***
Жизнь возвращалась в Силитус. Возвращалась туда, где ее никогда практически и не было. За жуками пришли гоблины. А за гоблинами — гномы. И все они словно следовали своему первобытному инстинкту, так долго дремавшему внутри. Жизнь жаждала крови. Крови планеты, сочившейся из недр земли. Живительная субстанция вытекала на поверхность и тонкой струйкой расползалась по Силитусу, через какое-то время превращаясь в золотисто-голубые кристаллы. Солнце светило, не щадя никого. Его лучи падали на безжизненный песок, и тот, не в силах сопротивляться, разогревался до немыслимых температур. Ветер, периодически меняющий ландшафт песчаного покрывала, разносил бежевые крупинки по пустыне, заставляя их плясать самый невероятный танец. Песчинки ударялись о жителей пустыни и отскакивали от них. Штанген Попадамс разогнулся, и несколько крупинок песка ударились о его стеклянные защитные очки. Гном посмотрел на огромный разрезанный труп жука, лежащий рядом с ним, после чего принялся стягивать с себя резиновые перчатки, перепачканные слизью из внутренностей насекомого. Киражи, к удивлению этого розововолосого гнома, оказались отличным источником для исследований. Самым интересным наблюдением, которое Попадамс сделал за несколько дней исследований, было то, что жуки Силитуса изменились. На некоторых стали появляться необычные, словно кристаллические наросты. Некоторые же менялись физиологически — становились больше, сильнее, и глаза их меняли свой цвет на голубой. Виной всему был Азерит, сомнений не было. Насекомоподобные твари собирали этот ресурс с такой же жадностью, с какой это делали гоблины и гномы. Но кровь мира влияла на жуков совершенно не так, как на других существ. Хитиновые твари менялись под действием Азерита, эволюционировали… Штанген вновь наклонился к земле и принялся собирать инструменты, разложенные на песке. После этого он аккуратно подобрал несколько колбочек, которые были заполнены не самыми приятными субстанциями. Вновь выпрямившись, он протер рукой потный от жары лоб. -Да, при такой погоде и до солнечного удара недалеко…- недовольно пропыхтел Попадамс, держа в одной руке саквояж с инструментами и образцами, а другой рукой подняв стеклянную банку. Внутри этой банки красовался мозг.***
Добравшись до лагеря Альянса, Попадамс принялся жадно хлебать воду. Другие гномы возились вокруг, изучая образцы Азерита и пытаясь придумать что-то смертоносное быстрее гоблинов, несмотря на преимущество зеленых существ по времени. Жуки же интересовали только Штангена. Вдоволь напившись, он оказался в тени своей палатки, после чего разложил образцы и инструменты на стол. Банка с мозгом насекомого была поставлена в центр стола. Натянув чистые перчатки, Попадамс аккуратно открыл банку и вытащил мозг. Положив орган насекомого на стол, гном пошарил в разнообразии блестящих серебряных инструментов и, найдя скальпель, дрожащей рукой сделал разрез на самой набухшей жилке мозга. И Попадамса осенило.***
— Так ты говоришь, что эти жуки общаются чем-то наподобее коллективного разума? — Да, да, да! — ответил Штанген своему гномьему коллеге, — Сознание роя, как-то так. Ты понимаешь, что это значит? — И что же? — коллега Попадамса покручивал в руках маленький кристаллик Азерита. — Телепатия! — вскрикнул гном, — И многое другое! Если мы получше изучим этих жуков… У них, между прочим, прекрасная способность к адаптации! — Это все интересно, но сейчас в приоритете Азерит… — Не отрицаю, — немного разочарованно произнес Попадамс, — Но мы можем бросать не все свои силы на Азерит! Кто-то может заняться и жуками… — Поверь, эти твари мало кому интересны. Тем более, король сказал… — Да, но представь, что мы сможем сделать! Особенно если позже изучим и нерубов! А потом богомолов! — глаза Попадамса засияли, и он вскинул руки вверх. — Расставляй приоритеты, — отрезал собеседник Штангена, убрав кристаллик руды в карман, — Но, если тебя очень хочется, попроси героев. Они любят убивать всяких тварей. Не за бесплатно, конечно.***
