Вальс параллелей и встреч

Кларк общался с Брюсом уже несколько лет. В первый раз они встретились как миллиардер и журналист на благотворительном вечере, когда в Метрополисе праздновали столетие города. Второй раз был спустя сутки после этого, и в ту знаменательную ночь друг друга узнали Бэтмен и Супермен. А уже на третий день Кларк узнал о ма-а-аленькой пагубной привычке альтер эго Брюса, скрывать которую у того не хватало актёрского таланта. К слову, это было единственным, на что его не хватало. Как оказалось, Бэтмен просто сходил с ума по одному из многочисленных готэмских сумасшедших. Кларк его не осуждал. По крайней мере, не озвучивал все свои мысли, а только иногда выражал недоумение и пытался ненавязчиво выпытать что-нибудь об этой ситуации. Брюс же каждый раз старался с этой темы как можно быстрее свернуть. Кент понимал, что это не его дело, не вмешивался и старался сделать так, чтобы данное обстоятельство не препятствовало их вполне себе дружеским отношениям. Но месяц назад всё рухнуло, как до сегодняшнего дня думал Кларк, безвозвратно. В Метрополисе объявился Джокер. В тот день Кларк был ослеплён гневом, но сейчас, после получасового полёта до Кистоун-сити, шагая по высеревшим до чёрно-белой картинки коридорам Айрон Хайтс, он понимал, что, случись такое сегодня, он поступил бы уже иначе. Но откуда он мог знать? Как вообще можно предположить, что действие, совершённое с такой уверенностью и верой, может столь скоро оказаться ошибкой? И тем более что на эту мысль его наведёт собственный заклятый враг. В Метрополисе не было тюрем. Была одна для мелких бандитов, посаженных на срок не более чем три года, но для убийцы и рецидивиста, чей айкью выше, чем у 99,9% населения Земли, она, разумеется, не подходила. Именно поэтому Лекс Лютер уже восемь месяцев и три недели находился в Айрон Хайтс. В эдаком подобии знаменитого Аркхэма, совмещённого с крепостью строгого режима. Это было второе его заключение. Первое произошло после инцидента с Думсдеем, но тогда Лекс неслабо тронулся умом, превратившись во вполне обыкновенного шизофреника на последней стадии болезни, и Кларк, и до этого не питавший к нему особого интереса, о преступнике просто забыл, уверенный, что больше о том никогда не услышит. Но вскоре после этого Лекс «чудом» излечился. Подробностей Кент до сих пор не знал. Его волновало то, с какой лёгкостью Лютер снова оказался на свободе. И как ему удалось в течение полугода так натурально имитировать добропорядочную деятельность, пока за спиной у всего города он подготовил ещё один злодейский план, в результате которого Метрополис едва не ушёл под землю вместе с большей частью мелких прилегающих населённых пунктов. Кларк предотвратил это не без труда, но достаточно быстро, а после встретился с самим виновником несостоявшейся трагедии. Лекс не пытался убежать или спрятаться. Он более чем адекватно оценивал собственные силы, а потому, когда Кларк обезвредил генератор, он просто ушёл в самое большое помещение-пристройку своего особняка. Абсолютно прозрачное. Это была обсерватория. Кент увидел его сразу, как подлетел достаточно близко. Лютер стоял на одном колене и внимательно смотрел в сделанный под старину, но наверняка едва ли не самый современный в мире телескоп. Он начинался у пола и уходил вверх, оказываясь снаружи сквозь открытое в крыше окно. Его стёклышко поблёскивало, как огромный чёрный глаз, нависший над кажущимся совсем крохотным человеком. Это было варварством, но Кларк приземлился сквозь крышу. Ударил по прозрачному материалу лазерным лучом, и неизвестный материал рассыпался песком и мелкими лохмотьями, толстым слоем покрывая плитку, мебель и единственное находящее там живое существо. Все лампы остались целыми, и от их света крошки вещества заблестели. Даже те, что покрывали волосы и плечи Лютера. Мужчина не шевелился, но Кент приближался к нему настороженно, даже прекрасно зная, что неуязвим. Теперь он ожидал от Лекса чего угодно. На что способен сумасшедший, который обрёл свой изначально изуродованный разум обратно, но в каком-то новом, ещё более извращённом виде? Кларк не хотел это проверять. Как и не хотел прибегать к насилию. Смертные были хрупкими. А Кент был способен рассчитывать силу не всегда. Плащ за спиной волочился по полу. Кент шёл не спеша, размеренным шагом, остановившись лишь тогда, когда приблизился к Лютеру настолько, что мог тронуть его рукой. В тот момент мужчина пошевелился. Отодвинулся, как в замедленной съёмке, повернул голову и осторожно посмотрел на Кларка. «Смотри», — сказал