Я горела в свой последний день.

      Пожалуй, я бы могла сравнить жизнь с каруселью, но еще ни разу меня не укачивало и не тошнило. Бывает, что она резко подбрасывает нас высоко-высоко и вот, мы уже несемся по наклонной со скоростью света. Даже если так происходит и нам хочется сбежать, важно помнить одно: бежать нам некуда. Думаю, каждый испытывал угнетающие чувства, но стоит только вспомнить цену улыбки близких и уголки губ уже тянутся вверх. Только вот близких у меня не было. Я одна.       Открыв глаза, я сразу поняла, что этот день будет особенным. Спускаясь босыми ногами по скрипящей лестнице и чувствуя аромат имбирного печенья, вкус свежевыжатого апельсинового сока, на меня накинулось не покидающее моё сердце чувство ностальгии по тем дням. Внезапно я увидела открытое окно. Маленькая шторка билась в страхе и я понимаю почему. Мы с ней вдвоём боимся прошлого, этих давно минувших, пропавших дней. То, что осталось с нами от тех времен для меня, как для Алисы из страны чудес, бутылёк с подписью «выпей меня»… Сейчас объясню. Когда Алиса выпила его, то выросла до огромных размеров в доме кролика и так же, как со мной. Только вот прошлое для меня — это огромная Алиса, а я маленький домик. Моему раритетному прошлому, которое я тащу за собой каждый раз, как переезжаю, тесно во мне. Но я продолжаю идти на запах. Вот уже спустилась, но, пожалуй, подожду, пока сердце не успокоится, а сейчас постою в гостиной. Отныне в этой комнате нет чувства защищенности. Глубокий вздох и я иду на крыльцо. Меня обдувает легкий ветер, мелкая дрожь пробирает моё тело, в глазах накапливаются слезы. Передо мной довольно мрачная картина. Тёмно-зелёная, мокрая трава, на столько холодный воздух, что тяжело дышать, пустошь. Рядом никого. Совсем. Нет, это не потому что сегодня воскресенье и все спят в своих кроватях вместе с детьми, а потому что я живу… Да, верно, живу!       Для меня словно включили реквием. Я даже слышу, как будто кто-то говорит:       — А сейчас для *** мы включаем «Реквием по мечте» Вольфганга Амадея Моцарта.       Мрачная музыка начинает терзать меня, наращивая темп. Чем дальше, тем резче и острее вонзается нож. Если бы я могла, то с удовольствием бежала сломя голову! Но внезапно, я словно сошла с ума. Что-то насильно вырывает куски из моей памяти и предлагает пережить мне их заново. Меня бросает то в жар, то в холод. Вот сейчас я держу за руку свою мать, а вот уже смотрю на неё тело в гробу. Вот я пробую наркотики, а вот меня уже откачивают. Ох, как четко я помню тот страх, что переживала, пока чуть не умерла в реанимации. Моя жизнь не стоит чьей-то улыбки, но чья-нибудь улыбка спасла бы меня точно.       Я перестала ездить на работу, а просто продолжала лежать в кровати и вспоминать свою жизнь. Всё это время я молчала, мой рот был нем, как и я. Казалось, что стены покрываются мхом, ножки кровати трещат под моим весом, ваза, в которой когда-то стояли нежные ромашки, треснула. Её осколки унёс ветер через трясущуюся шторку. Вдруг небо разверзлось в моих ладонях: я вспомнила почему убила себя, когда убила их всех. Этот месяц стал роковым для меня.       Пять лет назад в этот же день, в этот же час, когда воспоминания вернулись ко мне полностью, я убила их всех и себя. Всё это время, живя в этом доме-крепости, я не могла понять, что я сделала, но сейчас всё стало яснее неба в день моей смерти.       Я всегда рано приходила на работу, потому что мне нравилась атмосфера офиса, одинокого хаоса, сопровождающего нас вчера весь рабочий день, этот вид из огромного стеклянного окна. Я не помнила половины своей жизни, но то, что я испытывала находясь там, отпечаталось во мне. Обычно, сидя там одна, размышляешь о том, что же одиночество творит с людьми… Лучше этого не делать. Тогда я думала об одиночестве, как о самовыражении, но сейчас, будучи одна, заточенная в своих грехах, оно стало моим проклятьем после смерти. А, помнится, умерла я 12 лет назад. Поговорим о том дне.       