Новый год: Апокалипсис

Ээ пришел в себя от омерзительного чувства. Ему показалось, что у него сейчас вытечет глаз. Пошарив по лицу, он с облегчением нащупал горе-глаз, который покидать свою орбиту вроде бы не собирался и лишь болезненно пульсировал. Ради интереса Ээ пустил пальцы в дальнее плаванье к подбородку, чтобы окончательно убедиться, что все после ночи на месте. На полпути ко рту исследователи со всего размаха угодили в два глубоких кратера. Ээ удивленно замычал. Он точно помнил, что вместо них должен возвышаться вполне обычный нос. Не веря пальцам правой руки, Ээ поднес к лицу пальцы левой, но и они не обнаружили ценный объект, еще вчера украшавший подгнившую физиономию. Ветер тенором подвывал в разбитое окно. Вскоре к его соло присоединился баритон, доносящийся из квартиры, и они продолжили выть дуэтом. Безмолвно падал снег. Ээ с тоской смотрел на снежинки, и в его протухшем мозгу медленно зарождалось отчаянье. Он уже не выл. Просто безнадежно шарил руками по лицу в надежде найти пропажу. Грохот сверху, в очередной раз напоминая, что смерть продолжается и что скоро на работу, не дал Ээ окончательно впасть в уныние и от тоски выцарапать глаз. Топот прекратился. Видимо, сосед снял железные домашние тапочки. Ээ еще безнадежно смотрел в разбитое окно, когда вместе со снежинками мимо его этажа промелькнуло тучное тело. Раздался характерный глухой звук. Мешок с костями соседа приземлился в сугроб, и Ээ понял, что уже давно пора вставать. Преодолев земное притяжение, он с удовольствием почувствовал, как органы, прилипшие к позвоночнику за ночное забытье, кучкой упали в таз. Настроение немного поднялось. Хотя Ээ еще смутно предчувствовал, что из-за отсутствия носа его ждут неприятности. Затрещали и заскрипели кости, когда он двинулся по обычному маршруту к окну, чтобы посмотреть на вмятину, оставшуюся после соседа. Ээ не был суеверен. Правда, зимой на углубление в снегу ходил смотреть постоянно: он все пытался предугадать, какой день его ждет. Сегодня вмятина оказалась почти незаметной. То ли ее уже успело замести, то ли сосед похудел, но в любом случае знак не предвещал ничего хорошего. Ээ страдальчески сморщился и побрел обратно к кровати. Попутно он одарил злым взглядом коварную тумбочку, на остром углу которой до сих пор оставался его мизинец, и выловил из вазочки самого красивого червяка. Извивающийся червяк, отливающий синим, успокоился, как только повис на шее. Ээ ловко завязал его и придирчивым взглядом оглядел всего себя в разбитом зеркале. Безусловно, он был хорош. Особенно с червяком на рубашке, некогда белой, а теперь серой и изодранной. Но все же отсутствие носа несколько портило картину. Ээ обиженно отвернулся от зеркала, не сумевшего найти пропажу, и задумчиво посмотрел на небольшую коробочку, давно ожидающую, когда ее возьмут и положат в карман. Похоже, счастливый день коробочки настал. Ээ засунул ее в единственный целый карман пиджака, в котором она разместилась со всеми удобствами. До выхода оставалось всего два хруста челюстью соседки сбоку. Ээ поспешно оглядел свое жилище, смутно чувствуя, что чего-то не хватает. Перед глазами всего на мгновение вспыхнула картинка высокого и пушистого предмета, без которого никак нельзя обойтись в Новый год смерти. Ээ из маленькой прихожей поспешно вернулся в комнату и заковылял к куче полезного хлама в углу. Раздался предпоследний хруст челюсти. Ээ засунул руку в угрожающих размеров груду мусора и выдернул оттуда нечто высокое и пушистое. «Швабра №9», — гласила надпись на предмете. Конечно, читать Ээ уже не умел, поэтому принял слова за затейливый рисунок. Он окинул швабру оценивающим взглядом, примерился, пригладил мохнатую