Better&Harder

Усок правда пытается не испытывать разочарование и какую-то опостылевшую перманентную злость. Вокруг все старательно пытается вывести его из себя и у этого всеобъемлющего, раздражающе-огромного “всего” это прекрасно получается. Усок все еще не хочет прогибаться под обстоятельства, сколько бы раз отец не пытался донести до него(как ругательствами и нотациями, так и болезненными пощечинами), что домой они уже никогда не вернутся. Чон не хочет: ему нравилось дома, в Кванджу, где у него была куча дружков-подпевал, своя компания, крепкая и спаянная, ребята, которые ни за что не палили его, когда он доставал при них сигареты и курил, и даже делились жвачкой, если была.У него было любимое увлечение, в котором он добивался почти профессиональных высот. Ему было хорошо дома, у него было практически все, что нужно подростку. Даже девушка - пускай скучная и такая надоедливая - была. А теперь? Гребанный Сан-Антонио, в середине гребанного Техаса, где у него нет ни друзей, ни знакомых, ни даже уверенности в том, что жизнь его тут как-то устроится. А еще никакого моря и серфинга. Усок любил выбираться по выходным в Муан или даже в Мокпо и даже в самой холодной воде рассекать на волнах. Это было что-то вроде тайного хобби, не такого, как изнурительные тренировки на бейсбольном поле, о которых знала каждая собака в городе, потому что о нем не знали его друзья, не знали родители, даже милая, но такая непонятная для него Чжунхи, и та не знала. Усок любил представлять, что это не просто бредни, а что в такие моменты он становится реально свободным, что соленый, иногда льдисто-холодный воздух входит в его грудь, заполняя легкие слабым ощущением свободы, которым пропитан весь он, с ног до головы, когда под ногами волны и волны. От Кванджу до Муана - двадцать семь миль, это около двадцати минут на автобусе - Чон легко мог соврать, что проводит день у очередного друга, и кататься туда без страха, что если мама скажет быть через час дома, его засекут. А от Сан-Антонио до большого города Корпус-Кристи, где он мог бы отдыхать почти в пять раз больше, чем от Кванджу до Муана. И просто так из такого большого города не укатишь - к тому же у Усока все еще нет в этом забытом всеми богами Техасе друзей, чтобы они его прикрыли. От его идеального мирка, работающего, как часы, осталось только херово “нихуя”. Теперь только эта странная форма, будто бы колющая его, и бейдж с аккуратно выведенным “Jung Wooseok” - и плотная и раздражающая неизвестность, которая бывает перед первым днем в новой школе. Усок никогда не переезжал, не менял школ и никогда не хотел этого, но жизнь решила, что ему не хватает кульбитов в его размеренной поездке, и потому теперь он как будто выброшенная на берег рыба, которой не место на горячем песке. Он задыхается от больших стен этого неприветливого, огромного города. Ему не хватает родного спокойствия, все вокруг мельтешит и движется. Мама говорит, что ему не стоит волноваться, школа, в которую они с папой его отдали - международная, так что вполне возможно, что он там будет не один кореец. Усок даже думать не хочет, ему никогда не нравилась идея дружить с кем-то просто потому, что они могут говорить с ним на одном языке. Мама глупая, она поехала за папой, хотя английского не знает почти совсем, и наверняка уже чувствует себя не в своей тарелке. Но вот, она сидит в их новой машине и улыбается светло и мягко, и прячет свои натруженные, с треснувшей кожей руки в теплых осенних перчатках и Чон с горечью думает, что это место не нравится, кажется, только одному ему. Странно чувствовать себя предателем, потому что родители сделали все, чтобы у него было прекрасное будущее, но эгоизм все равно не дает ему просто так отпустить все то, что он оставил за спиной. Мама улыбается, отец хмурит свои темные брови - просто кричит о том, что ему стоит вести себя нормально и не приносить им с мамой проблем. В этот момент Чон почему-то особенно сильно чувствует, как отец его не любит. Это странное ощущение, может быть кто-то бы сказал, что наверняка ошибочное, мол, переходный возраст в голову бьет, но Усок всеми внутренностями знает - отец никогда не на его стороне. Будто он заранее не оправдал всех его надежд. Это коробит его с самого детства, когда он чувствовал, будто все объятия и поглаживания по волосам от отца вынужденные, неестественные и механические, будто тому вообще не интересно, есть он или нет. И переезд, и эта ссора, которая оставила в его памяти жестокие слова о том, что он неблагодарный сын и просто маленькая сволочь, которая заботится только о себе...