***
Корускант скорбел. Траурная процессия растянулась на многие километры – тысячи людей и инопланетян шли, понуро склонив головы и держа памятные огоньки. Провожали уважаемого сенатора и бывшую королеву в её последний путь. Толпа молча следовала за парящей обтекаемой капсулой. Изредка можно было расслышать глухой шёпот. А как иначе? Некогда глупые слухи и светские сплетни, наконец, официально подтвердились. То, о чём судачили даже самые нижние слои Корусканта, стало банальным фактом – она была беременна. Неизвестно, от кого точно, но поговаривают, что её избранником являлся какой-то джедай. Прямых доказательств не было, но догадка, всё же, не на пустом месте возникла. Бедняга, кто бы он там ни был. Такая невзгода упала на его плечи, - мало того, что умерла любимая женщина, так ещё и не успела подарить жизнь их ребёнку. Мир так несправедлив! Оби-Ван неспешно шёл в десяти метрах от гроба, изредка оглядываясь по сторонам. Слабый ветер колыхал его робу. Многие джедаи считали своим долгом проститься с сенатором. Амидала многое сделала для их Ордена на политической арене. В хорошем смысле. Её смерть определённым образом скажется на положении дел. И, к сожалению, - не в лучшую для них сторону. Кеноби, действительно, было по-человечески жаль Падме. Возможно, не будь у него закалённый годами тренировок ум, сейчас он бы даже пролил несколько скупых мужских слёз. Воистину: лучшие цветы в саду вянут первыми. И это чистая правда, какой бы горькой и отвратительной она ни была. Смерть и боль могут поджидать за каждым углом. Ещё раз окинув толпу взглядом, Оби-Ван устало покачал головой. Его бывшего ученика нигде не было видно, хотя, минут десять назад, мастер мог поклясться, что приметил высокую фигуру в тёмном плаще. Та скрывала лицо за капюшоном и что-то держала в руках, прикрыв это плотной тканью своего одеяния. Сила сказала – это Энакин. Ощущение его присутствия ни с чем нельзя было спутать. Было что-то ещё. Какое-то волнение, вспышка, если можно было так выразиться, но разобрать было сложно. Одно было ясно – Скайуокер намеренно держался подальше. И, похоже, мастер мог понять причину такого странного поведения своего бывшего падавана. Он мог сложить два и два и, не то, чтобы конкретно в данной ситуации он был этому рад. Слухи не обошли его стороной, но он старался не придавать им никакого значения. А стоило. Во всяком случае: был ли ещё хоть один джедай, кроме Энакина, который так часто крутился вокруг этой обворожительной дамы? Скорее всего, нет. И теперь, глядя на такую бледную и умиротворённую Падме, которой не суждено было стать матерью, мужчина не мог отрицать, что его сердце страдальчески сжалось в груди. Он искренне соболезновал, хоть и отдавал себе отчёт, что не мог даже представить ту боль, которую испытывал его ученик. - С ума эти мысли сводят тебя, - внезапно сказал магистр Йода, скованно сидя на парящей подушке. – Ждать тебе надо. Умеешь ты это. - Но, мастер… - Оби-Ван не успел закончить, покорно замолкнув, когда мудрец поднял руку, прервав его речь. - Объяснения должен нам он. Бесспорно это. Тяжело ему очень. Прими это и терпение прояви. Не к кому пойти ему будет, тебя исключая. Готов к откровениям будь. - Да. Но это волнение в Силе, оно же… - Кеноби невидяще уставился куда-то вдаль, нахмурившись и слегка закусив щёку с внутренней стороны. Амидала не родила же. Но Сила…? – Оно же… - Знаешь ответ ты уже. Случилось это. Так примем покорно. Силы воля на то, - магистр склонил голову, глубоко вздохнув, и дал понять, что небольшой диалог окончен. Оби-Ван лишь кивнул. Процессия продолжала следовать до космопорта. Тело будет предано земле на Набу.***