верхушку и остался вполне доволен. Челюсть клацнула в последний раз. Из окон посыпались соседи, опаздывающие на работу. Ээ поспешно воткнул палку в пол, пощупал карман с заветной коробочкой и выпрыгнул с четвертого этажа. Посадка вышла мягкой. На соседа с десятого. Собрав кости в кучу, Ээ захромал за остальными. Тонкие струйки из работяг сливались в небольшие ручейки, которые на центральной улице объединились в полноводную реку, а затем и в целое море. Океан прогнивших голов двинулся по проезжей части к месту работы. Никто из них точно не знал, где трудится. Ээ и многие ему подобные просто выходили каждый день на улицы и сливались с толпой, а уж она сама несла их навстречу трудовым подвигам. Обычно безошибочно. Плюс минус несколько отделов. Сегодня толпа ни в какую не желала принимать Ээ в свои ряды. Она с шипением и проклятиями рассасывались и быстро утекала от него. Ээ беспомощно озирался по сторонам. Окружающие выглядели точно так же, как и вчера, и позавчера, и как много-много дней до этого. Все те же головы с вмятинами, та же облезлая кожа, те же дырки в грудине, те же отсутствующие пальцы и даже целые руки. Все те же перекошенные челюсти и вытекшие глаза. Все осталось как прежде. Только носа теперь у Ээ не было, а у остальных был. — Кха, как вам, кха, не стыдно?! — Какая, кхр, мерзость! — Здесь же, агхр, дети! Под градом возмущенных окриков Ээ совсем смутился и поник. Он опустил голову, чтобы окружающим не так бросалось в глаза его уродство, и сунул руки в карманы. Внезапно пальцы под гладкой коробочкой нащупали нечто небольшое, холодное, но ужасно знакомое. Замирая от волнения, Ээ извлек на свет нос. Родной, синенький, немного помявшийся нос так обрадовал Ээ, что ему не сразу удалось приладить дрожащими руками пропажу к лицу. Как только клей для таких случаев схватил ткани, Ээ вновь стал полноправным членом общества. Многочисленные подгнившие глаза тут же потеряли к нему всякий интерес. Их хозяева замолчали и окружили счастливого обладателя свежеприклеенного носа. Ээ слился с толпой и только сейчас почувствовал изменившееся в ней настроение. То и дело со всех сторон раздавалось радостное кряхтение, отдаленно напоминающее пение, и веселое клацанье зубов, попадающее в такт. Даже шла зловонная масса по-особенному: вприпрыжку. Чего уж говорить об обилии разноцветных червей на шеях у мужчин и блестящих жуков в волосах у женщин. Радостная толпа внесла Ээ в большие ворота, но, несмотря на всеобщее воодушевление, выплюнула его все в том узком помещении догнивать день в компании со свиными ушами. Ээ тоскливым взглядом окинул заваленное рабочее место. Личная каморка, расположенная вблизи загонов с животными, его радовала, а вот ежедневная ушная волокита — нет. Уши приносили из всех отделов и соседних зданий. С каждым нужно было ознакомиться, понять по толщине кожи, к какому делу оно относится, и только затем отсортировать по контейнерам и направить в нужное ведомство. В конце рабочего дня гниющий мозг Ээ не справлялся с ушной нагрузкой. Он исправно выдавал ошибки. То заставлял хозяина жевать особо ценные уши, то и вовсе подкладывать их под ножку стола, чтобы тот не шатался. Перспектива вновь ошалеть по окончании смены Ээ не особо радовала, поэтому он решил ограничить всю работу до хмурого взгляда на дела и многозначительного покачивания головой. Завершив задуманное, он поспешно вышел из рабочего гроба. Ээ осторожно покосился в сторону, откуда обычно привозили новые партии ушной волокиты, и скрылся в неизвестном направлении, не оставив никакой разъяснительной таблички на двери. Чувствуя себя мертвее всех мертвых, он отправился на прогулку по производству. В коридорах, которые обычно