окна

— Здесь даже стульев нет?.. — Мы можем сидеть на героине, — смеется Мари. Они заходят в квартиру, и там отвратительно пусто: кругом голый бетон. Окна во всю стену кажутся совсем нелепыми, и Алиса даже не знает, стоит ли это озвучивать. Она в целом не знает, что нужно (можно?) говорить девушкам, чтобы не задеть. У неё есть замечательный дом и мама, которая терпеть не может все нетрадиционное. Это, кажется Алисе, замечательный повод ничего не менять — и особенно не менять на девушек с какими-то дурацкими шутками про наркоту. (Но когда её останавливали какие-то там аргументы?) Мари держаться решительно не за что (кроме, наверно, шуток). Она готова бросить курить, лишь бы едва знакомой девочке-с-глупым-именем не было противно её целовать — переезд на фоне сигарет такая херня. — Как тебе? Алиса в голове взвешивает «за» и «против», потому что мама все равно вечно недовольна. Но дома нет такого вида на город с двадцать пятого этажа. И Мари, как ни странно, тоже нет. — Ну, эй, мы можем замутить тут какой-нибудь годный ремонт, — Мари совсем незачем оправдываться, но у неё такой виноватый вид, что Алиса улыбается. — Завести огромного пса и гулять с ним в этом парке можем! Ну ты подумай, Алис, это ведь охуительно! Вообще-то Алиса с каждым новым взглядом на окна думает, что это заманчивое предложение. Может быть потому, что в них отражается Мари. Она до сих пор не уверена, стоит ли делать тупые комплименты девушкам, с которыми, вроде, встречаешься, поэтому просто пожимает плечами. — Тут миленько. — И что это должно, блин, значить? Алиса думает: «А что это, собственно значит?», и приходит к простым выводам: мама как-нибудь переживет, а собаку она уж очень сильно хочет еще с пяти лет. (А с прошлого месяца еще очень хочет Мари.) — Идем на следующей неделе за стульями? И собака должна быть правда огромной, а то съеду. Мари лезет целоваться. Алиса думает, что сделала всё верно: вид из окон почти такой же охуенный, как её девушка.