, — зло рычит, но на губах милая клыкастая улыбка, — а когда я доберусь до твоей щели, ты не сможешь и пальцем пошевелить. — О, конечно, все так и будет, — нагло скалится в притворно-доброй улыбке, но глаза выдают желание разорвать на куски, а голос приобретает холодную властность и сталь, — но сейчас закрыл свой рот, подорвал зад с пола и пошел в душ. Затем она выпрямляется и разворачивается, чтобы уйти. Это вводит в бешенство, но схватить ее за руку — значит проявить признаки больной привязанности. А он скорей сдохнет на помойке, чем признает, что долгое время уже думает, как бы эта сучка смотрелась с его членом во рту. Она уходит, стуча своими шпильками по гладкому полу, а он остается в полутемной комнате, под светом мигающего неона. Дверь остается открытой, но он не может заставить себя встать и пойти покорно исполнять приказ этой швали. Если он подчинится, это будет означать согласие на правила ее игры, если откажется — завтра же будет кормить рыб на дне какой-нибудь реки. Он это знал, как и то, что слишком непомерный сексуальный аппетит, грубость по отношению к работникам и наглость чреваты серьезными последствиями. Он яростно зарычал и швырнул коробку салфеток в противоположную зеркальную стену. Затем поднялся на ноги и зло подхватил платок, сжимая его в пальцах и решительно направляясь на выход.