Слегка подпившая, поздно вечером возвращаясь домой, меня окликнуло четыре человека (я уверена, что их было четыре). Мои ноги не послушали моей головы и я направилась прямым шагом к компании ребят. Меня должны были образумить их вульгарные фразочки и подкрикивания, но что-то во мне продолжало видеть в них людей. А ведь у меня могла быть семья. Помню только его грязную ухмылку и этот отрывок из моего с ними диалога:       « — Мы знакомы? — поинтересовалась я.       — Скоро познакомимся.»       Сейчас совершенно очевидно, что за его двумя словами уже крылось что-то неправильное (могу ли я это так назвать). Но у меня нет тормозов ни тогда, ни сейчас. Единственное, что вспомнилось мне, так это ужасная боль и чувство отвращения к себе. Грязь словно прилипла ко мне, когда я раскрыла свои заплаканные глаза. Глаза, которые видели то, чего я не помню и не хочу вспоминать. Удивительно не то, что со мной сделали это, а то что оставили в одном доме с собой переживать эту тяжелую ночь. Вероятно, они думали я умерла. Около двух часов я плакала стоя у окна. Желание уйти притупилось, когда я поняла какая замечательная идея пришла мне в голову. Я убью их. И себя.       Я взглянула на часы, что буквально кричали мне «Время настало!». Тогда-то в моих руках и появилась сила. Думаю, стоит описать место, где сгорят грешники (и я вместе с ними). Дом был ветхим и крайне измученным, казалось, что он зол на своих владельцев. Интересно, сколько тайн он хранит с места их пребывания в нём… Почему мне кажется, что моя история не первая, о которой молчит это место? А если бы он мог рассказать, то сделал бы это? Скрипящие полы, прогнившие окна, тонкие (я бы даже сказала, чуткие) стены с подранными обоями и окна. Когда меня притащили сюда я много плакала и кричала, смотря в эти окна.       Думала они спасут тебя, глупая?       Помню, в доме был диван с отвратительной накидкой. Конечно, тяжело принять это как последнее, что я видела в жизни, но оно не единственное. Так вот про накидку… Неприятный на ощупь, скатавшийся материал цвета болотной тины. Похоже, там даже телека не было. А вот шторка на кухне мне понравилась… Легкая, голубоватая, правда, грязная. Она напоминает мне мою. Интересно, а какой была трава в ту ночь возле моего дома? Мягкая, влажная или жесткая, подсохшая. Нет-нет, я не ночую невесть где. Под моим домом подразумевается дом матери, что скончалась спустя месяц моей пропажи.       В ту ночь я аккуратно поднималась на второй этаж, еле перебирая ноги. Ноги остановились, рука потянулась к ручке двери. Они аккуратно спали, не осознавая, что их жизнь сейчас в моих руках. Только я решаю умрут они или будут жить. Наверняка страшно будет проснуться от того, что ты горишь, но не понять почему. В комнате сильно пахло перегаром. Оно и к лучшему… У дома стояла машина и перед тем, как идти к своим «друзьям», я заглянула в багажник, в надежде найти там бензин. Мне повезло, Господь без благодати. Я стащила их тела к друг другу. Они даже не пошевелились, видимо, отпраздновали на славу. Простояв над телами «палачей», как мне казалось, бесконечное количество времени, успеваешь подумать о многом… Например: что ты сделала не так чтобы оказаться здесь, сможешь ли жить дальше, если передумаешь или что будешь делать, если они сейчас очнутся?       Хватит. Просто сделай это.       — Хорошо, — прошептала себе под нос.       Кстати, в доме было достаточно холодно. Когда я шумно выдыхала, то образовывалось густое белое облачко пара. Немного пошарив у них в карманах, я нашла мобильник и пачку сигарет. Достала одну сигарету и сильно затянулась. Пепел всё сыпался на их головы. Я справедливо поделилась с каждым. Момент закончился и я потянулась к канистре с бензином. Не стану медлить. Облив каждого из них и себя, я постояла еще немного.       Мы пылали так ярко, насколько могли, нас можно было увидеть в космосе. Бегая из стороны в сторону все искали спасения, но нет. Поблизости нет пляжа и на вышке не сидит спасатель, к нам не выбежит сексуальная красотка в красном бикини. Этого не будет, давайте просто сгорим.       Подождите, я забыла упомянуть одну вещь. Перед тем, как сиять в последний раз, я хотела отправить маме сообщение, но на балансе был ноль.