Выше

      – Повелеваю! Чтоб к завтрашнему дню всё было готово! – грозным голосом сказал король.       – Будет сделано, Ваше Величество, – ответил, склоняясь, придворный менестрель.       Бал в честь дня рождения короля требует новой песни в его честь. Песни за одну ночь. Менестрель должен написать. Иначе его ждёт виселица. Однако, признание в бездарности – высшее наказание для него.       Он идёт домой в одиночестве, но с толпой страхов, окруживших его. Улицы пустынны. Ночь поздняя. В сон клонит.       Но спать нельзя. Надо писать. Много.       Придворный менестрель вошёл в свой пустой дом. На кухонном столе не было абсолютно ничего, даже скатерти. В комнатах тоже никого не было. Да он и не ждал гостей.       Голодный и усталый менестрель сел за стол и достал из ящика последний кусочек пергамента и последнюю чернильницу с пером, отчего ящик стал безумно лёгким и пустым.       Менестрель зажёг единственную свечу, стоявшую в пустовавшем канделябре. Он хотел было отпить из любимого кубка, где обычно весело плескался отвар, придававший ему вдохновения и сил. Однако тот тоже оказался опустошённым ещё вчера.       Совсем поникший и расстроенный менестрель взял еле дышащее перо, грозившее вот-вот поломаться, и обмакнул его в чернила, которых осталось чуть-чуть на донышке. И ничего. Он не знал, что писать. Слова складывались в строчки, однако те упорно не хотели укладываться в ритм и рифму, а голове застыло лишь одно слово: «Выше».       Спустя половину часа бессмысленных трудов менестрель проглядел беглым взглядом исписанный пергамент, а потом в гневе порвал его в клочья. Во всех написанных им десяти строчках постоянно всплывало это слово, никак не относящееся ни к королю, ни к празднику. Опомнившись, менестрель схватился за голову: это был последний кусочек пергамента. Он уже готов был взвыть от отчаяния. До праздника оставалось всего каких-то десять часов! А он должен быть на нём, должен исполнить свою песню, должен быть весел и общителен с гостями. Должен! Должен! Должен!       Менестрель взглянул на себя в зеркало. Некогда русые, расчёсанные и уложенные в элегантную причёску волосы торчали во все стороны. Под глазами залегли синие пятна от недосыпа. Лицо осунувшееся и явно замученное. Это всё – расплата. За лавры. За обеспеченность. Ведь слава и богатство не падают с неба. С высокого, голубого неба. Он тянется к почёту, уважению. Тянется вверх. Выше и выше!       Его с детства готовили к этой должности. Отец был первым менестрелем во дворце. Он учил сына, чтоб тот занял его место. Сын был обязан не ударить в грязь лицом. Не упасть. Идти вверх по лестнице. Выше!       Сын встал на место отца. Он начал идти. Идёт до сих пор. Только вперёд. Вверх!       Менестрель, может, и хотел бы поменять свою жизнь. Но уже не мог. Да и не имело это смысла. Он слишком известный поэт. Слишком авторитетный.       «Но что со мной происходит сейчас? Творческий кризис? Да, наверно. Но как же не вовремя! И всё время это дурацкое слово: выше!» - сокрушался менестрель, вышагивая по голому полу.       Неожиданно он решил поддаться этому слову. Менестрель взял перо с чернильницей и вылез на крышу в надежде, что поймёт значение этого надоедливого слова.       Только он забрался на крышу, как его озарил лунный свет. Ветер нашёптывал ему свою тихую песнь, шурша и шелестя листьями деревьев.       Небо было тёмное, ночное, усыпанное звёздами. Слева и справа от небольшой хижинки менестреля возвышались многоэтажные жилища богачей, отбрасывавшие свои гигантские тени на одинокий и пустынный домик.       Здесь менестрель неожиданно почувствовал уверенность в себе. Он понял, что у него всё получится. Что он успеет. И звёзды светили так ярко, будто подмигивая ему, поддерживая. Менестрель стоял на крыше, смотрел на эти сияющие звёзды и будто ожидал, когда же вдохновение снизойдёт на него.       Неожиданно менестрель заметил, как что-то шевельнулось в тёмном и высоком небе. Тёмное пятно разрасталось и приближалось, вскоре приобретя очертания. Это была девушка, одетая в платье из чёрного шёлка. Он лежал на её плечах, волнами ниспадая до кончиков босых ног. Волосы её были такими же чёрными, отчего её почти не видно было в ночи. Менестрель и не заметил бы её, если бы не глаза. Они светились всеми возможными цветами, какие только были известны человечеству.       – Кто ты? – шёпотом, еле слышно спросил человек ночную гостью.       Она спрыгнула на его крышу и, не отрываясь, смотрела на него.       – Выше, – ответила она внеземным голосом, ибо если б менестрель услышал его от кого-то другого, то решил, что окончательно сошёл с ума. В этом голосе соединилась песня ветра, трели соловья, стук капель дождя, звон колокольчика и ручейка. Все мелодичные звуки, какие только он слышал, были в этом голосе, вкладывая какой-то свой необыкновенный смысл в каждую букву произнесённого слова.       Гостья положила на плечи руки, сделала пару шагов, удаляясь в сумрак, создаваемый огромными домами-соседями.       Менестрель так до конца и не понял, что произошло. Яркая вспышка. Резкий рывок. Воздух ударил в лицо и словно оглушил его, а звуки спящего города так и застыли в ушах. Вверх. Выше. Только теперь он понял. Понял всё.       Менестрель распахнул глаза и понял, что летит. Внизу под ним мелькали улочки города, люди, выскочившие из уютных постелей, услышавшие громкий звук, образовывавшие толпу. Их встревоженные голоса казались менестрелю не более чем шорохом, шёпотом, шелестом.       Ведь он летел. Летел над городом. Менестрель чувствовал, как незнакомка держит его, не давая упасть вниз. Но ему было всё равно, даже если он упадёт. Будто крылья выросли у него. Сын первого менестреля дворца знал, что взлетит.       – Вверх! Вверх! – раздавался мелодичный голос ночной гостьи, и они поднимались в ночное небо.       Менестрель смотрел вверх, вглядываясь в ночную мглу. Ветер летел за ним, будто подстёгивая, поддерживая, направляя. Неожиданно откуда-то снизу вынырнули два ворона. Они летели вверх вместе с ними, на ходу превращаясь в коней. Незнакомка выпустила его из рук, и он упал прямо на коня. Чёрный, как ночь. Грива, как шёлк. Нежно скользила меж пальцев.       Менестрель посмотрел вниз. Город проснулся. Зажглись огни. До него донеслись гулкие звуки медных труб, голоса взбудораженных жителей. Жителей, не понимавших, как такое случилось. Как он смог. Смог взлететь.       Конь помчался по ночному небу, высекая копытами искры, становившиеся новыми звёздами.       Менестрель наслаждался, вдыхая полной грудью свежий воздух. И ночь казалась ему днём, тень светом, а луна солнцем. Он словно жить учился заново. Дышать учился заново. Всему учился заново.       Незнакомка то и дело обгоняла его, но он легко настигал её, снова идя вровень. В глазах его искрились огоньки задора. Менестрель мчался в ночной мгле, ни о чём не думая, наслаждаясь.       Неожиданно кони начали замедляться, а потом и вовсе остановились. Незнакомка резво спешилась, и менестрель последовал за ней, забывая, что под его ногами ничего нет, кроме бесконечного неба. Однако он знал, что с ним ничего не случится.       – Что я должен делать? – спросил он с готовностью ночную гостью.       – Выше, – снова ответила она и, схватив его за руку, резво побежала вверх, словно по невидимым ступенькам.       Он не смотрел вниз, не видел, насколько высоко они поднялись, но в какой-то момент она остановилась. Незнакомка огляделась вокруг и схватила с неба маленькую медную звёздочку.       – Это – ледяной огонь, – сказала она, протягивая менестрелю звезду. Она тут же преобразилась в огонь, в центре которого был ледяной шар. – Это твой дар, сочетать, менять слова, как ты захочешь.       Менестрель дрожащими руками взял его. Огонь тут же вспыхнул резко и исчез, а лёд растаял, каплями воды оросив его руки, падая куда-то вниз в ночную мглу.       Пока он пытался сообразить, что произошло, незнакомка взяла уже вторую звезду.       – Это любовь Эвтерпы, – объяснила она. Серебряная звезда превратилась в фигуру греческой музы. Она протянула руки к менестрелю и сошла на его ладони. Он поднёс маленькую фигурку музы к лицу, дабы рассмотреть получше. Она неожиданно поцеловала его в щёку и растворилась в ночи.       – Это твой дар рифмовать слова и строки стихов, – сказала незнакомка. – А это последний подарок. От меня, - она провела рукой по складкам своего платья и ей на ладонь выпала последняя золотая звезда. – Это твоя фантазия, – звезда превратилась в небольшую прозрачную сферу, величиной чуть больше яблока. Она упала на ладони менестреля. Внутри неё всё переливалось. Цвета быстро смешивались, образуя картины, различные пейзажи, и также быстро рассыпались, чтобы снова соединиться и показать новый сюжет. Только было менестрель присмотрелся к ней, как она рассыпалась на миллиарды осколков и разлетелась по небу. Он удивлённо посмотрел на незнакомку, но она в третий раз сказала:       – Выше.       Резкий ветер подхватил менестреля. Он взвился в воздух, летя всё выше и выше. Он видел, как восходит солнце. Менестрель обернулся, глядя на ночную незнакомку. Край одежды её загорелся, как только его коснулся свет солнца, но она не шелохнулась. Огонь рос вместе с солнечными лучами, охватывавшими её всю. Вот уже вспыхнули её волосы, и огненные искры заплясали в разноцветных глазах её. Она смотрела на него, не отрываясь, и улыбалась сияющей улыбкой. Менестрель хотел остановиться, спуститься, помочь ей, но он не мог. Ветер нёс его вверх. Выше.       