Герои, которые постепенно заполняли Силитус словно жуки, натаскали Попадамсу образцов. Многое из того, что они приносили, было вовсе не подходящим. Мозги старых особей не приносили никакой пользы в исследовании природы насекомых, а мозги молодых особей иногда теряли свою форму в дороге. Но все же, несколько удачных образцов гному получить удалось. Штанген еще раз убедился, что жуки общались с помощью коллективного разума. И теперь его целью стало научиться разбирать язык жуков. Его палатка была завалена огромным количеством гаек, проводков, панелей, кнопок, пружин и прочим инженерным мусором. Работа кипела полным ходом, и пока другие гномы продвигались в своих исследованиях крови Азерота, Попадамс не продвигался никуда. — Чертовы гайки! Ну это ж надо! — доносились порой громкие ругательства из его палатки. И, казалось, что затея его была невыполнима. Солнце уходило за горизонт, и на Силитус опускалась прохладная ночная мгла, которая, по мнению всей той «живности», что работала в пустыне, была лучшим временем суток. Лагерь Альянса постепенно погружался в сон, и Штанген не был исключением. Намаявшись со своим проектом, он опустил руки и, потеряв все силы, уснул прямо на земле. Сны его в ту ночь были яркими и запоминающимися. Ему снилась девушка, сотканная из золотого тумана, и все его ночное видение словно было пропитано сахарным сиропом. Гному снилась голубая морская гладь, плавно переходящая в жидкий Азерит, который растекался по поверхности планеты…. А потом вновь появилась эфемерная девушка и нашептала ему на ухо… Идею.***
Поговаривают, что в ту ночь тишину нарушал не только храп, но и какой-то непонятный грохот и ругательства, что доносились из одной палатки. Те, кому не спалось, осмеливались подходить поближе и, прислушиваясь, среди всего прочего шума различали звук карандаша, без умолку бегающего по бумаге. Но что-то не пускало этих любопытных внутрь. Что-то словно окутало палатку, что-то нехорошее, но в то же время чертовски приятное. Лагерь стал просыпаться как только солнце, вновь заняв свое почетное место на небе, решило поработать будильником и стало припекать головы спящих. Штанген, потянувшись, открыл глаза, почему-то почувствовав невероятную усталость. Он лежал на том же месте, на котором и уснул. Заставив себя подняться, гном, пошатываясь из стороны в сторону, подошел к столу. Посмотрев на бумаги, которыми стол был завален, он обомлел. Зрачки гнома расширились, а руки задрожали. На столике лежали чертежи, нарисованные явно его рукой. Но Попадамс просто не помнил, когда он успел это сделать. Более того, Штанген чувствовал, что чертежи были правильными. Работа вновь закипела.***
Еле живой кираж, немного подергивая лапками, издавал стрекочущий звук, лежа на столе и Попадамса. Финальным штрихом, который оставался до завершения прибора, способного подключаться к коллективному разуму жуков, оставался мозг киража. Работа по его извлечению, можно сказать, была ювелирной, ведь необходимо было аккуратнейшим образом извлечь этот орган, не повредив его и сохранив в рабочем состоянии. Именно поэтому жук был еще живой. Операция началась, и гном, аккуратнейшим образом начал работать инструментами над телом насекомого. Хитиновый покров захрустел, но насекомое не умерло — ножки его продолжали шевелиться. Раз взмах скальпелем, два — и мозг, все еще пульсирующий, был изъят. Мгновение — и орган уже оказался подключен к хитроумному прибору, изобретенному Штангеном. Сам прибор надевался на голову и представлял собой какое-то непонятное сборище лампочек, антенн и трубок. Но больше всего внимание привлекал локатор в форме тарелки, гордо торчащий из самой