пустовали, сегодня толпились, кажется, решительно все. Все дружно и усердно делали вид, что направляются в другой отдел. В то время как самым бессовестным образом разлагались в свое удовольствие и с нетерпением ожидали окончания предпраздничного дня смерти. Ээ одиноко бродил в толпе, натыкаясь на сослуживцев и бормоча под свежеприклеенный нос извинения. Ему не давала покоя небольшая коробочка. Мало того, что она оттягивала карман, так еще каждый раз напоминала о том, что ее нужно вручить одной особе вечером возле «Швабры №9». Содержимое этой шкатулки обещало Ээ вечное мертвое счастье… Кредит в пару тысяч свиных глаз высшей пробы и вечную каторжную работу в гробу. Но Ээ не унывал и даже радовался предстоящей каторге. — Огляянитесь! Каак вообще таак моожно жить! — раздался над ухом истошный крик, как будто его обладатель познал смысл смерти. — Выы всее опуустились нииже некуда! Воо чтоо выы превратились? Минутный страх пригвоздил забродившую толпу к месту. Ээ медленно повернул голову и издал протяжное «эээ», полное недоумения и несогласия. Его завыванию вторили остальные коллеги, голося свои согласные и гласные звуки, которые смешивались в хор сумасшедшего и из которого уже нельзя было вычленить ничего членораздельного. Существо, чей рот извергал канонаду фраз, продолжало вопить и размахивать руками. Его слова тонули в всеобщем возмущенном крике. Ээ, немного оправившись от шока, замолк и с любопытством, смешанным с опасение, принялся разглядывать говорящее нечто. — Поосмотрите на себяя. Выы ужее нее люди. Вааши моозги протухли… Безобразнее твари Ээ не видел в смерти. Кожа существа с каждой минутой наливалась румянцем, мутные глаза приобретали яркий цвет. Волосы, до этого свисающие паклями, начали распрямляться и блестеть. Перекошенная челюсть, держащаяся на остатках кожи, намертво встала на место и захлопнула рот. Провалившийся нос приобрел форму и со свистом задышал. В груди существа о сросшиеся ребра оглушительно забился молоточек. Шестое мертвое чувство подсказало Ээ, что этот уродец опасен. — Выы поозволили иим сдеелать ээто с собой. Оодумайтесь! Подумайте! Толпа затихла, и существо вновь начало бросать в нее очереди фраз. Ээ напрягся. Инстинкт подсказывал ему, что нужно укусить тварь. Похоже, так думали и остальные. Переглядываясь, коллеги сдвинулись с места, сжимая кольцо вокруг тронувшегося сослуживца. Секунда. В мягкое тело впились десятки отваливающихся челюстей. Грязные пальцы потянулись к жертве в надежде первыми дотронуться до нее и разорвать на кусочки. Ээ бросился на существо одним из первых. В награду за храбрость ему пару раз сзади заехали по голове, после чего повалили на пол и немного потоптали. Он обиженно протянул долгое «ээ», а затем, спохватившись, выполз из-под завала и обеспокоенно пощупал карман с драгоценным содержимым. Остальные же коллеги смерти зря не теряли. Благодаря всеобщим старания вскоре брызнула горячая жидкость, придающая уродцу розовый оттенок. Существо побледнело, словно из него выжали все соки, и отчаянно завопило: — Ееще нее пооздно всее исправить! Вскоре крик сменился хрипом, потом клокотанием, а под конец все затихло. На полу лежало уже не уродливое нечто, а вполне симпатичный и знакомый Аагх, вновь приобретший мертвенную бледность и дыры по всему телу. Только теперь он, кажется, окончательно умер и больше не собирался приносить Ээ коробки, наполненные ушами. Раздался клацающий звук челюстей. Рабочий день подошел к своему логическому завершению. Присутствующие при расправе над здравым смыслом спокойно развернулись и заковыляли к выходу, оставив на полу растерзанного сослуживца. Очнулся Ээ от продолжительного гулянья ветра в голове только тогда, когда