Менестрель посмотрел вверх. Он видел крыши города и будто падал на них, однако он чувствовал, что явно летит вверх. Вот он уже различает дома, образующие длинные улицы, а теперь и жители из точек превратились в фигуры. Всё залито ярким, огненным, солнечным светом, отражавшимся от медных пластин, коими были покрыты крыши всех домов города ко дню рождения короля. Менестрель видел: город горит этим медным огнём.       Неожиданно раздался грохот, и беспроглядный мрак заволок его взор. Он не видел и не слышал ничего. В какую-то секунду тьма кончилась. Перед ним возникли очертания крыши его дома. Менестрель с досадой подумал, что больше не чувствует этого лёгкого и безграничного чувства, которое сопровождало его с той самой секунды, как появилась ночная незнакомка. Он сел и протёр глаза, краем сознания понимая, что этот ночной полёт, неожиданная встреча, звёздные дары, всё это было лишь сном, но другая часть его сознания яростно кричала, что всё произошло на самом деле. Поверив этой самой «другой» части сознания, менестрель радостно вскочил на ноги и, спрыгнув с крыши, поспешил во дворец короля.       Бал уже начался, и гости собрались в ожидании новой песни от главного рифмоплёта королевства. Он влетел в зал, взбудораженный и так до сих пор окончательно не понявший, что с ним случилось. Поняв, по ошеломлённым взглядам, что совсем позабыл о своём внешнем виде, менестрель взглянул на себя в зеркало. Там отражался вполне солидный мужчина с расчёсанными, уложенными, русыми волосами. На нём был синий фрак, белая рубашка, такие же белые брюки и чёрные лакированные туфли.       – Наш придворный менестрель, видимо, решил порадовать Его Величество и всех нас своим новым шедевром, – сказал церемониймейстер, обращаясь к нему.       – Я хочу поприветствовать Его Величество и собравшихся здесь гостей, – начал менестрель, поклонившись. – И, если, конечно, Его Величество позволят мне, я был бы горд исполнить перед публикой моё новое творение.       Король лишь, молча, кивнул, сидя на своём золочёном троне, и со скукой устремил свой взгляд на менестреля. Тот попросил себе гитару и барабаны – на большее ему не хватило рук. Как только перед ним поставили инструменты, менестрель тут же сел и начал играть, на ходу импровизируя, сочиняя мелодию и слова заодно. Он не боялся, что его казнят, если он ошибётся с рифмой, ритмом или не угодит королю. Он не боялся, что публика забросает его всем, что попадётся под руку, будет ругать его и кричать, что сын великого творца песен и стихов, знаменитого на всё королевство – бездарность. Менестрель знал, что он просто не может ошибиться. Он всё придумывал на ходу, но, несмотря на это, всё волшебным образом складывалось. Он даже как-то умудрялся играть и на гитаре, и на барабанах, причём сам совершенно не представлял, как ему это удаётся. Менестрель просто делал то, что просила душа. В какую-то секунду перед его глазами снова появились, но тут же исчезли три дара ночной незнакомки: ледяной огонь, фигура Эвтерпы и сфера, с заключенными в ней цветами. Менестрель понял, что с этой самой ночи, вся его жизнь пойдёт совершенно по-другому. Он не просто верил в это, он это знал.       Когда песня закончилась, зал зааплодировал, и даже король поднялся с трона, отдавая дань уважения менестрелю. А тот кланялся, счастливо улыбаясь. В тот день он исполнил свою песню ещё не один раз, сочинил много новых песен, развлекал весь зал и сделал день рождения короля самым незабываемым. А после бала, вернувшись домой, менестрель обнаружил свой дом, с горящими внутри огнями. Оттуда доносились голоса его друзей. Они ждали его с полным угощения столом, с музыкой и улыбками, и, конечно, с подарками, ведь ни один день рождения без них не обходится. Все восхваляли его талант, сегодняшний фурор и просто радовались тому, что он есть, что такой человек живёт в этом мире. В тот вечер дом менестреля был как никогда раньше полон гостями, голосами, смехом, едой, украшениями и как бы это странно не звучало, перьями, пергаментом и чернилами, которые ему привезли из королевского дворца. И каждый человек, кто видел его в тот день, считал своим долгом спросить менестреля, как ему это удалось – за одну ночь написать такую красивую песню, да ещё и исполнить её, откуда он черпал вдохновение и силы для такого шедевра. На все вопросы подобного рода менестрель отвечал только одно слово, с которым раз и навсегда тесно переплелась его жизнь: выше.