Путь от...до...

Новый Орлеан. Я чуть больше года грезила о возвращении. И вот я здесь. Город в красные пределы Мертвый лик свой обратил, Серо-каменное тело Кровью солнца окатил. Стены фабрик, стекла окон, Грязно-рыжее пальто, Развевающийся локон - Всё закатом залито. Блещут искристые гривы Золотых, как жар, коней, Мчатся бешеные дива Жадных облачных грудей, Красный дворник плещет ведра С пьяно-алою водой, Пляшут огненные бедра Проститутки площадной, И на башне колокольной В гулкий пляс и медный зык Кажет колокол раздольный Окровавленный язык. Почему-то вспомнился стих русского поэта, когда мы прибыли во французский квартал. Город вызвал отвращение. Я не к месту была так привязана. А к Майклсонам, вдруг осенило меня. Я оглянулась на собравшееся уезжать такси, борясь с желанием броситься обратно в автомобиль. Аэропорт, в Роузвуд. К Джейсону. Коул сжал мое плечо, подталкивая вперед. И я невольно поплелась к двери. - Айви! - Мне на шею бросилась маленькая рыжая, с кругленьким конопатым, и от этого таким милым личиком, бестия. Я сбросила сумку с плеча и крепко обняла ее. - Хоуп, ты так выросла за год. Тебя не узнать. Я обвела холл печальным взглядом. Здесь все было по-другому, и все-таки это был тот же самый холл, что и год назад. Папа стоял на лестнице, ведущей наверх и улыбался. Хотя глаза выдавали его тревогу. Хоуп оставила на моей щеке легкий поцелуй и вернулась к отцу, наблюдавшему со второго этажа. Я топталась на месте, чувствуя себя чужой в этом доме и в этом городе. Достала телефон из сумки и набрала короткое сообщение Джейсону: "Долетели хорошо. Уже скучаю." Бросила гаджет обратно в сумку и решила все-таки заглянуть в комнату. Нашу с Хоуп спальню. Никлаус, видимо, окончательно вычеркнул меня из семьи. Комнату переделали, теперь здесь стояла одна большая кровать с балдахином. Она "съедала" все пространство помещения, поэтому мебели было минимум. Комод в углу, да большое напольное зеркало в мой рост. Вот и все убранство комнаты. Устало опустившись на кровать и подогнув под себя ноги, я взяла вырезанную из дерева фигурку лошади, стоявшую на прикроватной тумбе. Это Клаус подарил Хоуп. В тайне от самой себя я завидовала их отношениям. Их беззаветной любви. Я вздрогнула, когда услышала голос, принадлежащий Никлаусу, сзади себя: - Твоя комната больше не здесь. Он забрал игрушку из моих рук, и я нервно закусила нижнюю губу, в ожидании "приговора". Но гибрид лишь хлопнул меня по плечу и удалился, оставив меня в замешательстве.