Более счастливыми

Маленькая комната, где обычно проходили их уроки, сейчас казалась ещё более маленькой, весь мир сузился до такой невозможности, что казалось лишь его завораживающие большие глаза могли вернуть все обратно. На комоде, покрытом кружевной скатертью медленным ходом тикали часы, заполняя этим звуком все помещение, учитель также размеренно отсчитывал каждое “тик-так” по-французски, красиво приоткрывая свой аккуратно очерченный рот. Сквозь незавешенные шторами окно лился яркий солнечный свет, а в прозрачно-золотистых лучах вели с друг другом вальс пылинки. Татьяна вздохнула, стараясь не смотреть на Него так очевидно, переворачивая очередную страницу этого небольшого романа написанным одним из гениальнейших французских авторов современности - Жюль Верном. Он задумчиво барабанил пальцами по вишневому дереву невысокого стола за которым восседал, проверяя очередное сочинение Анастасии, используя свою перьевую ручку практически каждые 5 секунд. Сколько же ошибок делала её младшая сестра? Вчитываясь в слова, что с каллиграфической аккуратностью были напечатаны на каком-нибудь станке на заводе, французский был столь прекрасен, столь мелодичен, что изучая каждое новое слово, Татьяна не уставая “перекатывала” его на языке, несколько для зубрежки, а сколько для удовольствия. Французский язык ассоциировался с Ним, Франция ассоциировалась с Ним и хоть Он не был чистокровным французом, вся его сущность была пропитана этой великой страной и даже его лихо подкрученные усы. Когда Он дотрагивался до них Татьяна приходила в некий экстаз, думая о том, каково было бы ощутить их при поцелуи? Было бы ли ей щекотно или же приятно? Глаза девушки, радужка которых светилась ярким голубым оттенком, быстро “бегали” от строчки к строчки, она прекрасно знала этот язык, она изучала его годами, лишь с её любимым учителем, на каждом новом этапе добиваясь успехов, но почему-то сейчас ни единое слово не было ей понятно. Княжна ужасно хотела бы продлить этот короткий миг, что она проводила с Ним, заполнив минуты этих воспоминаний всей сущностью своей. Девушка медленно прикусила нижнюю губу, едва ли показывая уголок своих белых клыков, чувствуя на языке привкус кармина. Татьяна ненавидела если что-то шло не так как она планировала, но сейчас прикрывшись книгой, дочь императора лишь с трепетом надеялась, что учитель ничего не заметил. На одну секунду ей подумалось, что неплохо было бы если бы Он заговорил, активно и второпях, активно жестикулируя и иногда глотая слова, если очень была интересна история. Его приятный бархатистый тембр, чуть сиплый и немного картавый сводил девушку с ума, правда иногда казалось, что картавит Он специально, ради шутки. Шутил Он часто, за это Его любили все младшие члены их семьи, часто привлекая в свои выдумки и проказы. Татьяна не любила ни единой шутки и хулиганств со стороны своих младших сестер, но когда рядом с ними стоял Он, чуть виновато и добро поглядывая на нее, княжна лишь тепло улыбалась, уходя прочь от действий очередного бедлама, что устроила Настасья, отчаянно пытаясь стереть краску румянца с бледных щек. Пьер поднял взор с измятого и исписанный сверху-донизу, с яркими кляксами почти на каждой строке, листка обращая внимания на свою ученицу, что сидела на софе, обтянутой светлой тканью, украшенной не яркими цветками роз и лютиков. Эти цветы невероятно шли к её лицу, думалось мужчине, он невольно начал изучать ее, скользя взглядом по пышным темно-каштановым волосам, сплетённых в косы и собранных в строгую, но при этом изящную высокую прическу, ничего лишнего в них не было. Мария и Анастасия часто вплетали в свои непослушные локоны разные цветы, иногда делая венки, и Пьеру вновь подумалось, что какой-нибудь грациозный, но вместе с тем простой цветок типа́ василька прекрасно смотрелся бы в власах Татьяны. Её взгляд всегда вызывал у него мелкую дрожь, так как смотрела она всегда прямо в глаза, в любом случае ледяной взгляд её производил на других впечатление того, что она хмурая и неприветливая девушка. Но вместе с тем лишь он один знал, что это вовсе не так, каждый раз подтрунивая её в личных письмах, он получал такие же лёгкие и смешливый ответы, ощущая как при каждой их встречи, он всё более и более тонул в её глазах. Стан княжны был более чем тонким, спина всегда выпрямлена, словно она всегда пыталась дать кому-то понять, кто она и кем является, а возможно то уже вошло в довольно полезную привычку. Принцессы всегда должны держать осанку и оставаться грациозными лилиями несмотря на всю ужасную бурю за окном. Это точно было о Татьяне. Она была выше своих сестёр и казалось стеснялась того, вместе с тем всегда сохраняя спокойный и достойный вид. Кожа у неё была невероятно нежной и столь мягкой, приятной на ощупь, что раз, когда они случайно вместе потянулись за чернильницей дабы заполнить ручку, встретившись ладонями, мужчине долгое время не хотелось отнимать своей руки от теплой ладошки княжны, то ощущение позже часто грезилось ему во снах, приходя между тем в самые приятные и светлые сновидения. Черты лица были столь