Усок правда ведь пытается привыкнуть к этому месту, улыбаться, как мама, которой нужен особенно теплый, нежный климат, чтобы излишне болезненная белизна ее кожи сменилась на здоровый розовый цвет, но он не может так просто. Говорят, это взрослые не готовы покидать родной дом, потому что там вся их жизнь, но их семья какая-то будто особенная. И Усоку почти физически больно, когда его, одетого в новенькую с иголочки форму буквально выталкивают из новой машины на парковке, бегло желая ему удачи. Мама тихо смеется, не понимая, что говорят по радио в папиной машине, отец кидает последний грубый и строгий взгляд на Усока и они уезжают. Он остается один, а перед ним - огромная по размерам школа. Чон никогда таких не видел, она кажется ему давящей и просто ужасающей, а он сдается самому себе маленьким потерявшимся в торговом центре ребенком. Усоку не нравится - просто ли из чувства протеста, или по-настоящему, он не знает. Во дворе много места, и очень много спортивных площадок: для тенниса и волейбола, баскетбола и бейсбола, даже летний бассейн, который сейчас, конечно, закрыт. Все заняты своим делом - конечно, кому будет интересен еще один такой же ученик, как они сами? Их тут правда очень много и они правда все разные - азиатов глаз примечает как давно привычное зрелище, но тут очень много ребят самой разной внешности и (наверняка) национальности. Усоку в принципе уютно, но чужое безразличие больно бьет по его уверенности, и он ощущает себя ребенком, потерянным и глупым, даже при том, что на полголовы выше половины людей, проходящих мимо него. Он сжимает лямки рюкзака - такой детский жест неуверенности - и шагает вперед. Он ведь взрослый парень, ему нужно быть гордым и сильным, и вообще, он пришел сюда учиться и заводить знакомства, чтобы было кому прикрыть его забавы, и ничего более. Усоку страшно. До позорного страшно, потому что вокруг все непривычно и дико, толпы людей, шум нескольких языков, чужой смех, режущий уши неприятным визгом и просто какой-то Ад на Земле. Чон хочет спросить дорогу в кабинет некой мисс Ким, которая является то ли его классной, то ли куратором(Усок из объяснений мамы так и не понял, а та, наверное, так и не поняла, что имел в виду отец), но никто не отзывается на его позорные попытки дозваться до людей. Он глупой телебашней стоит под окном, все еще сжимая в руках лямки рюкзака и рассеяно смотря по сторонам, когда рядом с ним внезапно тормозит парень. Он улыбается и смотрит на него снизу вверх, но до того уверенно и насмешливо, что гордость Чона оказывается тут же задетой. Усок хмурит брови и приосанивается, фирменно, истинно по-чоновски, щуря глаза(в свое время Чжунхи говорила, что запала на него из-за этого прищура), но на коротышку это не действует вообще никак. Тот с интересом рассматривает его лицо и опускает взгляд на бейдж, языком касаясь своего пирсинга в губе, и бесцветно фыркает. - Ну приятно познакомиться, Чон Усок. Меня попросили тебя найти. Я - Чо Джинхо, что-то вроде старосты по всем корейцам, что к нам поступают. Хорошо говоришь по-английски? - Джинхо со спокойным превосходством смотрит на него и кивает, - Если нет, то это не страшно - у нас есть курсы быстрого разговорного английского, запишем тебя. - В этом нет нужды, по моему скромному мнению, я разговариваю на достаточном уровне, чтобы понимать и быть понятым, - криво усмехается Чон, недовольный таким повелительным взглядом старшего, и разводит плечи, поправляя на спине рюкзак, - Не покажешь мне, где тут находится кабинет мисс Ким? Усок знает, как надо себя вести с