Как ребёнок

Они опять подрались. Опять из-за какой-то чепухи. А ведь они союзники, они команда. Но МакКлейна это, похоже, ни капли не волновало. - Как ребёнок, - проворчал Кит, потирая ушибленный локоть. Лэнсу досталось сильнее, все же подготовка у Когане была лучше. Каждый раз одно и то же. Разговор, Лэнс в какой-то момент начинал зарываться, строить из себя невесть что, Кит демонстративно закатывал глаза и начиналось... Остальная команда только устало вздыхала. - Придурок, - услышал он ворчание кубинца и снова вспылил: - А ты у нас святой мученик, да?! - Уж получше тебя. Так. Спокойно. Все нормально. Он просто огрызается. Но... так хочется врезать, как же хочется врезать-то!... Аргх! От очередной шишки МакКлейна спас Широ, усмиряюще положивший руку на его, Кита, плечо. Один взгляд и Кит успокаивается, действительно, незачем вестись на провокации. Он встаёт и, стараясь не коситься на Лэнса, выходит из помещения, но все равно краем глаза замечает, как кубинец показывает ему язык. - Нет, ну как ребёнок, - вздыхает он ещё раз уже в коридоре. Опять ему досталось. Вообще себя не бережёт. Кит всматривался в покрытое кровоподтёками лицо Лэнса через стекло капсулы. Кит чувствовал толику вины. Он же старше. Должен был позаботиться о нем. Однако, когда несколько часов спустя МакКлейн выдал ему в лицо: "Это ты виноват", Кит возмутился. - Почему это я виноват в том, что ты ведёшь себя как идиот? - Я идиот? А кто полез в драку, не согласовав свои действия с командой? - Я знаю свои силы, в отличие от некоторых, - у Кита сверкнули глаза, недвусмысленно намекая, что "некоторые" стоит сейчас перед ним. - Я бы справился. - Это ты так думаешь. - Я знаю лучше. - Ты придурок. - А ты ребёнок, - Когане не хотел начинать драку, но и промолчать не смог. - Ребёнок? Ты меня всего-то на год старше! Мы ровесники! - Не похоже, - он скептически фыркнул. Лэнс задохнулся от возмущения, страшно сверкая глазами и подняв палец в праведном гневе. - Да что ты... Да что ты знаешь? Ты!.. Ты!.. - он не закончил, возмущённо сжал руки в кулаки, топнул ногой и, демонстративно развернувшись, вылетел из помещения. Умные двери едва успели открыться, выпуская его. - Побольше твоего знаю! - крикнул Кит вдогонку и тут же пожалел, потому что из коридора донеслось "Пошёл нахуй, олень!". Оставшись один, Кит прикрыл глаза рукой. - Как ребёнок, - прошептал он уже в который раз. Хорошо хоть до драки не дошло. Но почему-то последние слова кубинца продолжали звенеть в ушах, а в душе зарождалось горькое чувство обиды. Кит потряс головой, стараясь отогнать наваждение, и тоже вышел в коридор. Однако избавиться от горечи ему не удалось. Слова, брошенные в гневе, продолжали вертеться в его голове и на тренировке, и за ужином, а когда он устало повалился на койку в своей комнате, набросились на него, словно стая голодных волков. Он долго ворочался, прокручивая диалог в голове с самого начала. Кит абсолютно не понимал, почему МакКлейн так на него взъелся. Сам ведь полез куда не следует. Сам получил. А теперь кидает в Кита обвинения. Это не справедливо. - Ведёшь себя как неразумное дитя, а я виноват..., - пробурчал он под нос, плотнее закутываясь в одеяло. Ему было холодно. Но одеяло не могло его спасти. Холод был внутри него. Кит облажался, он это понимал. Ему хотелось винить во всем Лэнса, но он не мог. Он давно забыл те слова, но обиду забыть не смог. Она грызла его душу вот уже пару месяцев. Они не смогли собрать Вольтрона. Кит знал, это из-за него, он не может принять этого придурка. Знал, и ему было стыдно, поэтому он промолчал, сделал вид, что ничего не знает. Они едва не провалили миссию. И все из-за того, что он не может смириться с выходками этого ребёнка? Кит выключил микрофон и со всей дури саданул рукой по подлокотнику, вымещая злость. На кого он злится, он не понимал. То ли на Лэнса, то ли на себя, а, быть может, на обоих сразу. Он натолкнулся на МакКлейна в душе. Тот смерил его угрюмым взглядом. Что-то в этом лице не понравилось Киту. Он спешно отвернулся и принялся стягивать с себя костюм, страшно хотелось встать под холодную воду, может, хоть так удастся очистить мысли. Кубинец тоже не стал настаивать на контакте, набросил на плечи полотенце и вышел, не сказав ни