What is love?

Когда Кёнсу спрашивают, что такое любовь. Он говорит о всякой банальщине. О том, что любовь — это держаться за руки, зарываться в её волосы, готовить вместе вечерами на кухне, состариться и умереть в один день. Ещё Кёнсу говорит, что любовь — это целовать её в уголок губ каждое утро и улыбаться, когда она — заспанная — бежит в ванную умываться. Бежит, врезается в косяк, ворчит, что проспала. Кёнсу говорит, что он сможет любить, наверное, лет через десять, когда встанет на ноги, заработает достаточно денег и ещё сотня пунктов. А ещё, что любовь — это самое важное в жизни. Когда Чанёля спрашивают, что такое любовь, он ничего не отвечает, про себя думая, что отлично знает правильный ответ. Оба, кажется, врут. Хотя, нет. Врёт только Кёнсу. Потому что он прекрасно знает, что любовь не придёт к нему в тридцать, потому что она «бывает» лишь однажды. А у него это «однажды» уже случилось. Потому что целует он не в уголок губ, а осторожно в слегка колючую щеку по утрам. Потому что, когда он приходит, порой под утро, его любовь не бегает по холодному паркету босиком с криком: «Дурацкий будильник!», а тихо посапывает под одеялом, ожидая свой поцелуй в колючую щеку. Потому что Кёнсу готовит один, пока его любовь обновляет ленту Инстаграма и только потом счастливо уплетает суп по новому рецепту за обе щеки. Потому что за руки они держатся редко. Да и совместные вечера тоже происходят не особенно часто. Но в одном Кёнсу не врёт. Эта любовь порой заставляет его забыть кое-что. Одну простую вещь. Что, когда он рядом, нужно дышать. Да-да. Именно «он». А зарыться в жёсткие и пахнущие мужским шампунем волосы он тоже может. Кёнсу не врёт, что любовь для него — самое важное в жизни. Чанёль врёт себе лишь в том, что думает о любви немного легкомысленно. Мол «пройдёт». Врёт, что всегда сможет легко избавиться от этой зависимости. От поцелуев в колючую щеку каждое утро мягкими губами. От супа по новому рецепту. И от низкого голоса на заостренное ушко. Чанёль врёт лишь в том, что думает, что Кёнсу — не наркотик. Но ответ на вопрос, что же такое любовь, он точно знает. — Чанёль? — низкий голос на ухо сквозь шумную толпу фанатов привлекает сразу. Пак узнал бы его даже сквозь самый сладкий сон. Сквозь пелену забвения. Сквозь боль, страх, кому. В самом горячем котле Ада. Но узнал бы. Узнает и сейчас. Отчего по коже разбегаются мурашки, а локоть, которого касается младший, чуть задевая небольшой ладонью узор свитера, вздрагивает. Наверное, это побочный эффект от наркотика, который Пак Чанёль употребляет вот уже столько лет. Это побочный эффект любви, которую он испытывает к этому человеку, что на голову ниже, что тянется сейчас к нему, чтобы что-то сказать, что улыбается так, что губы складываются сердечком. Это явно побочный эффект, ведь парень думает, что от зависимости легко можно избавиться, а на деле с каждым днём всё сильнее и сильнее привязывается к этим большим глазам, немного неправильным скулам, маленьким ладоням и уставшему, немного грустному выражению лица. Между ними образуется странный мирок. Такой маленький и спокойный, несмотря на то, что на остальном пространстве сцены Сухо пытается произнести речь, которую, ребята точно знают, ведь слушали всю ночь, отдаваясь счастливый минутам тишины в объятиях друг друга, готовил в спокойные минуты, когда волшебный туман погружает в царство Морфея. Ещё на этой же сцене Бэкхён кусает Сехуна за плечо. Потому что так надо. И Кай что-то напевает себе под нос. За сценой галдят фанатки. А между ними образуется их странный мирок. На это, наверное, никто и внимания не обращает. Все привыкли. Но мирок с каждым днём меняется и становится все более особенным. Потому что Чанёль улыбается своему наркотику с родинкой под ушком, а Кёнсу привычно поднимает взгляд на того, кто заставляет его вспоминать самые банальные моменты из фильмов о любви. Парень опускает взгляд на ладонь певца и почти нежно обжигает его своим то ли вопросительным, то ли всё понимающим взглядом. Кажется, Чанёль видит сквозь одежду. Сквозь мышцы и кости. Видит то, что отличает его наркотик от травы или порошка. Видит душу, которая забивается где-то за сердцем. Она у него пугливая. И вынимает из уха наушник, послушно немного наклоняясь к Кёнсу, чтобы услышать то, что он хочет сказать. Послушать немного хриплый и уставший голос. Пообещать, что в номере отеля они позволят себе расслабиться. Улыбнуться тому, как парень выдохнет горячо на мочку уха, которую порой