дети весны

— Черт бы тебя побрал! — злобно шипит Сергей в подушку. Он — среднестатистический студент-судмедэксперт второго курса университета, знатно уставший от всего происходящего вокруг, а в особенности — от частого похмелья. Примечательно то, что Сергей спортсмен, ведущий здоровый образ жизни и пьющий ну очень редко… Но почти каждый понедельник он просыпается с раскалывающейся от боли головой и вкусом какой-то падали во рту. — Ну бляяять, — бормочет он, когда пытается подняться с кровати, чтобы дотянуться до противно звенящего будильника. Спустя какое-то время он более-менее твердо стоит на ногах, протягивает трясущуюся руку к будильнику, который тут же начинает двоиться в глазах вместе с тумбой, на которой он стоит. Расстояние между рукой и будильником стремительно сокращается, и… злобно орущий на всю квартиру предмет падает на пол, за тумбу. Сергей обреченно смотрит в потолок, и на лице его читается выражение обреченности и боли, коих мир еще не видел. «Спокойствие, только спокойствие…», — думает Сергей, когда отодвигает предмет мебели. Если спросить Белова, когда все это началось — он с чистой совестью ответит, что это в первый раз произошло злосчастным утром второго сентября после посвящения первокурсников. Сергей пил за компанию, но совсем мало, можно сказать — чисто символически, чтобы из толпы не выделяться, но проснувшись с утра пораньше в универ, у него было чувство, что такими темпами ему (а особенно-его печени) недолго осталось. Парень не был удивлен — он сразу понял, что попал в список тех везунчиков, «соулмэйтовость» которых проявляется в том, что чувствует твоя сестра (или брат, всякое бывает) по несчастью. Мысленно он проклял своего соулмейта — алкаша и отметил это утро в календаре памяти как «пиздец. начало.» После нескольких минут борьбы с самим собой, Сергей умудрился выключить будильник и облегченно выдохнул. Самое сложное — подъем и первые минуты дикого желания прилипнуть к мягкой теплой постели — пережито. Он проходит на кухню, ставит чайник и греет в микроволновке два кусочка пиццы. Позавтракав и почистив зубы, он обнаруживает, что если не выйдет из дома через две минуты, то обязательно опоздает, и тогда препод от него и мокрого места не оставит. Поэтому сейчас он собирает всю свою силу воли, укрепленную годами тренировок, побед и поражений, выходит из ванны и злобно смотрит в противоположный угол коридора, где находится дверь в его спальню. В голове лишь одна мысль: «Стены! Стоять, не двигаться!» Путь до университета Сергей запомнил плохо. Всю дорогу он молился всем старым и новым богам, чтобы не опоздать к первой паре, и боги его услышали. В аудиторию он зашел с минутой в запасе, и этот факт весомо поднял его настроение и веру в свои силы, жаль только, что физическое состояние не особо улучшил — голова все еще шла кругом и во рту ужасно сушило.

***

— Сука! — утро начинается не с кофе. Модестас, поднимаясь с кровати, несвязно матерится и хватается за ноющее, как зуб на последней стадии кариеса, колено. — Да сколько можно-то!.. Вчера Паулаускас, не изменяя своим традициям, пил много, как в последний раз, заранее мысленно попросив прощения у своего соулмэйта (совесть еще теплилась в молодом литовце блуждающим огоньком), который ожидаемо проснется следующим утром в полуживом состоянии. Выпивка, красивые девушки, неуклюжие танцы — все события прошлой ночи размыто мелькали в голове. Кто бы мог подумать, что его родственной душеньке будет угодно так гробить себя в воскресенье — в единственный выходной день! Хотя, Модестас мог понять этого человека. Как он сам пил, не просыхая и зная, что на следующее утро ему ничего не будет, так та или тот тренировались на износ, не щадя своего бренного тела. Еле дойдя до кухни и достав с верхней полки настенного шкафа коробку с кучей лекарств, Модестас со стороны выглядел, как современный терзаемый раздумьями Гамлет: «ношпа внутрь или в ляшку анальгин?», и выбрал второе. Колоть себя лишний раз совсем не хотелось, но он уже привык — это можно было определить по непроходящим до конца маленьким синякам от уколов. Модестас собирался на пары не торопясь, зная, что в запасе у него достаточно времени… Поэтому все жители его лестничной клетки, наверняка еще мирно спящие в такое время, явно не ожидали громкого удара кулаком о стальные дверцы лифта и сопровождающее его долгое эхо и скрежет. Модестас жил в этом доме с тех пор, как переехал в Москву, то есть примерно четыре года, и ни разу этот лифт даже не думал ломаться. Но сейчас, когда время потихоньку начинало поджимать, а укол еще не подействовал, этому товарищу приспичило выйти из строя. Паулаускас проклял двадцать пятый этаж, на котором снимал квартиру, и начал медленно, скрипя зубами от боли в несгибаемом колене, неуклюже хватаясь за перила, двигаться вниз по лестнице. Паулаускас наконец-то вышел из подъезда и почти дошел до остановки, когда мимо него проехал его автобус. «Обожаю эту страну!» — подумал он и вызвал такси, прощаясь с деньгами, которые хотел потратить на вечерние посиделки перед телевизором с пиццей и пивом. Такси приехало на удивление быстро. Модестас резко открыл дверь в машину и залез внутрь, привычно сложившись в три погибели. Колено дало о себе знать новым видом боли — теперь оно не кололо, а остро дергало. Он пообещал водителю три сотни сверху, если тот довезет его до университета до начала пары, и водитель, словно окрыленный таким предложением (возможно, этому способствовала и пустая банка Рэдбулла, валявшаяся на коврике у ног Модестаса), успел довезти его ко входу серого здания за пять минут до начала рабочего дня. Модестас собрал все силы и рванул (на деле заковылял, как столетний дед), по лестнице на третий этаж. Глянул на наручные часы. Двадцать секунд еще есть! Он, радостный, открыл дверь в аудиторию, которая сегодня была почти полностью заполнена одногруппниками. Он выискал глазами незанятое ближайшее к себе место на втором ряду около Сергея Белова, который, подставив кулаки под подбородок, сосредоточенно пытался собрать глаза в кучу и посмотреть на доску. — Доброе утро всем гниющим! Выглядишь просто отвратительно, — Модестас проковырял к парте и в привычной манере колко поприветствовал знакомого. — Иди ты на… — вдруг резко оборвал фразу Сергей, когда заметил, как Паулаускас стоит, пытаясь не переносить вес на левую ногу и сжимает кулаки. Под столом Белов положил ладонь на свое левое колено, которое, как он видел утром, ужасно распухло и покраснело. — И тебе не хворать, раненый! — закончил он и натянуто улыбнулся. Позже Белов отметил этот день — одиннадцатое марта две тысячи восемнадцатого года — как «пиздец. завязка» в своем мысленном календаре.