слова. За трапезой они молча сверлили взглядами свои тарелки с инопланетной баландой. Как не перекинулись и словом на общей тренировке. И позже в общей комнате. Игра в молчанку вошла в силу. Столкнувшись в коридоре, они упорно отводили глаза, делая вид, что страшно увлечены рассматриванием стен, пола, потолка, чего угодно, главное чтобы товарищ-паладин не попадал в область обзора. На заданиях говорили друг с другом, используя форму только третьего лица: "Пусть он...", "Ему нужно..." и так далее. Споры и ссоры прекратились, но, казалось, стало только хуже. Хэнк заметил это первым и, почему-то, обратился сначала к Киту. - Почему вы с Лэнсом не разговариваете? - Я не хочу провоцировать его на очередную ссору. - А он почему не разговаривает с тобой? - А я знаю? У него спроси. Я не обязан знать, что творится у него в голове. Наверняка какое-нибудь глупое ребячество. - Но... разве ты не ведёшь себя так же? - Что? - Кит непонимающе уставился на Хэнка. - Ну, типа, молчанка-то у вас взаимная, - поддержала друга Пидж, слушавшая разговор краем уха. Тут Кит понял, к чему ведут товарищи, и вспылил: - Эй! Я же сказал, я не хочу его провоцировать! Мне надоело, что в результате его глупостей я вечно оказываюсь виноватым и врагом народа! С меня хватит! Не хочет разговаривать - да на здоровье! Не моя проблема! - Разве? - задумчиво протянула девушка. Кит сверкнул на неё глазами и, поднявшись, быстро вышел вон. - Вообще, он прав. Это не его проблема. Она наша. Это ведь из-за них мы не может собрать Вольтрона, - вздохнул Хэнк и решил, что пора бы поесть, а потом можно попытаться провести такую же воспитательную беседу и с Лэнсом. Учитывая, что несколькими часами позднее страшно недовольная рожа кубинца в одиночестве жевала какую-то фиолетовую гадость в столовой, можно с уверенностью утверждать, что переговоры с треском провалились. Одиночество парня было нарушено, когда Когане, всё ещё клокочущий от ярости, влетел в помещение, даже не заметив МакКлейна. - И я опять виноват. Ну конечно же я виноват. Кто же ещё, если не я? Может Лэнс? О, ну что вы? Такого не может быть! - причитал он себе под нос, но МакКлейн, естественно, все слышал. - Чтобы Лэнс и виноват? Нет, ни в коем случае. Да и вообще винить детей нельзя, они ж неразумные. А он у нас самый что ни есть настоящий ребёнок, - это слово Кит выплюнул с особой злостью, попутно швырнув себе в плошку большую порцию фиолетовой дряни. - Глупый, беспомощный, бесполезный, ни на что не годный, вздорный... - тут Кит наконец повернулся и мгновенно замолк. Такой подставы он не ожидал. - Все сказал? Или ещё что есть? - спросил кубинец, не скрывая злобы. Кит поджал губы, но взгляда не отвёл. - Знаешь что? - Лэнс встал и резким движением отпихнул от себя тарелку. - Единственный, кто ведёт себя по-детски, здесь ты, - он выдержал паузу, наблюдая за реакцией Когане, а потом развернулся и вышел, оставляя Кита один на один с его мыслями. Он продолжал стоять, сжимая в руках тарелку, теперь уже опустив глаза. Ему было стыдно, хотя он не понимал, за что. В конце концов, он просто высказал свои мысли. А заодно и свою обиду. Ту самую, необъяснимую, но такую едкую. Не будь он собой, он бы заплакал, потому что снова чувствовал себя виноватым. "Теперь нам точно не собрать Вольтрона, и это моя вина" - пронеслось в голове, ставя жирную противную точку. Есть расхотелось совсем, поэтому он поставил свою плошку рядом с недоеденной порцией Лэнса и побрёл к себе в каюту. Он пытался уснуть, старательно зажимая уши подушкой, безуспешно пытаясь заглушить гомон мыслей, но у него ничего не выходило. Он провалялся так несколько часов, но уснуть так и не смог. Он чувствовал себя не просто уставшим, но пустым, выпотрошенным. Ему казалось, он - кукла, в голове пустота, в душе холод, сердце и не бьётся вовсе. Как же ему хотелось пропасть, потеряться в таком же холодном, как и он сейчас, космосе. Умереть, перестать существовать, он был готов на что угодно, лишь бы не встречаться больше никогда ни с Лэнсом МакКлейном, ни с другими членами команды. Раздался сигнал тревоги, и голос Аллуры заверещал что-то про отряд Галра. Кит не слушал. Он медленно сполз с койки и, еле волоча ватные ноги, потащился ко льву. Однако, уже в ангаре его ждал неприятный