прямыми и изящными, идеальнее их было невозможно придумать. Сама она напоминала Пьеру тонкую, бледную, но вместе с тем великолепную фарфоровую фигурку, что была создана лишь гением своего дела, который, верно, ночами не спал дабы создать сей шедевр. Порою учителю грезилось, что если он коснется Татьяны вновь, то она в тот же миг покроется тончайшими трещинами и рухнет в одночасье. Давно ещё он начал замечать её необычное и трепетное отношения к нему, как усердно она пыталась запомнить сложные французские глаголы, как часто напрашивалась на уроки, что он обязан был давать отдельно Алексею Николаевичу, как ярко она радовалась каждому появлению его персоны в их доме и как явно множество раз склоняла Ольгу, с коей была неразлучна, проводить с ним чаще времени. В холодных глазах Татьяны мелькали отблески огонька, когда он смотрел прямо в них и это являлось для Пьера явным знаком. Он бы никогда не посмел полюбить её взаимно, даже не смотря на то, что взор княжны вызывал у него дрожь, ни разу ни от отвращения, а скорее от радости глупого и столь много раз искалеченного сердца, что едва ли уже верило в любовь, но почему-то невероятно теплилась от маленькой, почти незаметной надежды. Татьяна Николаевна явила собой для него весь свет и радость серого и неспокойного мира, представляясь ему образом чистого, невинного Ангела. Невероятной радостью было выводить французские “très chère” каждый раз обращаясь к ней в каждом письме, выводя рядом чуть больное “élève” на том и строились все их попытки, разбиваясь о статусы и титулы, что висели непосильным грузом на его плечах, каждый раз, когда он замирал на полуслове, силясь сказать в прекрасное её лицо важные слова. Вот с громким хлопком закрывая томик сочинений Татьяна поднимается с софы, направляясь к своему учителю, идя словно вальсируя, между тем плавно и легко ступая по ворсистому ковру. Пьер поднимает голову, что минуту назад отпустил, делая вид будто он всё-таки занят запачканным сочинением. — Учитель Жильяр, — тихо позвала она того, прекрасно видя, что взгляд его тёплых карих глаз направлен прямо на нее. Она готова поддаться всем своим порывом и кинуться в его объятья, прямо сейчас, лишь бы он дал хоть малейший намёк… Мужчина вместе с тем мягко кивает и княжна ощущая, как подкашиваются колени, унимая дрожь в своих пальцах до боли сжимает в руках полы своего светлого ситцевого платья, чувствуя как вдруг тяжело становится дышать, а сердце в груди начинает биться чуть быстрее, но кажется этот стук отзывается громким боем в ее висках. Наклоняясь и чуть перевешиваясь над столом, девушка упирается одной ладонью о твердую поверхность, другая же мягко ложиться на щеку учителя, кожа его была на ощупь суха, но то было приятным ощущением для неё. Пальцы Татьяны ведут лёгкий узор, а взгляд её некогда ледяных глаз вмиг теплеет, вытесняя весь мороз, что раньше хранился в радужке, выражая лишь искреннюю, неподдельную нежность. Пьер пытается было что-то сказать, но неожиданно ощущает, что не может двинуться, душа его радостными отголосками разливает непонятное доселе тепло по всему телу, как же приятно, как же невероятно счастливо было видеть ту давно ожидаемую маленьким лучем надежды в его сердце, исполнение заветной мечты в её глазах. — Я давно люблю Вас, мсье Жильяр. И верно, — княжна отпускает взгляд при этих словах, на её бледных щеках мигом вспыхивает очаровательный, едва заметный, пунцовый румянец, — Вы сами догадались об этом...Но всё же, поверьте, я давно томима этим чувством и нет ни единой надежды на взаимную любовь, а тем паче счастливый конец вместе с Вами, однако, позвольте...Позвольте подарить мне один единственный поцелуй. Пьер прекрасно понимает, что этот поцелуй никак не спасет чувств Татьяны, лишь усугубив их, разрушив те перегородки, что они вместе тщательно создавали, заставляя окунуться в неправильные отношения, неправильные, но столь притягательные отношения. “Француз” хочет сказать твердое нет, но вместо того тело его само поддается на встречу ученицы, осторожно отпуская правую ладонь на ее голову, притягивая ближе к себе, перед тем как накрыть губы княжны своими он видит как она трепетно дышит, жмуря глаза, пытаясь угадать, что подарит ей вожделенная неизвестность. Мужчина ощущает на языке чуть соленоватый вкус, прежде чем наклонив голову не углубляет поцелуй, полностью отдаваясь невероятному взрыву фейерверков ощущений, что вызвало лишь одно прикосновение губ с идеальным Ангелом его, вовсе забывая о времени и проблемах, что доселе казались окружали его на каждом шагу. Вместе с поцелуем прошла целая вечность, так казалось им обоим, но каждому хотелось чтобы этот миг длился как можно дольше, дольше и дольше. Татьяна ощущала электрическую волну по всему телу, от каждый новых прикосновений губ своего учителя, трепеща от каждого прикосновений его пальцев к ее шеи, пытаясь не громко выдыхать от переполняющих девушку чувств. Когда-нибудь этот поцелуй прервется, но пока они наслаждались каждым трепетным движением друг друга, ощущая, что более счастливыми они никогда в своей жизни не будут.