такими, как Джинхо. Он знает, что прогибаться ни в коем случае нельзя, иначе он будет в его глазах ребенком очень долго. И пускай ему все еще некомфортно, но он продолжает без запинки играть роль немного наглого парня. Он так давно привык примерять эту маску, что уже даже не вызывает в нем каких-то отличных от привычного глухого подавления настоящих эмоций чувств. Он кивает на коридор, мол, веди, и Чо молча соглашается, идет перед ним, начиная рассказ о школе, которая Чону теперь что-то вроде удобного места бить баклуши. Усок слушает вполуха, и едва не врезается в Джинхо, когда тот внезапно оборачивается к нему. Он смотрит очень серьезно и говорит: - Я знаю, что тебе тут не нравится, и что ты бы все отдал за то, чтобы уехать сейчас домой, в какой-нибудь Пусан или Инчхон, но поверь, тут реально не так плохо, как кажется. Да, ты может никогда не полюбишь это место, но поверь, тут не так погано, как кажется. Мы сможем найти тебе увлечение, так что тут ты не будешь одинок. Тут правда уютно, несмотря на то, что сейчас атмосфера тебе кажется враждебной. Джинхо правда старается. Он улыбается и снова языком пытается будто бы поправить свой пирсинг, за который его тут, кажется, даже не думают ругать. Усок кривится. - Мне не нужны напутствия, Джинхо-хен. Просто отведи меня к мисс Ким и все. Я не хочу ничего искать и ни к чему привыкать - я вообще никогда не хотел жить в этой тупой Америке. Мне было хорошо дома, и потому я просто ненавижу это место, насколько бы круче моей родной школы оно ни было. Поэтому давай завяжем с этой попыткой втянуть меня в коллектив, ладно? Я просто хотел жить своей жизнью, а теперь… - Ты привыкнешь, - улыбается Джинхо, пожимая плечами так, будто это очевидно, - И прости, но пытаться не втягивать тебя в коллектив я не стану. То, что ты говоришь мне сейчас совсем не похоже на твои мысли, когда ты стоял там у ворот и думал, что тебе хотелось бы просто не быть в этом месте одному, потому что ты не выбирал его. Ты не хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, поэтому я не буду слушать тебя и даже обижаться. Скажешь спасибо мне за это потом, а сейчас нам и правда стоит поспешить. Он даже не оборачивается на него, будто заранее зная, что Усок, как зачарованный, пойдет за ним. И ведь ни за что не окажется неправ - Усок идет, как потерянный ребенок, или брошенный пес, следом, и старается не терять маленького хена из виду даже тогда, когда они идут в коридоре среди трех человек, а не толп главных проходов школы. Усок рассматривает этого хена повнимательнее: почему-то тот приковывает его взгляд. И дело все не в сережках, которые по три штуки в каждом ухе, даже не в татуировке на шее(написано что-то на английском, но начинается от спины, поэтому понять за пиджаком невозможно. Усок видит только края, кажется, крыльев, но на этом и все. Обычно Чон к таким вещам относится с сомнением - его растили с мнением, будто всякие модификации это что-то вроде попытки глупых подростков выделиться. Но Чон же видит - Джинхо не пытается каким-то образом выделиться. Наоборот, мимо них только что прошел парень с ярко-зелеными дредами, и, младший может поклясться, у него были эльфийские уши! Джинхо кажется ярким и выделяющимся, но, что смешно, не из-за татушек и пирсинга, а тем, что сидит где-то внутри него, и что Усок чувствует кончиками пальцев просто на интуиции. Это огромная внутренняя сила, такая подавляющая, что даже страшно. Чужие тонкие пальцы, которые с первого взгляда кажется переломаются просто схватившись за дверную ручку, при детальном рассмотрении оказываются сильными и крепкими, и Чон почему-то не сомневается, что такие не только могут держать школьные награды, но и ломать нехорошим парням носы. И так, по мелочи, собирается и весь образ Чо. С первого взгляда тщедушный, тонкокостный, он оказывается действительно по-мужски сильным, будто внутри хлипкого тела прячется титановый корпус, чтобы своим видом ввести в заблуждение противника. Джинхо улыбается и открывает ему дверь, на которой висит табличка с флагом Кореи - двери этого крыла все в таких