Forever and Ever.

       Шаги, которые принадлежали тому, кто был совершенно не уверен в своих поступках и постепенно отчаивающийся в них, раздавались эхом в этом пыльном коридоре Правосудия.        Хромые, болезненные шаги. «Держись, прошу, только не упади».        Слезы уже сами решают, когда им появляться и в каком количестве. Кажется, что уже ничего не подвластно ей. А ведь раньше всё было совершенно наоборот.        Она была богом. Была той, кто могла сделать все, что угодно, а потом откатить назад и перевернуть судьбу с ног на голову.        А он просто всё помнил.        Сошел с ума от любви, от откатов, от повторяющихся дней его чёртовой жизни. Сошел с ума, и его плечи, руки, кроссовки на ногах покрыты толстыми слоями пыли. Совсем не той, что появляется в пустых брошенных домах.        Теперь она идёт к нему. Уже тысячный раз встречается с ним лицом к лицу, не успевает издать даже обычного звука, как её тут же пронзают десятки тысяч костей, а потом маленькое тельце превращается в кучку пепла, после того как огромные черепа выстреливают мощным световым лучом. Но сейчас, ступив на всё то же место, куда она приходила каждый раз, она не увидела своего убийцу. Хотя в глаза попадали маленькие частички пыли, что доказывало его присутствие. Тут никогда не было так пыльно.        Сбитое дыхание, безумный взгляд, широкая улыбка — она всё чувствовала. Он поджидал её, выслеживал, как голодный зверь свою добычу и любил лишь за вкус её мяса. Он дарил ей всю свою ЛЮБОВЬ. А маленькая, беззащитная добыча, что клялась в своей невиновности, лишь принимала её, сохраняя в своем еле бьющемся сердечке, оставляя на нём глубокие раны.        Ей никогда не понять настоящей любви. Никогда не выбраться. Ей суждено остаться с ним. С безумцем, готовым убить её лишь от того, что он ненавидит свою любовь к ней, но не пытается приглушить это чувство, звучащее колокольным звоном в его запылившейся черепушке.        Глупышка. — Я… — Женщинам слово не давали, — перебил её грубый, хриплый голос. Он звучал повсюду, застревая в голове и продолжая звучать снова и снова. Она не могла понять, где он. Не могла понять, что он хочет сделать. Но, что странно, он не убил её после того жалкого звука, что она издала.        Она попятилась. К той стене, что была совсем рядом. Она боялась нападения со спины, она ненавидела, как он дышит ей в шею перед тем, как вонзить ей в грудь кости.        Но она столкнулась с ним. Он перемещается слишком тихо. Слишком неожиданно.        Столкнувшись, она тут же развернулась к нему лицом, испуганно заглядывая в его совершенно безумные зрачки. Дрожащие ноги больше не могут её держать, и потому она падает на холодный пол, снова начиная реветь. Но его взгляд настолько холоден, что по спине бежит дрожь, и слезы сами останавливаются, оставляя мокрые щёчки высыхать. — Жалкое создание, — усмехается монстр, неожиданно грубо толкая её в грудь, из-за чего она падает на спину, но тут же приподнимается на локтях. Ей по-настоящему страшно. Как в первую встречу в этом коридоре. Она не знает, что будет дальше тут в этот раз. Он не убил — значит ждет чего-то от неё.        Выражение его лица вдруг меняется, и он будто смотрит куда-то, а точнее на кого-то. Кого-то невидимого, кого «жалкое создание» ни за что бы не увидело. Он становится злее, ему что-то не понравилось, он недоволен. Его руки дрожат, сжимаясь в кулаки. — ЗАТКНИСЬ! — Вдруг взревел тот, хватаясь за голову и падая на колени, что заставляет её сильно удивиться и даже слегка сопереживать. Всё же её доброта и отзывчивость никуда и никогда не исчезнет. — СУКА, ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬЗАТКНИСЬЗАТКНИСЬ! — На холодный пол падают такие же холодные капли слез. — Я СДЕЛАЮ ТО, ЧТО ПОСЧИТАЮ НУЖНЫМ! Я СТАРШИЙ, ЗАВАЛИСЬ УЖЕ НАХЕР! — Он говорил со своим братом, которого убил из ревности. Да, именно из ревности. Но только спустя время он понял, какую ошибку совершил, и потому дух его братца преследует его вечность, упрекая за всё, что тот творит, и советуя, как будет лучше.        Скелет дрожит. Она ни разу не видела его в таком состоянии. Но подходить ближе не решалась. И тут он вскакивает, разъярённый, сумасшедший монстр, и выливает всю свою злость на неё, закидывая костями. Она еле-еле уворачивается, пытается встать, но тут в ногу попадает та самая кость, припечатывая её к полу. Коридор заливается истошными криками девчонки, чьё тело уже утыкано костями, но она все еще жива.        Он подходит, встает прямо над ней, хватая за шею и начиная душить. Душить, душить, душить, душить. Она ничего не может сделать, лишь дёргается, жадно глотая воздух. — Я... кггх. Оста-анусь…        Он замирает и отпускает её шею. — Что? Что ты только что сказала? ЧТО ТЫ, ТВАРЬ, СКАЗАЛА?! — орёт он, больно хватая её за волосы. — Останусь... с тобой… — кряхтит бедняжка и открывает глаза, глядя ему в ответ. Его выражение лица полно недоумения, удивления и даже недоверия. Он отпрянул, пошатываясь на неусточивых от сильного удивления ногах, и вдруг начинает заливаться громким хохотом.        Его хохот был режущим слух, безумным, прерывистым. Это наводило ещё больший страх. Но он закончился так же неожиданно, как и начался.        Скелет подбегает, улыбаясь так радостно, садясь прямо перед ней, и хватая за руку, прикладывая её к своей скуле. — Ты... Ты не пошутила? Да? Ты останешься со мной? Ты будешь моей? Ты меня любишь? — Его состояние было ужасным. Он был неизлечим. Его любовь была неизлечима. Извращённая, калечащая других любовь. И ей оставалось лишь только соглашаться с ним, а перед глазами уже всё мутнело из-за потери крови, ведь дырок в её тельце уже было предостаточно.        Она лежала в огомной луже крови.        Он убил всех из-за того, что влюбился в неё и не хотел, чтобы она принадлежала кому-то кроме него. Он винил её за это, избивал, ненавидел, но сейчас он был так счастлив, услышав её практически последние слова. Он прислонялся челюстями к её побелевшей ладони, пачкая её в липучей пыли. Гладил по запутанным волосам, наслаждаясь ощущениями под шершавыми фалангами.        Он сорвал её тело с костей, оставляя на них её окровавленные куски, и прижал к себе. Она побелела. Она была мертва. Но он прижимал её к себе, словно живую, представляя, как она целует его скулы, позвонки, и обнимает так же крепко, как и он её. — Теперь мы навсегда вместе, да? — шепчет он неслышащей. — Если ты меня любишь — ты не вернешься. — И он вновь заливается смехом, захлебываясь в горьких слезах и остаётся в Подземелье совсем один, но все же вместе с трупом любимой рядом.

Наконец-то он счастлив.