макушки прибора. Попадамс, с замиранием сердца, даже не снимая перчаток,надел прибор на голову и нажал на небольшую красную кнопку, располагавшуюся на устройстве. Лампочки заморгали красным светом, а локатор начал крутится вокруг своей оси, излучая и принимая невиданные волны. И тогда Штанген Попадамс услышал жуков. Их говор, шипящий из-за помех и еле слышный… Они говорили о песке… О жизни, которая затаилась в нем. О миссии. О жажде крови, о жажде эволюции… Обрывки непонятных фраз долетали до головы гнома, и он ликовал. Прибор работал исправно. Но Попадамса не устраивало то, что он слышал. Слишком тихо, слишком нечетко, слишком обрывисто. Гном выключил прибор, и, не снимая его с головы, начал собираться в путь.***
Он шел, оставляя за собой маленькие следы, которые вскоре вновь заносило песком. Солнце припекало голову гнома и ему казалось, что еще чуть-чуть, и его хватит солнечный удар. Жуки стрекотали в небе, не замечая маленького незнакомца, и неслись куда-то по своим делам. Их жужжание, смешанное с невероятной жарой, вызвали у Попадамса невероятную головную боль. Прибор на его голове был выключен. Гном остановился и отцепил фляжку, висящую у него на поясе, чтобы напиться. Оросив глотку, он прикинул, что оставшейся воды ему хватит и, убрав фляжку, пошел дальше…***
В норе, которая была проходом в коридор, ведущий к улью, было темно, и Штанген спускался вниз на ощупь. Вскоре он заметил свет и, поняв, что идет в правильном направлении, продолжил путь. Туннель, в котором Попадамс оказался, был одним из тех, что составляли подземную сеть ходов под Силитусом. Здесь, в этом отвратительном для всех остальных месте, на стенах и потолке были закреплены склизкие, оранжевые и пульсирующие коконы, внутри которых росло новое поколение жуков. Созерцать коконы жуков ему мешал звук капающей жидкости, которая с негромким «бульк!» впитывалась в песок, падая с потолка. Гном подметил, что голубая жидкость, издававшая звук, иногда втекала прямо в коконы, наполняя новое поколение насекомых жизнью еще большей, чем они залужили. Попадамс видел в этих отвратительных тоннелях какую-то свою эстетику, свое искусство… Они были проложены с такой, как ему казалось, мудростью… Гном достиг места своего назначения и включил прибор. В голове заиграли, смешавшись с еще не прошедшей головной болью, голоса жуков, звучавшие как один, но различные. Здесь голос насекомых был слышен отчетливей и громче, и его было много… Невероятно много. — Жижа. Жижа. Жижа, — говорили они. Подойдя к стене туннеля, Попадамс откупорил пробирку, которую снял со своего пояса и, подставив ее под струйку, собрал немного образцов жидкого Азерита. А затем он уставился на оранжевый кокон, прикрепленный к этой стене. Закрепив пробирку обратно, гном медленно протянул руку вперед и коснулся пульсирующего кома. Тот был склизким, но невероятно теплым. Гтангену показалось, что оранжевый кокон бился в так его сердца. Что-то теплое и приятное прошло по его телу, и ком еще не родившихся киражей засветился еле заметным голубым светом. Рука его вспотела, и, прислушавшись, он заметил голоса, неразборчивые и похожие на детский лепет. Он звучал словно колыбельная…***
Песок извивался под его ногами, извивался и затягивал куда-то в пучину. Песок, сопровождаемый голосов тысячи незримых зрителей, шептал. Эта безжизненная масса говорила, словно была живым существом, говорила, говорила… Неразборчиво, но убедительно. Словно отдавала приказы. А где-то глубоко, под этой массой, так внезапно ожившей, говорил и Он. Голос всех киражей. А потом затих и исчез вместе с песком, оставив за собой лишь пустое время и пространство.***