сюрприз: лев отказывался подпускать его. Кит не возмущался, не пытался спорить. - Ты прав, - только тихо прошептал он, положив руку на барьер. - Я не достоин. И все же, ему было больно. "Твоя вина! Ты виноват! И кто из вас двоих ребёнок? Паладин-неудачник! Ты всех подвёл! Вот к чему привели твои действия! Ты здесь больше не нужен!" - шумел в голове гул голосов. "Кит? Ты где?" - поинтересовался передатчик голосом Широ. И его подвёл. Всех подвёл. Он молчал, не мог выдавить из себя ни слова. В носу защекотало, а дыра в груди росла. "Да черт с ним! Отряд небольшой, сами справимся!" - а это Лэнс. У него не выходит скрывать раздражение в голосе. А может, МакКлейн не особо и пытается. Губы у Кита начинают дрожать, но он не может выдавить из себя ни слова. "Как бы мне не хотелось это говорить, но Лэнс прав. Мы справимся. По крайней мере, в этот раз", - обеспокоенно продолжает передатчик уже голосом Хэнка. Широ думает не дольше секунды и подводит итог: "Хорошо". И тут случается самое страшное. Из его глаз начинают литься слезы. Он выключает передатчик, стягивает шлем и безвольной куклой оседает на полу. Он не нужен. Бесполезным... оказался он. Солёные дорожки ползут по щекам, попадают в рот, свешиваются капельками с носа и подбородка. И ни звука. Он тихо плачет, обнимая себя руками за плечи, а в голове шумит так, словно он в эпицентре бури. Он уже не понимает, что происходит. В груди бездонная дыра, живот скрутило спазмом. Он задыхается. Он медленно умирает. И лучше бы умереть окончательно к тому моменту, как товарищи вернутся и найдут его. Спустя несколько десятков минут он все же находит в себе силы подняться и, побитой собакой, плетётся в свою каюту. Там он сможет укрыться ото всех ненадолго. Скажет, что ему нездоровится или ещё чего. Конечно, Лэнс поймёт, но (Кит на это надеялся) не станет говорить остальным. Корабль-крепость слегка вздрогнул. Львы вернулись, понял он. Нужно поспешить. Он не хотел, чтобы его видели, пока он в таком состоянии. Но его желанию было не суждено сбыться. Уже у самых дверей каюты его окликнул грёбаный Лэнс МакКлейн. - Эй, ты в порядке? - в голосе не было ни капли обиды или издёвки, только беспокойство. Кит встал как вкопанный, кубинец преграждал ему дорогу к двери. Он опустил голову так низко, как только мог, чтобы тот не увидел его зарёванного лица. Взрослый мужчина и плачет, он бы не выдержал такого стыда. Хотелось сказать МакКлейну уйти, оставить его, Кита, в покое, но он знал, голос надломится, предаст его, и Лэнс все поймёт. Поэтому он мог только молча мяться на одном месте, молясь, чтобы чёлка скрыла его лицо от назойливых голубых глаз. Лэнс тоже молчал, видимо ожидая ответа, а не получив его, потупился и, немного помявшись, сказал: - Слушай, я не сержусь. Ты сказал, что думал. Это нормально, - он выжидающе посмотрел на Кита, но тот продолжал молчать, с ужасом осознавая, что слезы вот-вот снова брызнут из глаз. - И... я думаю... нам надо помириться, - снова выжидающий взгляд, а Кит пытается подавить рвущийся наружу всхлип. "Остановись!" - кричит голос в его голове. "Остановись! Прошу!". - Я не против того, что ты считаешь меня ребёнком... "Постой! Замолчи! Не надо!" - ...я просто хочу, чтобы ты перестал считать себя взрослым. "Нет!" - Ты сам себя загоняешь в угол. "Нет..." - Ты возлагаешь на себя ответственность, к которой не готов. Поэтому тебе больно сейчас. "Мне?" - Я же вижу, что ты плачешь, идиот. А слезы и вправду катятся большими, обжигающе горячими и такими горькими каплями. Он не сдерживается, и подлый всхлип раздаётся в тишине. В испуге, он закрывает рот руками, но его уже трясёт. Глупый. Беспомощный. Как так вышло, что чёртов Лэнс МакКлейн оказался старше и сильнее его? Ещё один всхлип просачивается сквозь пальцы и прорезает тишину, он уже ничего не видит из-за слез. - Плачь нормально, глупый. Слезы лечат, - тихий голос и его обнимают за плечи, прижимают к себе, гладят по волосам и спине. - Все пройдёт. Верь мне. Я же ребёнок. А устами ребенка глаголет истина, - пытается пошутить Лэнс. Киту не смешно, но он верит. Он не может сказать ни слова. Зато понимает, что Лэнс знает его лучше, чем он сам. И ему хочется плакать, плакать и кричать, как побитое животное, чтобы его жалели, вот