На снегу

      Кровь мешает видеть, течет по лицу прямо в рот − вкус металла на языке не так уж и противен. Привычен, скорее. Рен со стоном переворачивается; под ним на снегу − алые цветы из его крови. Уж лучше бы она убила его. Он же просил ее. Он скользнул в ее голову и, полным ненависти и злобы (к себе) голосом, приказал убить его. Потому что слишком больно. Противно. Стыдно. Горько. Он смотрел в глаза Хана Соло, сжимая сейбер до боли, до белых костяшек пальцев, вонзая в тело практически до гарды, − а голова разрывалась от собственного внутреннего крика. "Не смотри так. Не смотри! Ненавидь меня! Я всё разрушил, всё уничтожил! Ненавидь меня! Не смотри на меня с надеждой, любовью и прощением! Не смотри так, отец!" Кайло шипит, когда шрам начинает разъедать соленая влага. Рен закрывает лицо рукой, переворачивается на бок и трясется в рыданиях, хрипит. Рен чувствует, что он не во власти Тьмы, что он разломан − и стискивает зубы, кусает губы до крови.       Рен убил прошлое, но оно смотрит откуда-то из глубин памяти карими с зелеными крапинками глазами и шепчет: «Бен. Сын...» − Прости... − всхлип заглушается кашлем. Земля под ним трясется. Он умер внутри. Осталось несколько минут для наслаждения морозным воздухом. А затем он уснет на алых цветах на снегу.       Сквозь пелену боли проступает вспышка ненависти и раздражения − Хакс, следом − легкий, тонкий след страха − штурмовики. В груди что-то темное сворачивается кольцом, умиротворяюще шипя, и по венам медленно растекается черное тепло. Рен стирает с лица остатки слабости, надевая новую маску − бледную, с красной полосой и разводами крови. Он выживет. Найдет мусорщицу. И для начала отрубит руки. Тьма поглощает его, шипя удовлетворенно − заблудшая душа вернулась. Разломы восстанавливаются, Свет исчезает. Чернота и огонь по венам − это приятно, это знакомо.       Но есть что-то новое. Словно что-то тянет его куда-то вдаль, за тысячи километров.