Всего один день...

Тяжелый и темный взгляд человека упирался в провисшее серое небо, окаймленное гладким серым камнем арочного окна. Бесконечный зимний дождь поливал солнечный южный город, богатый, мощенный, тот как будто съеживался и дрожал в шипящей серости и влажном холоде. Кровавые клены и золотые осины гнулись где-то внизу, у подножья грубых стен, под порывами жестокого ветра. Один только величественный замок, бесформенной серой громадой короновавший скалистый утес над городом, казалось, не боялся ни ветра, ни дождя, ни холода, а только разбухал на фоне черного неба, словно вбирал эту темноту и напитывался ею. Легкая и острая дождевая пыль оседала на едва тронутых сединой волосах человека, черных ресницах, скрывших в прищуре глаза, на белом лице. Закутанный с ног до головы в черный бархат он стоял и гордо, точно как и слившийся с грязно-серым небом замок, смотрел на город, раскинувшийся у их ног. В щедро разлитом дождливом полумраке застывший у открытого арочного окна человек был подобен статуе, такой же твердой и неживой, как крепкий замковый камень вокруг. Неаккуратно перемешанные тени и свет, льющиеся вместе с водой из-за окна, ничуть не скрашивали это впечатление, а лишь подчеркивали неподвижность его лица, обнажая каждую морщинку. Коих уже скопилось не мало. Мужчина, наблюдающий дождь, не был стар. Нет, так сказать было нельзя. Возможно, нахмуренный в тяжелых раздумьях лоб, сжатые в неизменную твердую линию бледные губы и непроходящее выражение печали и усталости в глазах создавали такое ложное впечатление. Неожиданно человек, эта каменная статуя, приоткрыл рот и заговорил. И это казалось так же невероятно и невозможно, как если бы сейчас, в эту секунду, дождь за стенами прекратился, и все тучи мгновенно исчезли с неба. - Двести пятьдесят семь лет. С сегодняшнего дня. Даже не верится, что так много… Его голос был совершенно подобен его образу и окружающей его гранитной серости - низкий и гулкий. Каждое слово он выговаривал твердо и задумчиво, после делал паузу. Отчего создавалось впечатление, будто вместо слов он роняет камни, тяжелые и такие же непоколебимые. - Кажется, последний раз этот день мы отмечали сто лет назад. Я говорю верно, Винсент? - Именно так, твоя светлость. Голос, прозвучавший в ответ, был значительно тише голоса каменного человека. Тише и мягче. Однако менее значительным он от этого не казался. Губы статуи чуть-чуть искривились. И это, наверное, могло означать улыбку. - Да. Тогда еще твоя Пророчица была жива. Я помню, в то время ты много говорил мне о ней. О ней и еще о каком-то мальчишке… Закутанный в черное мужчина еще больше прищурил глаза, словно хотел увидеть события столетней давности в пелене дождя. - Да. Но и мальчишка тоже уже давно мертв. - Как быстро летит время. И память тускнеет… Но я помню и эту историю. Его, кажется, убила девочка с золотыми волосами. - В какой-то степени так и было. Серый в дожде человек глубоко вздохнул. Хотя до этого, казалось, и не дышал вовсе… - Я помню. Гордая малютка, которую ты вытащил из моей темницы. Статуя замолчала, словно ожидая оправданий. - И причину, твоя светлость, я уже не раз объяснял. - Я помню… - отозвался черный человек, - Я все помню. Мой добрый друг. Двести пятьдесят семь лет… Я не могу больше смотреть на нее. Она не меняется. Но и не открывает глаз. Долгих двести пятьдесят семь лет… - Мне жаль, Янус. Но единственное, что я могу посоветовать тебе – это подарить ей покой. Она ждала его очень долго. Как и ты. Освободи ее, и освободишься сам. Каменный человек ничего не ответил. Только сомкнул, наконец, почти сошедшиеся в прищуре веки, и одинокая маленькая слезинка быстро скатилась вниз. - Этот зимний день, в который всегда идет дождь, единственный день в череде бесконечных лет, когда я могу оплакать свою жену, Рону Гассилдор, прекрасную и светлую, бесценную, которую сам и погубил. Оставь мне этот день, Винсент! Я знаю, что правильно, но то, что ты просишь, я не смог сделать за двести пятьдесят семь лет и не смогу уже никогда. Без нее больше нет меня, друг мой. Мне больно глядеть в ее неподвижное лицо, но эта боль – моя жизнь. Я искренне завидую твоей силе, Винсент, тому, как просто ты смог сделать то, что не могу сделать я – отпустить любовь… Но прости меня за эти слова. Сегодня я могу говорить все, а завтра и еще на много-много лет замолчу. - Что ж, очень жаль, твоя светлость. Из серой тени вышел человек в богатой отделанной мехом мантии и с длинными пепельными волосами, распущенными по спине. Его полуприкрытые глаза отсвечивали алым в свете дождя, и в них, где-то глубоко под личиной насмешки искусно пряталось холодное безразличие. - Но зато теперь я буду знать, что серьезно разговаривать с тобой в этот день нельзя. Что за меланхолия, Гассилдор? Где твоя знаменитая жесткость и колкость? Неожиданно в серой дымке дождя за арочным окном угрюмого замка Скинграда двое людей, ведших довольно-таки странную беседу, преобразились. Только сейчас, только сегодня, в открывающем истину зимнем дожде каменный граф каменного города оказался живым человеком с болью во взгляде и страдающим сердцем, а его собеседник – хладнокровным чудовищем. - Всего один день, мой добрый друг, - непривычно для себя, тихо прошептала размякшая под дождем статуя, казавшаяся гранитной, - Всего один день…