так вот гладили и обнимали. Какие детские желания. Да. Он и сам ещё ребёнок, и в глубине души... он не хочет взрослеть. Особенно сейчас. Он срывается. Отпускает себя. Утыкается лицом в плечо, впивается пальцами в спину, жмётся ближе и плачет, кричит, рыдает. Ему кажется, что это единственный шанс выплакать всю горечь и все обиды, накопившиеся за всю прошедшую жизнь. Все слезы, которые он прятал. Всю боль, которую он скрывал. Освободиться. Открыться. Если бы у него был выбор, он в жизни бы не выбрал МакКлейна. Но выбора у него не было, и теперь придётся смириться, принять такого "хранителя". Лэнс медленно пятится, придерживая его за поясницу, втаскивает в каюту, нашёптывая: - Идём. Никто не увидит твоих слез. Я не позволю. Идём. А он плачет и не может остановиться. Хочется сказать: "Спасибо", но губы не слушаются, дрожат, а судорожное дыхание не позволяет произнести хоть что-нибудь членораздельное. Бредящий мозг начинает судорожно искать другой способ и находит его довольно быстро. Кит отрывает лицо от мокрого плеча и ловит своими дрожащими мокрыми губами горячие и сухие губы Лэнса. Лишь несколькими секундами спустя у него проскакивает мысль, что он делает что-то странное, но ему страшно заострять на ней внимание. Сознание плывёт, сердце ухает в груди, пытаясь проломить ребра. Его все ещё гладят, обнимают, а значит все нормально. Он все ещё плачет, не открывая глаз. Время от времени мокрый и солёный поцелуй разрывается из-за всхлипа, но тут же губы вновь соединяются. Сердце ноет, но с каждой секундой ему становится легче. Лёд в душе тает, обращаясь в слезы, а он улыбается, плачет и улыбается. В голове пусто. Все вымело, остался лишь сладкий дурман. Сколько минут прошло, он не понял, время стало чем-то нереальным, несущественным, вообще не существующим. Буря утихла, больше не было всхлипываний и вздрагиваний, слезы кончились, а мокрый неуклюжий поцелуй перерос во что-то сладкое и томное. Горячие ладони мягко легли на шею и щеки, невесомо направляя. Он все ещё боялся открыть глаза: вдруг все окажется сном? Какие-то тревожные мысли тихо скреблись в его сознание, но он отметал их всех, сосредотачивая внимание на своих ощущениях. Вот тёплая, нежная ладонь скользнула со щеки на плечо. Вот губы напротив подались назад и вверх, медленно отстранились, а потом прижались к скуле, опаляя мокрую от слез кожу горячим дыханием. Вот он сам, не раздумывая, интуитивно, прижался к мягкой щеке. Чужие губы коснулись виска, пальцы зарылись в волосы на затылке, слегка надавливая, прижимая к себе. - Я буду хранить твои слезы в своей памяти и никогда никому их не открою, - доносится тихий шёпот и хочется снова сказать: "Спасибо", но губы, хоть уже и не дрожат, все ещё не слушаются. Он отпускает одну руку, наощупь находит чужую мягкую ладонь и сжимает её. Больше ни слова не раздаётся в тишине, но Кит чувствует, знает - его поняли. - Ложись спать, тебе надо отдохнуть, - и снова гладит по спине, по рукам, осторожно отстраняясь, подталкивая к постели. Кит вспоминает, что действительно не спал всю ночь и очень устал. Его укладывают на кровать, накрывают одеялом, он по-прежнему не решается открыть глаза. За дверью раздаётся назойливый стук и голос Пидж: "Кит, ты в порядке?" - Только сейчас, - тихо усмехается Лэнс. - Не особо-то они торопились. Неужели я один так о тебе беспокоюсь? - явно риторический вопрос и удаляющиеся к двери шаги. - Спи, не беспокойся. Звук открывающейся двери разрезает пространство и на мгновение Кит открывает глаза, чтобы поймать силуэт МакКлейна в дверях. Не сон. Он улыбается, закрывает глаза и начинает медленно погружаться в объятья Морфея. - Что ты там делал? - в голосе Пидж звучит недоверие. - То же что и ты, беспокоился о самочувствии своего товарища по команде, - спокойно отвечает Лэнс. Пидж испытующе выгибает бровь. - Да брось ты, я ж не изверг, в конце-то концов! - восклицает он с напускной обидой, а после смеётся и Пидж ему верит. - И что с ним? - Нездоровится. Проклятая стряпня Корана. Я говорил, что эта фиолетовая гадость не из раздела полезной пищи, а мне не верили! - в словах - праведный гнев, а в голосе - смех. Кит слышит его голос через пелену дрёмы и улыбается. Все же, хороший он человек, этот грёбаный Лэнс МакКлейн.