он. Кент колебался. Он понял, что Лютер хотел заставить его это сделать с самого начала; даже принял такое положение при встрече, только чтобы внушить доверие: он словно отпил из чаши вина, прежде чем протянуть её, показывая — оно не отравлено. Однако Кент не мог знать, принял ли Лекс противоядие заранее. Но ему показалась дикой мысль схватить его сейчас за шкирку, как котёнка, и по воздуху дотащить до ближайшей тюрьмы. И ему невыносимо было видеть его на коленях. Он присел рядом. Двигался так же медленно, как до этого Лекс, хотя не знал зачем. Напрягала тишина. Сверхслух улавливал шум многочисленных размещённых по особняку приборов, но этого было ничтожно мало после нескольких лет проживания в какофонии крупного города. Сейчас Кларку казалось, что он оглох. Ему не хватало звука, света, запахов… Но было слишком много Лекса рядом. Из-за отсутствия отвлекающих факторов Кент ощущал его слишком явно. Он никогда не оказывался в такой интимной ситуации даже с Лоис. Обострённые органы чувств, как оказалось, могли сыграть злую шутку. Кларк знал, что не должен поворачивать трубу, но так как он был заметно выше Лекса, ему пришлось пригнуться перед тем, как заглянуть в окуляр. Он коснулся веками нагретого металла и увидел мрачную картину космоса с разбрызганными среди черноты крошками какой-то бесформенной ерунды, похожей на осколки только что разрушенной им самим крыши. Кент хотел отодвинуться, но Лекс мягко положил руку ему на плечо, заставляя смотреть. В этот момент он заговорил: «Ты знал о том, что, когда крупные объекты взрываются в космосе, их фрагменты отодвигаются друг от друга необычайно медленно? Вряд ли смогу назвать точную скорость: в последние месяцы у меня, знаешь ли, было слишком мало времени на подобные исследования. Но меня это заинтересовало — с детства обожал физику. Я даже провёл эксперимент. И узнал кое-что новое. Если правильно рассчитать силу удара, взрыв вступит во взаимодействие с естественной силой притяжения объекта, и чём больше его объём, тем вероятнее будет возможность того, что его обломки останутся в том же месте ещё около дюжины световых лет, пока не рассеется остаточная энергия. Ты задумывался над тем, какой силы был взрыв на Криптоне, Кларк? Я — да. И получил довольно любопытные результаты. Смотри, герой, я сделал тебе одолжение. Ты ведь вряд ли надеялся когда-нибудь увидеть свой родной дом, но… Вот он. Что ты сейчас чувствуешь?» Кент чувствовал, как встали дыбом волоски на его шее. Он даже не знал, что это вообще возможно. Последние слова Лекс буквально прошептал ему в ухо, но Кларк не оттолкнул его, несмотря на раздражение. Он только завороженно вглядывался в россыпь бесполезных обломков, зная, что враг не врёт. Кент не верил, что тот был способен на такую… подлость? Слишком странный поступок. Лекс Лютер был первым на Земле человеком, сумевшим среди бескрайних просторов галактики найти это место. Кент не знал, что ему думать. Но знал, что делать. Красный лазерный луч разорвал телескоп изнутри. Охранник шёл рядом, перебирая в руках связку ключей. Наружные двери уже давно были оснащены карточной системой, но камеры пока запирались по старинке. Кларк уже знал этот коридор и всю процедуру допуска к беседе с заключённым. Будь Лекс преступником меньшего масштаба, с ним можно было бы поговорить через стекло в приёмной, но, ввиду совершённых преступлений и уровня опасности, посетителей к нему не пускали. Приходилось после личной договорённости с директором заведения общаться недолго, практически в присутствии одного из охранников и под тремя камерами. Кента убеждали, что они не записывают звук, но он сильно в этом сомневался. Хотя, с другой стороны, вряд ли кому-то настолько интересна их беседа: Кларк сказал, что хочет написать его биографию, и пообещал директору за помощь десять процентов от продаж будущей книги. Что ж, может, и напишет. Как журналисту, ему не помешала бы популярность: он и так последнее время пренебрегал своей личностью-прикрытием. Да и оправдать свой повышенный интерес к личности злодея как-то нужно. Хотя бы перед собой. Кларк посетил его уже трижды и знал, что теперь не сможет остановиться. И в момент осознания этого факта он снова вспоминал о Брюсе. Он и не пытался понять друга. Ему было проще делать вид, что ничего не происходит. Если бы они поговорили о клоуне раньше, то могли разобраться с недавней ситуацией вполне мирно и не портить многолетние отношения. Охранник остановился и связался с кем-то по рации, а потом кивнул Кларку и скрылся в глубине узкого