Очередной пульсирующий удар кокона вернул Попадамса в реальный мир, и гном попятился назад. Штанген замер, почему-то прерывисто и глубоко глотая воздух, который здесь был теплым и застоявшимся. А потом он вновь услышал голос роя. -Дети. Дети. Дети, — вторили они. Гном, придя в себя, двинулся дальше, и по мере его продвижения некоторые голоса затихали, а некоторые становились громче. Что-то мелькнуло в коридоре. Штанген замедлил шаг и прислушался к разговорам жуков. -Чужак. Чужак. Чужак, — услышал гном. Из глубины прохода резко высунулись красно-желтые жучьи жвала. За ними, издавая скрипящий звук, вылез и сам кираж. На спине его красовались кристаллические наросты Азерита, а по телу периодически проскакивали голубые искры. Гном, не ожидав появления жука, попятился назад. — Я не причиню тебе вреда! — произнес Попадамс. — Песок. Песок. Песок, — ответил жук и двинулся вперед. — Обещаю! — Жизнь. Жизнь. Жизнь, — вновь заговорило насекомое. Голос его, как показалось гному, иногда становился нежным, чарующим и походящим на женский. — Послушай, я… — Сон. Сон. Сон. Попадамс двинулся назад. В голове у него вновь затрещало, и ее наполнил стрекочущий грохот. Боль не затихала, а дополнялась звуками и стрекотом, стрекотом, стрекотом… Звук, похожий на тот, что издавали жуки, разнесся по всему улью. Теперь уже кираж резко отпрыгнул назад. — Страх, — произнес он. -Страх. Страх. Страх, — вторили ему тысячи голосов. Насекомое ринулось прочь и скрылось где-то в глубине туннеля. В голове у гнома сливались звуки, звуки, звуки, которые обращались в какой-то бессвязный текст. Лампочка на приборе горела, говоря о его исправности, но слова жуков почему-то вновь обратились в стрекот. Улей испугался его. Попадамс, набравшись смелости, двинулся глубже в тоннель.***
Обширная зала, в которой он вскоре оказался, была самым сердцем улья. Здесь повсюду были развешаны коконы, и, пульсируя, они заставляли вторить своему ритму песок и воздух. Сотни жуков собрались здесь и, к удивлению Попадамса, расступались как только он приближался к ним. Гном наступал на песок, смоченный голубым Азеритом, и, чувствуя пульс этой залы, немного проваливался, словно очутившись в болоте. Штанген молчал, но реакция жуков говорила об обратном. Он говорил в этими тварями на их языке. -Вот оно, открытие, телепатия! — подумал про себя гном. Но из уст его почему-то вылетел звук, понятный лишь жукам. — Да. Да. Да, — заговорил улей. — Вы поняли то, что я сказал? Про телепатию? — обрадовался гном. — Да. Да. Да. — Работает! Осталось лишь вернутся и представить этот прибор другим! — Нет. Нет. Нет. Ответ улья был категоричным. Штанген сделал шаг вперед и песок под его ногами, подобно зыбучему, стал проваливаться вниз, затягивая с собой гнома. Штанген Попадамс попытался закричать. Но смог издать лишь один звук. — Скркрскркрскркр!***
Древние камни Ан’Киража, потертые временем, содрогнулись. Тонкая струйка голубой жидкости, просачиваясь сквозь тонны песка, стекала глубоко под этот древний город. Кап. Раздавалось где-то в глубине. Кап. С таким звуком кровь жизни падала и впитывалась в гору плоти, похороненную и забытую. Жуки застрекотали с новой силой.***
Полумертвое тело Попадамса валялось где-то глубоко под Силитусом, в туннелях о которых, возможно, забыли даже их создатели. Гном лежал, держась за тонкую нить, связывающую его с жизнью, и плакал. Он пытался кричать. Пытался звать на помощь. Но издавал лишь один звук… — Скркрскркрскркр! — вылетало из его уст, -Скрк…***
Один из жуков, издавая характерный для себя звук, толкнул непонятную железяку и, не увидев никакой обратной реакции, побрел дальше. Где-то глубоко в подземных ходах, почти полностью закопанный в песке, лежал прибор, созданный Штангеном. Лампочки продолжали мигать, тарелка локатора нервно дергалась из стороны в сторону, а мозг в сосуде пульсировал. Прибор работал исправно. И если бы кто-нибудь одел его, он бы услышал разговор жуков. Нечеткий, тихий и прерывающийся. — Бог. Жив. — Бог. Жив. — Бог. Жив.