толпа, немного промахнувшись, со всего размаха впечатала его в стену. В стену павильона, куда его приносила зловонная масса обычно к концу недели, а уж никак не в середине. Ээ беспомощно огляделся. Над ним возвышались полуразрушенные враждебные многоэтажки, заслоняющие небо. Груды металла на земле, напоминающие большие консервные банки, преграждали пути отхода. Скучный серый пейзаж в голове Ээ перемешался с точно такими же пейзажами, виденными ранее. Самостоятельно найти дорогу домой не представлялось возможным. Ээ стоял поодаль от толпы, вливающейся в здание, и медленно думал о том, что ему позарез нужно оказаться возле «Швабры №9». Кажется, у остальных были другие планы на вечер. Почему-то никто массово не собирался дарить заветные шкатулки у швабр. Ээ пришлось подчиниться всеобщему желанию закупиться едой на праздники. Он прицелился и нырнул в клокочущую толпу. Поток вынес его на центральную площадь рядом с огромной конструкцией, отдаленно напоминающей «Швабру №9». Ее со всех сторон обливал свет, врывающийся через панорамные пыльные окна, которые никто не протирал с сотворения смерти. Толпа вновь подхватила Ээ, как только он отвлекся от созерцания древнего колючего сооружения, находившегося здесь с начала конца. Незаметно для самого себя Ээ обнаружил в руках огромную тележку, наполненную мозгами, свежими тушками и новым необходимым хламом по скидке. В грудной клетке столь же неожиданно поселилось желания потрать все накопления. С этой целью Ээ направился к началу километровой очереди на единственную кассу, но тут он увидел ее. Желание отдать все деньги ей пересилило. Самое прекрасное создание в смерти заметило Ээ и направилось к нему. Ээ замер на месте, как в первый раз наблюдая за огромными покачивающимися при ходьбе искусственными ресницами Аар, которые намертво кто-то приклеил ей к векам. Она кокетливо поправила единственный клок волос на лысой голове и нежно улыбнулась совершенно беззубым ртом. Рядом с Аар меркла даже «Швабра №9»… В голове Ээ коротнул мозг, сложивший вместе приближавшийся вечер, Аар и «Швабру №9». Ээ, обрадовавшись сложившейся головоломке, полез в карман за заветной коробочкой. — Пивек, ааг. Как, ааг, ела? — Ты, ээ, выйдешь, ээ, за меня? — пролепетал Ээ, протягивая Аар раскрытую коробочку и не обращая внимания на ее слипшиеся слова. Она пару секунд удивленно смотрела на содержимое, очаровательно выпучив глаза. Ээ даже начал опасаться, как бы они не вытекли. Но глаза остались в своих орбитах, зато вновь раскрылся беззубый рот, и оттуда вырвался радостный писк. Аар выхватила из коробочки женский палец, на котором красовалось кольцо, оторвала свой и приставила на его место подаренный. Старый средний палец оказался не нужен и полетел на пол. Ээ подхватил его и спрятал в карман рубашки поближе к ребрам. — Нас нико, ааг, не азлучик, ааг! — Даже, ээ, жизнь не разлучит, ээ, нас, — согласился Ээ, счастливо улыбаясь. Пока новоиспеченный обладатель будущих многочисленных кредитов, совершенно необходимых для приличной смерти, радовался совершившемуся таинству. Пока Ээ с Аар обсуждали, где найдут косточки для их ребенка, как будут его собирать и в какой скелетный садик пристроят, вокруг начали происходить странные вещи. Порядочные работники приличного синеватого цвета вдруг совершенно неприлично розовели. Немного приходя в себя после столь стремительной эволюции, хотя, правильнее сказать, регресса, они разевали свои красные глотки и принимались орать от ужаса. Во-первых, их все еще окружали ходячие мертвецы. Во-вторых, на них внезапно снизошло осознание бренности бытия, которое они восприняли со страхом и мазохистским наслаждением. Крики заразившихся-прозревших заполнили своды