табличках, и Усок удивленно и с интересом их рассматривает. На некоторых дверях висит по две - наверное, думает Усок, зависит от количества поступающих учеников, - и с интересом заглядывает внутрь. В кабинете, обустроенном уютными мягкими диванами и креслами, с милыми светлыми книжными стеллажами и картами по стенам сидит человек двадцать, которые весело и перебрасываются какими-то незначительными фразами. Девушки привычно наводят марафет. Наверняка неудобно делать это в коридорах, где движение, как на трассе, только из людей, потому они в спокойствии подкрашивают свои ресницы тут. В самом конце кабинета, на столе, сидит миловидная девушка, лет двадцати пяти. Она улыбается и машет парням рукой подзывая их к себе и спрыгивает со стола, отряхивая свои короткие шорты и майку от невидимой пыли. Ее, оказывается, зовут Ким Хена, и она отличается веселым характером, шутками ниже пояса и россыпью татуировок по телу, которые отлично видно в ее одежде, не блещущей особой сдержанностью. Она выглядит совсем молодо, едва-едва на два года старше Усока, и всегда врет о своем возрасте, даже тем, кто знает об этом. - У нас тут что-то вроде настоящей свободы, - говорит она ему, улыбаясь по-кошачьи мягко, - Знаешь, никаких запретов ученикам, если это им не вредит и родители разрешают. Много всяких спортивных и прочих кружков, я видела даже клуб поклонения Джастину Биберу. Он слегка пугающий, розовый и в блестках и с пентаграммой из его альбомов, но так-то миленько вообще. Для ассимиляции детей приняли решение их слишком сильно не ограничивать. Ты не думай, у нас тут не вакханалии, и учебный процесс на должном уровне, вон, Джинхо готовится в престижный университет поступать...просто тут даже как-то дышать полегче, чем в остальных школах. Родители правильно сделали, что отдали тебя сюда. Хена улыбается мягко и понимающе, и Усоку кажется, будто она читает его, как книжку с картинками. Такую, что и ребенку все без разъяснений ясно. Он смущается, отводит взгляд, а старшая тут же довольно потирает ладошки и снова энергично подскакивает, о чем-то вспомнив. - К сожалению, в твоей группе нет учеников из Кореи, - говорит она деловитым тоном, умудряясь при этом мягко выпроваживать всю толпу своих подопечных в коридор, потому что “давайте, лодыри, урок уже через три минуты, а ваши прелестные корейские попки все еще тут”, и придерживает Усока за руку, улыбаясь ему как-то по-особенному мягко, как младшему несмышленному брату. - Но я знаю, кто о тебе позаботится! Усок даже улыбается - не улыбаться рядом с такими людьми вообще невозможно и кивает почти уверенно, соглашаясь на уговоры пойти познакомиться с “умопомрачительным идиотом, и просто прекрасным примером долбоеба японской сборки, который обязательно поможет тебе раскачаться, угрюмый ты наш”. Все это вдруг становится таким теплым и почти родным и Усок не дергается, когда на него смотрит почти три десятка глаз в классе. Он улыбается, здоровается со всеми мягко и как-то немного застенчиво(девушки тут же возбужденно начинают болтать), и он садиться за парту, с чистой совестью пропуская мимо ушей речь учителя. Жизнь, кажется, со скрипом движется в светлую сторону, и Усок чувствует себя немного полегче. *** Юто и правда оказывается редкостным долбоебом. Несмотря на прямое указание Хены о том, что вот Усок, Адачи, не напортачь, нормально знакомятся они...в толчке. Японец, сияя улыбкой во все сияющие тридцать два, стягивает с себя футболку и толкнув его в плечо, возмущенно говорит:” И ты че, не оценишь мою татуху, бро?” Татуха и правда оказывается зачетной - самурайский меч в полбока старшего (как оказывается на каких-то жалких пару дней) с какой-то заумной японской надписью. Но от ситуации все равно отдает какой-то чисто ютовской безумностью, как уже многим позже понимает Усок - это совершенно нормально. Адачи и сам оказывается крутым. Он репер, он знает хуеву тучу языков, он пишет музыку и вообще очень творческая личность. У них с Чоном почти идентичные вкусы во всем, от музыки до любимых свитеров бабушки за которые стыдно, а еще они