так любит нежно прикусывать. Или наоборот, стать серьёзным, потому что маленький Дьявол вдруг позволит себе лишнего и скажет что-то такое, от чего дальнейшие мысли, слова, движения запутаются. И будет пульсировать отчётливо только одна. О том, что До Кёнсу совсем не невинный ребёнок. — Менеджер сказал мне подойти к тебе на финальном выходе, — а, к слову, выход этот был сейчас. — И что-нибудь шепнуть на ухо. Ты же знаешь, как фанатам это нравится. Чанёль знал это прекрасно. Но ещё лучше он знал, что это нравится ему. Когда его наркотик прижимается к его плечу грудью, еле-еле дотянувшись до нужного уровня, когда обжигает своим дыханием кожу, когда несёт какую-то ерунду или что-то осознанное. Чанёль готов растворяться в этом каждый раз. И, несмотря на то, что Кёнсу сейчас несёт несусветную чепуху, Пак не злится. Да и не думает. Ведь потом он сможет мягко поцеловать Кёнсу в лоб перед сном, когда они уже будут в номере ютиться на одной кровати, пытаясь прижаться друг к другу ещё теснее. Или хорошенько укусить парня, где-нибудь, где не видно, за то, что он также, потому что надо, полчаса назад заигрывал с Чонином. Чанёлю абсолютно всё равно, что несёт Кёнсу. Человек, который всё же наркотик. И которому он никогда не соврёт о своей любви, пускай и оставляя её молчаливой тайной, когда просят рассказать. — Ты просто сделай такое лицо, будто я говорю тебе что-то приятное, — парень искренне не понимает, почему бы Кёнсу просто не вспомнить о том, как он ещё несколько часов назад в комнате отдыха сидел на столе, нежно целуя Чанёля в щеки с неприятным привкусом крема, губы с запахом липкого блеска, и шею, чуть солоноватую из-за капелек пота. Парень искренне недоумевает, почему бы просто не вспомнить, как они случайно порвали простыни в номере гостиницы. Или как смеялись над фильмом целую ночь, а потом смеялись друг над другом. И долго целовались, пытаясь надышаться друг другом. Чанёль искренне не понимает, но слушает каждый вздох, потому что ДиО почти касается губами его уха, когда говорит. — Ты знаешь. Как обычно. Чанёль улыбается на последнюю фразу. «Как обычно». «Обычно» — это получать от Кёнсу на сцене, потому что «так надо», и наслаждаться его мягкостью дома. «Как обычно» — это маска на работе. И, если Кёнсу сейчас говорит это, прося надеть привычную маску, то он смертельно устал. Пак хорошо знает это. И невинный монолог Кёнсу обретает другой окрас, потому что Чанёль слегка наклоняется и своим голосом с приятной хриплостью выдает: — Скоро все закончится. Мы с тобой устроимся в уютной кровати, ты включишь какой-нибудь неинтересный фильм. Так. Просто чтобы на фоне был какой-то звук. Устроишься на моей груди. И мы будем долго-долго разговаривать. Хорошо? — Хорошо. И это «хорошо» становится почти их символом. Их «я люблю тебя». Потому что Чанёль берёт всю инициативу в просьбе менеджера на себя. Кёнсу нервно облизывает губы, потому что теперь по его спине бегут мурашки. А зал ликует. Кёнсу думает о том, что устал, что шёпот этого высокого парня — единственное, что может сейчас оживить, что спать на его груди удобно, ведь сколько раз уже пробовал, наслаждаясь спутанным дыхание в свою макушку, что завтра в сети будет много фотографий. Много подписей и фанфиков о том, что они с Чанёлем любят друг друга. А, может быть, правда стоит признать это и сказать три заветных слова, вместо «хорошо»? А Чанёль думает о том лишь, что Кёнсу на самом деле — наркотик. И ответ на вопрос, что же такое любовь, он точно знает. Любовь — это До Кёнсу. А для Кёнсу любовь — это всё та же банальщина. Что-то вроде прогулок за руку, прятки в её волосах, ужины вместе вечерами на кухне, Инстаграм и смерть в один день. Ещё Кёнсу всё ещё думает, что любовь — это целовать её в уголок губ каждое утро и улыбаться, когда она — заспанная — бежит в ванную умываться. Бежит, врезается в косяк, ворчит, что проспала. Кёнсу также думает, что он сможет любить, наверное, лет через десять, когда встанет на ноги, заработает достаточно денег и ещё сотня пунктов. Что любовь — это самое важное в жизни. И не врёт только о последнем, потому что каждое «она» следует заменить на «Чанёль», а «наверное, лет через десять» на «прямо сейчас». Потому что когда концерт кончается, можно не надевать маски. И Чанёль может, наконец, вслух сказать, что такое любовь, а Кёнсу — промолчать и улыбнуться. Потому что его любовь после трудного дня устало смеётся. А когда у любви хорошее настроение, ей стоит наслаждаться. — Хорошо? — Хорошо.