Химия

***

      Идёт восьмой урок, на часах в классе химии светится 16:07. Солнце, ещё не закатное, но уже чуть налившееся красным, проникает через окна в помещение, оставляя золотисто-розовые лучи на партах, на полу, на лицах сидящих в классе учеников. Несмотря на довольно позднее для учёбы время, их много, они разложили на партах тетради, учебники и специальное оборудование: колбы, пробирки, спиртовки, склянки с веществами… Молодой лаборант, практикант, помощник Василия Петровича из Института Времени сегодня заменяет робота, принимая работы разношёрстных должников. Тут сидят и восьмиклассники, и будущие выпускники, и даже пара человек совсем малышей-третьеклашек, обучающихся в олимпиадном потоке. Практикант расхаживает по классу и периодически даёт советы, как и что смешивать, что нагревать, а что куда добавлять. Звенят стеклянные колбы, работа кипит.       Мило-сосредоточенная Машка сидит и грызёт кончик карандаша, солнце играет с её волосами, оставляя на фиолетовых коротких прядях бело-золотые блики. Она отчаянно думает, почему не получается в равных пропорциях смешать кислород и углерод, получить угарный газ, наконец сдать эту практическую и уйти отсюда уже когда-нибудь?! Всё время всё идёт не так. Белая почти зачарованно вслушивается в наставления учителя, пытается что-то понять. Такая смешная.       Наконец Маша бросает это бесполезное занятие и в отчаянии закрывает лицо руками. Потом умоляюще смотрит на меня. А я всё уже давно сделал, но хотел дать ей время помучиться самой. Что взять с неё, с гуманитария, пусть и такого очаровательного… Ухмыльнувшись, я отдаю ей свой лист: пусть переписывает. И Машка, радостная неимоверно, молча поблагодарив меня взглядом, начинает своим круглым мелким почерком заполнять, строчку за строчкой, тетрадь.       Юбка у Марии неприлично короткая, ножки — стройные, а переход на весеннюю форму подразумевает собой ни что иное, как отсутствие тёплых колгот и комбинезонов. Люблю весну. Ножки у неё всегда гладкие — помимо того, что Маша — умница-разумница, так является ещё и жуткой чистюлей. Всегда гоняет Наташку за бардак в комнате. А когда как-то раз заглянула ко мне под кровать…       Увлёкшись, Мария забывается, от усердия высовывает кончик языка, старательно записывая формулы, внимательно расставляя коэффициенты. Мне совершенно не нравится такое внимание к химии, и уж тем более то, что это внимание направлено не мне — рукой ныряю под парту и поглаживаю её колено.       Машка конвульсивно дёргается, как от резкого неожиданного холода, покрываясь мурашками, смотрит удивлённо-возмущённо, так шокировано распахнув зелёные блестящие глаза, что мне становится чуточку смешно. — Маш? — шепчу я. — Что, Арик? — немного испуганно отвечает она. — Ты знала, что ты моя? — Нет. И я не твоя, — недовольно шипит девушка. — А чья? —…Ничья, — некоторое время она не знает, что ответить. — Значит моя, и мне всё равно, что ты думаешь по этому поводу! — отвечаю я, потому что это действительно моя Маша. Белая с силой отворачивается и утыкается в тетрадь, пытаясь писать, но её щёки предательски алеют. Не хочет подавать виду, что я попал в точку. Ей приятно. Этот её румянец прекрасен, щёчки как две раздавленные вишни, и возбуждает это неимоверно.       От коленки перемещаю руку выше, к бедру, Машка чуть дрожит, всё ещё пытаясь слушать практиканта-учителя. Но разве слышно что-то? Разве понятно? Поглаживаю внутреннюю сторону бедра гладких, как из мрамора ножек. Легко-легко, нежно прикасаясь пальцами к коже. Ей это доставляет удовольствие, она вздыхает чуть нервознее обычного. Тише, Маша, тут столько народу…       Адреналин в крови захлёстывает голову, тугой узел скручивается в области паха, гляжу на Марию как зачарованный. От возбуждения кружится голова, кружится помещение вокруг, в глазах чуть мутнеет. Не могу… По мне, как по клавишам. Через хлопковую ткань трусиков глажу её промежность, влажную, тёплую. Машке стыдно, что по-настоящему сексуального белья у неё нет. Ведь Арик., а она… Да и трахал я её переживания. Ну и вообще её трахал. Потому что моя Машка. И именно она для меня является самой сексуальной, самой желанной, именно на неё смотреть и до неё дотрагиваться — лучше и не придумаешь. Хочу расцеловать всю её сейчас… Впервые я хочу не только сам получить удовольствие, но и подарить его. Маше. Поэтому притрагиваюсь нежнее, глажу чувственнее.       Машка не знает, куда себя деть. Прикусив губу, сдерживается еле-еле: уткнулась лицом в парту. Она совсем раскрасневшаяся, всё её остренькое милое личико как свежий спелый помидор, только зелёные глаза, как два изумруда, будто светятся. Ухо, виднеющееся из-за стрижки-каре тоже красное, скоро, бедная, покраснеет до кончиков волос. Чёрт, она прекрасна.       Отодвигаю ткань трусиков, не выдерживая, дотрагиваюсь до чувствительного бугорка клитора. Вся её промежность горячая и влажная. Маша от неожиданности издаёт громкий сладкий вздох, почти стон. — Всё хорошо? — впереди сидящие соседи оборачиваются. — Коленкой стукнулась, да, уже всё нормально, — тихо пищит Белая.       «Маха, тише, мы не одни, потерпи, родная!» — пододвигаю её тетрадь, размашисто черкаю карандашом поверх формул. Она смотрит на меня. «Как же тише, Арик? Когда так страшно и сладко!» — говорит взгляд её глаз. «А теперь запишите…» — слышится, будто эхом, голос заместителя учителя. Маша впопыхах хватается за ручку, судорожно пытается что-то писать. Буквы и цифры скачут по клеткам.       Когда в щёлку входит палец, Белая тихо охает, зажимая рот рукой. Смотрит на меня странно. Во взгляде читаются испуг, благодарность, дикое желание и любопытство одновременно. Она не выдерживает, безмолвно умоляет продолжить, подаваясь телом ко мне, выгибая спину, раздвигая шире ножки. Не могу отказать. Представляю, как прижму её к себе, улыбаюсь.       Не замечаю, как сбивается дыхание, а штаны становятся очень тесными. А когда на то место, которым я сейчас думаю, и это не мозг, Маша кладёт свою маленькую прохладную руку, я сам чуть ли не начинаю стонать так, чтобы все слышали. Но сдерживаюсь из-за осознания того, как палевно и опасно то, чем мы сейчас занимаемся. Её движения неуверенные, но очень нежные и плавные. Она кажется такой неопытной, но от этого такой прелестной… Всё, больше не могу.       Всё заканчивается очень резко. Встаю с места, сметаю наши вещи в сумки, схватив Машку под мышку, шагаю через весь класс. — Куда? — подняв бровь спрашивает заместитель учителя из Института Времени. — Маше плохо, — коротко говорю я, останавливаясь у двери. Белая правдоподобно стонет мне в плечо. — И правда, странный у неё вид. Красная какая-то. Ладно, идите, — разрешает педагог. Мы уже на пороге, но он нас внезапно останавливает: «Презервативы и противозачаточное на второй полке в шкафчике медкабинета». Краснею до ушей…