каким-то магическим образом устанавливают ментальную бро-связь. Они постоянно трутся рядом - Юто вводит его в свою компанию, она небольшая, но дружная. И в ней есть Джинхо. Почему-то это вызывает какое-то странное волнение в груди. Он улыбается ему привычно, но кажется, будто Джинхо как и Хена, читает его насквозь и от этого слегка коробит. Он чувствует подкатывающее к горлу смущение, а еще старается не смотреть на хена слишком пристально. На его языке, слегка поблескивая холодным светом, появляется новый прокол и дразнит-дразнит-дразнит его своим блеском. Усок гордо игнорирует и старается направить свое внимание на других членов их “банды”. Джинхо смотрит на него так пристально, как будто обижается, и Чону правда кажется, что он уже в чем-то виноват. Но он продолжает хмурить брови и просить быть немного помедленнее - обилие жаргона в чужой болтовне не всегда является для него понятным. Мир тихонько налаживается. *** Мама говорит, что ей нравится, как меняется ее сын, отец угрюмо молчит - ничего другого Усок от него не ожидает. Они все довольны сложившейся концепцией их семьи, потому что младший больше не устраивает истерик, в школу собирается сам, находит друзей и, к гордости мамы, даже присматривает себе клуб по интересам, как бы показывая, что окончательно вливается в окружающую его атмосферу. Конечно, ему понадобилось на это почти три месяца, но мать гордится им все равно, а Усок только иногда посматривает на свою доску, украдкой тихо вздыхая. У него почти не ноет в груди от этого, и он медленно успокаивается. Медленно приходит зима - становится холодно, но не слишком сильно, и Усок чувствует, что медленно все старые страхи его отпускают. Тут, даже в Техасе, есть с кем жить, есть что делить, есть из-за чего радоваться. У него появились друзья, появились свои, совершенно новые цели(они с Юто сражаются за первое место в рейтинге класса и даже отец поглядывает на него с уважением, потому что у Чона ровненькое А на всех заданиях), новые тайны(небольшой тату-салон, к которому Усок присматривается, всего в нескольких кварталах от дома и там работает одна из его соседок), новые чувства(о которых он все еще стесняется думать). Жизнь, оказывается, есть и здесь, и пусть ему понадобилось время, чтобы это понять, он, все же понял. Он даже нашел в себе силы вернуться к бейсболу. Впервые он познакомился с “американским” бейсболом, когда Юто, привычно смеясь и дурачась, сказал, что в Корее нет ни одного нормального игрока , и что, так уж и быть, он, великолепный Адачи, покажет ему настоящего. И он показывает. Наверное, это проклятие. Но игрок и правда настоящий, такой, у которого мяч отлетает в далекие дали. И игрок этот, о судьба, Джинхо. Чон даже зависает, смотря, насколько Чо идеален в этом(даже по скромным меркам профессионального игрока корейской юношеской команды) образе. Даже то, как он сжимает биту и то кажется Усоку каким-то почти эфемерным, но невероятно сильным. Чо улыбается и с интересом спрашивает, что они тут забыли - Усок, с какой-то внутренней гордостью говорит, что он дома был членом юношеской команды по бейсболу от всего Хонама.Он усмехается и гордо выпячивает грудь, беря в руки биту и ощущая вдруг, что он на своем месте. В его руках привычное пальцам дерево, перед ним один из его друзей, испанец Марко, готовится хорошенько подать ему крученый. Рядом, совершенно не понимающий происходящего топчется Юто, который от бейсбола далек так же, как Усок от музыкальной школы. И Джинхо, смотрящий на него с нескрываемым интересом и даже дергающим за волосы и пробегающимся чем-то горячим от головы до пяток восхищением. Чон улыбается как можно увереннее и привычно щурит глаза. Солнце светит прямо в глаза, но он привычными инстинктами отслеживает траекторию полета мяча и отправляет его далеко за пределы площадки, тщетно сквозь сетку солнечных лучей пытаясь разглядеть, куда же мяч улетел. В этот момент в нем что-то определенно с хрустом ломается, потому что он чувствует, как на его шею вешается Джинхо, разгоряченный, смешной, сияющий и такой восхищенный, что становится