помещения, и честные трудяги уже не могли их так просто игнорировать. — Вы скатились на самое дно жизни! — вопил первый голос. — Как вы дошли до жизни такой?! — вторил ему второй. — Срамота! — поддакивал третий. Ээ оторвался от безумно притягательного беззубого рта Аар и, увидев целую толпу уродливых тварей, по-настоящему испугался за свою смерть. Безобразные создания не нападали. Они лишь метались с бешеной скоростью из стороны в сторону, натыкались на предметы, переворачивали их, падали сами, отвратительно громко сопели, хлюпали носами и одновременно выкрикивали бессмысленные предложения. Их быстрота пугала. Уродливые розовые лица становились красными и вызывали отвращение. Все, кто остался в своем уме, несмотря на инстинктивное желание убить тварей, отступили к стене и сбились в кучки, чтобы чувствовать себя в безопасности. Несколько безымянных героев с окончательно протухшими мозгами бросились на порозовевшего бывшего знакомого, которого и до преображения недолюбливали. Они без труда опрокинули его и впились выпадающими зубами в сочное мясо. Во все стороны полетели куски плоти с застрявшими в них резцами и клыками. Безобразные твари застыли на месте. На их лицах растянулись довольные улыбки, а изо рта вновь начали вырываться заразительные слоганы. Похоже, помогать товарищу они не собирались. За несколько минут с уродцем было покончено, его собратья разразились шквалом аплодисментов. Притаившаяся у стены толпа уже хотела начать радоваться, но убийцы, все еще стоящие рядом с окончательными трупом, вдруг порозовели, а затем завопили не хуже своей жертвы. Раздался глухой стук. Несколько челюстей упало на пол. Вот тут Ээ стало не до смеха. Он и еще несколько приличных рабочих издали протяжный вой, и испуганная толпа двинулась к выходу. Она неслась с такой скоростью, как никогда в смерти. Бегущие спотыкались, падали, отрывали мешающиеся руки, теряли еле держащиеся в орбитах глаза, а из их расхлябанных суставов выпадали ноги, застревающие между ногами других спасающихся. После отступающих на полу оставались в спешке позабытые части тела, которые с интересом разглядывали оставшиеся. Один из порозовевших даже поднял палец с кольцом, валяющийся рядом с огромными ресницами, оторванными вместе с веками. Заразившиеся уже не боялись сгнивших мертвецов. Их больше пугал страшный смысл жизни, без подготовки открывшийся им. Толпа честных работников тем временем вывалилась на улицу и двинулась по привычному маршруту. — Вы все поймете! — последнее, что донеслось до убегающих.

***

Ээ в обнимку со «Шваброй №9» мрачно смотрел на руины родного города с высоты тринадцатого этажа. Мир, который он любил и знал, больше не существовал. Теперь Ээ с удовольствием вернулся бы в свою темную каморку. Пусть она хоть под потолок будет завалена ушами, с которыми ему не разделаться в смерти. Он все равно был бы счастлив. Но внизу вместо неторопливых сородичей, медленно бредущих на работу, носились розовые уродцы, безумолку выкрикивающие вздорные фразы. Они ничего не собирались строить и создавать. Они пожирали последних уцелевших животных и вопили о скором конце света. Только Ээ и его собратья знали, что апокалипсис уже наступил. — Как вы дошли до жизни такой? — Мы все умрем! — Ааууооо… Ээ поморщился от долетевших до него звуков, отстранился от «Швабры №9» и устремил единственный глаз вниз. Там собралась целая толпа, вонь которой при желании можно уловить и на тринадцатом этаже, если бы нос не отказывался работать. Ээ достал из-за пазухи женский палец и с чувством поцеловал его. Через несколько минут «Швабра №9» осталась в полном одиночестве. Ээ присоединился к повстанческой группе мщения. Они тронулись на восток.