витого коридора. Кларк прислонился к стене, проверяя состояние диктофона. Можно было записывать на телефон, но в некоторых вещах стоило придерживаться традиций. По крайней мере, так сказал ему Уэйн, когда подарил ему эту вещь после того, как Кларк брал его собственное интервью для газеты. Кент по нему скучал. В день их ссоры в Метрополисе объявился Джокер. Кажется, изначально это была бесцельная вылазка «за компанию» с каким-то готэмским другом-бандитом, имеющим безобразную, наполовину обожжённую рожу. Но, как выяснилось, Джокер сеял хаос повсюду, где появлялся. Сразу по трём каналам объявили тревожное положение, и Супермен отправился на вызов, даже не зная, кого там встретит. Он был удивлён. Кларк даже не сразу его узнал. То есть, конечно, он понял, кто перед ним, но никак не мог в это поверить. Что Джокеру делать в его городе? Клоун выглядел на этих улицах так же неестественно и жутко, как брызги крови на белом свадебном платье невесты. Но это точно был он. Уже смеркалось, но Кларк чётко видел: вверх по пожарной лестнице прошмыгнуло зелёно-фиолетовое пятно. Кент нагнал его быстро, хоть и не горел желанием встречаться лицом к лицу. Джокер казался ему уродливым. Видеть его прежде на фотографиях — то же самое, что разглядывать рисунки очевидцев, встретивших Снежного Человека. Даже разговаривая с Брюсом, Кент бессознательно представлял преступника просто разноцветной картинкой, негласно наделённой психопатией и садистскими наклонностями. Но вот он перед ним, из плоти и крови. Запыхавшийся от бега и с по-дурацки растрепавшимися волосами, как обычный человек. За тем лишь исключением, что на его лице застыло настолько неадекватное выражение, что, если сейчас появилась бы острая необходимость начать разговор, Кларк бы только выставил перед собой руку, как будто встретился с тигром, против которого бессмысленно всё, кроме ружья, но нельзя портить шкуру. Кент на самом деле испытал при виде клоуна массу эмоций: гнев, отвращение, презрение, недоумение, даже страх. Не за себя, за Брюса. Только в тот момент он осознал, насколько сильно его друг увяз. Джокер был абсолютно сумасшедшим. Но потом Кларк понял кое-что ещё. Когда через две недели после встречи в обсерватории снова пришёл к Лексу Лютеру, чтобы всё-таки выяснить, зачем он показал ему разрушенный Криптон. Он увидел, что в поступке Лекса вообще не было смысла. Он был не менее безумен, чем клоун, и не менее опасен, но в нём это выражалось по-другому и не казалось Кенту отталкивающим, даже не бросалось в глаза. Лютер был просто самым удивительным из всех, кого он встречал. А Джокер, кажется, был для Брюса даже чем-то большим. Кларк нагнал его на улице. В секунду, когда он замешкался, Джокер кинул ему под ноги бомбу и скрылся в дыму. Кент даже не сразу вспомнил, что тот славился своим веселящим газом: сперва, увидев зелёный дым, он решил, что это новая формула криптонита, и похолодел от страха. Ушло несколько минут на то, чтобы прийти в себя. К счастью, даже когда противник имел фору, Кент всё ещё оставался Суперменом. Он загнал преступника в закоулок, но в тот момент, когда тот прижался к стенке, на его лице не было испуга. И это не являлось нормой даже для психа. Джокер, улыбаясь, поднял телефон, который держал всё это время. На экране Кларк увидел мужчину с обожжённым лицом, который держал пистолет у виска его бывшей возлюбленной Лоис… Кент помнил, что был вне себя от злости. Он знал, что его глаза уже налились красным огнём, и ещё немного — от Джокера осталась бы только пара подпаленных зелёных волосков. Но неожиданно перед ним мелькнула чернота. Теперь Кларк не осуждал Брюса. Он волновался за Лоис, а Уэйн — за своего психопата. Он бросил дела, чудом узнав о происходящем, и прилетел в другой город за секунду до того, как всё было кончено. Он прикрыл клоуна и просто хотел молча уйти, избежав трагедии и ссоры. А «друг», всё ещё в ярости, пустил ему в спину луч, промахнувшись лишь на миллиметр и по чистой случайности: от нервов немного сбился прицел. Но теперь всё было неважно. Охранник вернулся и приоткрыл дверь, впуская Кента. Тот вошёл. Увидел зеркальную поверхность металлической столешницы и человека, прикованного наручниками к ней. У Лекса отросли волосы. Он улыбался краем губ. Кенту хотелось верить, что это радость, но он не мог утверждать наверняка. Он знал точно только то, что Лютер будет с ним говорить и сегодня. А после интервью Кент обязательно наведается в Готэм: давно он не узнавал, как у его друга идут дела. Соскучился, наверное. Им есть о чём поговорить.