больно. Усок отстраненно думает, разве может это все быть предназначено ему и это наверное какая-то шутка, но Чо сияет смешинками и довольством, что-то горячо шепчет ему на ухо - Усок, понятное дело, не слушает. Он осторожно придерживает хена, реально висящего над землей и осторожно отпускает его, слабо улыбаясь. Он так неповторимо сияет. Настоящий, неповторимый маленький хен, который заставляет при каждом взгляде на него ощущать себя слабым и невозможно жалким рядом с кем-то таким утонченно прекрасным,во всех этих его сочетаниях внутреннего метала, внешней мягкости и железа на его лице. Все это образует человека, который живет в сердце Усока кажется очень давно, а теперь только открывает себя и говорит, что любовь всегда жила внутри Чона, и теперь ее пора выпустить. Он стесняется самого себя, этих странных чувств, но не сдерживается в улыбках и взглядах, пытающихся разглядеть хена в толпе. Он слабо сражается за самого себя, но ему и не нужно. Потому что хен такой прекрасный, что ради него, только его одного, хочется становиться сильнее и лучше. Ради него хочется сворачивать горы и перепрыгивать моря и всякие другие высокопарные глупости - тоже хочется. Мама говорит, не сдерживай себя. Она всегда на его стороне, и всегда считает, что лучшее это то, что делает ему хорошо. Отец, конечно же, не поймет - но Усоку и правда все равно. Он только привычно выслушает нотацию и его простят за идеальный табель или что-то в этом духе. Что-то, что покажет его показательным сыном, которым можно хвастаться на работе, не больше. Чону к такому отношению не привыкать, и потому он мягко сжимает руку хена в своей, не стесняясь, смеется. Солнце ярко светит ему в глаза, а может быть, это ответная улыбка Чо Джинхо ослепляет его. *** Мама не сопротивляется и когда Усок говорит, зачем ему нужны его деньги на карманные расходы за два месяца, только смеется. - Надеюсь, ты не набьешь что-то глупое, - говорит она ему и треплет по волосам. У нее привычно мягкая улыбка и голос и глаза добрые и понимающие, - Придумай что-то получше имени, хорошо, милый? Ты можешь с ней разойтись и тогда будет немного обидно. - Мам, это он, - не сдерживаясь, шепчет ей сын, устало тыкаясь в чужую ладонь, прося привычной ласки. - И я не думаю, что это будет так просто, оставить его. - Даже так? - он совсем не по-взрослому хихикает и напоминает чем-то в этот момент Хену, которая на их обжимания реагирует примерно так же. - Ну я все равно говорю, набей что-то красивое, ладно? Ты же у меня не дурак? - Так...ты не против? - Нет конечно, - качает головой она и целует сына в лоб. - Я вижу, как ты счастлив, и если это хоть на десятую часть из-за того парня, ради которого ты идешь на такой шаг, то я не вижу смысла вам мешать. Ты мой сын и самое главное для меня - чтобы ты улыбался. - Спасибо мам, - мягко шепчет он, обнимая женщину и сжимая в руках слегка смятые купюры. Он идет в тот самый тату-салон, где работает их соседка и спокойно оговаривает свой заказ. Он даже не шипит от боли, когда на ключицах долго и очень старательно выводят требуемые слова. Он знает заранее, что это далеко не последнее его тату, к тому же у Джинхо уже есть идея потащить Усока к своему мастеру, чтобы им обоим пробили уши в одинаковых местах, или что-то вроде и Чон не против. Железо не делает его счастливым, но ему нравится украшать свое тело воспоминаниями о Джинхо. Потому что они приносят ему счастье, о котором он и не думал, когда переехал сюда, в Техас, за миллионы миль от родного дома. Это даже не модификации - это проявления его странной зависимости от хена, такого необычного и полного противоположностей снаружи и внутри. Сладкой потребности принадлежать. Этому городу, который так не похож на его родной и этому человеку, который будто воплощение всего самого прекрасного, в чем может нуждаться Усок. “Better” - как обещание всегда совершенствоваться, чтобы достичь уровня старшего. “Harder” - как клятва быть сильным настолько, чтобы иметь возможность защитить хена от всего на свете. Его первая клятва. Которую он никогда не нарушит.