Кеноби не смел сомневаться во вселенской мудрости магистра и в его феноменальной способности загадочно толковать грядущее. Однако своего ученика он ждал вовсе не поэтому. Скорее попросту из-за того, что знал Энакина как облупленного. И знание это вещало банальное: «Не лезь – будет хуже». Не хотелось выглядеть, словно запуганное животное, ныкающееся по углам и избегающее любого тесного контакта, но выбора особо не было, поэтому стойкая непричастность и профессиональная холодность намертво пристыли к лицу, помогая не выдавать внутреннее беспокойство. Благо было на что отвлечься – несмотря на то, что Палпатин мёртв, дела его ещё живы. И с этим стоило считаться, если они не хотели бы допустить массу новых ошибок из-за своей неосмотрительности. Луна сменяла солнце, день шёл за днём, и в череде постоянных заседаний, прерываемых лишь другими сборами, единственной странной вещью было лишь присутствие Скайуокера: его шаткое снование по Храму и затравленный усталый вид: такой, будто бы он не спал по ночам. Впрочем – винить его за это никто не будет. И спустя недели три, может чуть больше, поздним вечером Оби-Вана, уже готовившегося отбывать ко сну, застал сдержанный глухой стук в дверь. Не было сомнений по поводу того, кого могло занести в его апартаменты в такой поздний час, оттого мастер поспешил открыть внезапному гостю. Ещё за несколько минут он отметил приближение знакомого источника Силы. Но в этот раз он был не чистым, а, вроде, с какой-то примесью. Там был кто-то ещё. Кто-то, чей чёткий духовный отпечаток поражал своей белизной, ярким светом и, наверное, новизной, если можно было так сказать. Приведя мысли в относительный порядок, более-менее очистив голову и глубоко вдохнув, Кеноби открыл дверь, озаряя светом тёмный сумеречный коридор и фигуру, стоящую в нём. Приветствия не последовало. Энакин стоял, немного ссутулившись, и прижимал к себе ворох светлых покрывал. Его глаза остекленели, а белок был раздражённым: залит искусственным розово-красным оттенком, словно этот человек беспрерывно… плакал. Рыдал, но, если быть честным, погоды это не делало, ибо разница минимальна. Скайуокер выглядел так, будто был готов. Готов смерить гордость. Готов выбраться из ямы забвения. Готов говорить. Готов слушать. Готов услышать. Готов к покаянию. Много к чему готов, и это прекрасно чувствовалось. Оби-Ван не смог самостоятельно подавить сострадательную улыбку и нарастающую гордость за взрослость своего бывшего падавана. Ему и не пришлось: внезапно подступил лёгкий шок. Недоумение разразилось со скоростью звука, когда слабое хныканье донеслось из одеял, и те, кажется, слегка подёргались. Сила…. Кеноби лишь глубоко вдыхает, почти задерживая дыхание, когда наблюдает за тем, как его ученик нежно гладит импровизированный свёрток, крепче прижимая его к своей груди. А потом он отступает, приглашая гостя… гостей зайти в его скромную обитель.***
Глаза Оби-Вана встретились с двумя маленькими небесными сапфирами, испещрёнными тёмно-синими вкраплениями. Ребёнок смазливо улыбнулся, протягивая малюсенькую ручку к новому человеку в его пока ещё короткой жизни. Мужчина не побрезговал дать ему палец, который малютка незамедлительно схватил. - Люк, – с ухмылкой повторяет мастер, словно пробуя имя на языке. Оно односложно: всего три буквы, произносимые на одном единственном выдохе. Легкое и понятное. Мягкое и запоминающееся. Кеноби проводит рукой по светлому пушку на голове у малыша. – Свет? Серьёзно? Последнее, что от тебя ожидаешь, - попытка отшутиться была предпринята не с целью разрядить обстановку, а скорее была просто незатейливой констатацией факта. - Она его так назвала. Повисает тяжёлое молчание, которое впору рубить мечом. Энакин слепо пялится перед собой. Боль пронзает его сердце, когда картина смерти его жены вновь начинает штурмовать стены его закалённого сознания. Это было ужасной правдой, но он всё ещё имел призрачную надежду на то, что всё это ему кажется, что всё это глупое продолжительное видение и что он вот-вот проснётся и всё будет замечательно как раньше. Но три недели – долгий срок, за который он успел выплакать свою душу несколько сотен раз. Что он сделал не так? Чем заслужил такой рок? За что Сила его так ненавидит? - Соболезную, - жалость вроде и была, но слова звучали слишком формально. - Если бы я… она не… может быть. - Нет, - Оби-Ван не прерывает, нет. Он пресекает эту тему. – Энакин, когда нам говорят, что единожды повернувшись, пути назад с Тёмной Стороны не будет, до нас пытаются донести лишь одну мысль: мёртвые не возвращаются. Отказавшись от Света, ты мгновенно вырываешь себе могилу, дабы находясь во Тьме, гнить в этой яме, прикрываясь своим слепым могуществом и выдуманным величием. - Но Тёмная Стороны - путь к… -… множеству возможностей? – многозначительно тянет мастер, не отрывая глаз от Люка. – Это твои слова? Или его? – наблюдая, как его бывший ученик почти что стыдливо прячет лицо в ладонях, мужчина качает головой, стараясь подбирать выражения. Философствовать со Скайуокером – дело изначально гиблое – способностей и терпения к этому у него нет от слова совсем. – Ты сам в это не веришь. И всем своим существом ты знаешь, что поступил правильно, убив это… существо. Тебя просто гложет чужая вина. - Я уничтожил единственный шанс спасти её! Спасти их! - Ты предотвратил гибель всего. Ты отвоевал нормальное будущее для всей галактики. Миллиарды благословят тебя и воспевают. Ты герой. - Скажи, просто скажи, что он лгал мне, скажи, что ему не было дела и даже, если бы он мог, он бы не стал спасать кого-то кроме себя! Скажи, умоляю, - Энакин просит жалобно, а в уголках его глаз снова появляются капельки солёных горьких слёз, которые он лихорадочно старался утереть бионическим протезом, но остановился, когда почувствовал руку на своём плече. Его учитель смотрел на него по-доброму, призывая успокоиться. - Единственное, что он точно сделал бы – это превратил бы тебя в своего верного прихвостня. В раба, если так лучше прочувствуешь, - тема была особенно больной для Скайуокера, хоть он этого и не показывал. Может, его и вывезли из непосредственного рабства, но сопутствующее воспитание, к большому сожалению и его, и всех окружающих, в нём осталось, и порой оно прорывалось, как сорняк посреди цветочной клумбы. – Желал бы ты для сына участи такой? Я сомневаюсь. Прости меня, но ты дитя рабыни сам. Такое положение тебе знакомо. Не думаю, что ты кого-то по собственной воле обречешь на это. Энакин собирает самообладание стойко. По кусочкам. Периодически отрывисто вдыхает и пытается найти временный покой в Силе, который настойчиво от него отползает, раз за разом просачиваясь сквозь пальцы. Он взрослый человек. Ну, настолько, насколько можно быть взрослым в двадцать два с малюсеньким хвостиком. У него за плечами годы тренировок ума и тела, бесчисленное количество неравных битв, литры пролитых крови и пота, сотни больших и малых потерь и десятки неоспоримых приобретений. И всё это ради того, чтобы в кульминационный момент он смог одержать безоговорочную победу. Смог выйти победителем из одной из самых решающих битв его жизни – битвы с самим собой. Битвы с собственными чувствами, убеждениями, гордыней и самоуверенностью. И он выиграл. Победил. Только теперь он не рад овациям. Слишком многое было поставлено на карту. Он вопреки своей горячей страсти смог потянуть неподъёмную цену. И теперь пожинал плоды своего малодушия и мирской справедливости, которую впаивали ему на протяжении многих лет. И теперь, несмотря на свою взрослость и совесть, он бессовестно и беспросветно рыдал в рясу своего бывшего наставника, марая чистую ткань свежими слезами, что по новому кругу жгли глаза. Он утыкался щекой в живот учителя так, словно снова стал тем потерянным девятилетним мальчиком, который только-только вступил в новый, доселе неизведанный «монашеский» мир. Так, словно искал не только дружескую жилетку, но и искреннюю поддержку. Не просто наставническую или братскую, но поистине отцовскую, как бы иронично это ни звучало. В этот момент, незнамо почему, Оби-Ван практически заставил одну мысль пророчески пролететь по всему его сознанию. Он будет хорошим отцом…. - Скупой платит дважды, Энакин. Мир, не в лице живых существ, неблагодарен. Ты поступил правильно, поэтому не кори себя, - Кеноби мягко погладил бывшего падавана по голове свободной от Люка рукой, поощряя внимать и слушать. – Тебе тяжело, но не губи себя этим. У тебя многое забрали, больше, чем ты когда-либо был готов отдать, и заберут ещё больше. В этом, к сожалению, не приходится сомневаться. Но это делает Свет. Теперь же представь, что реально делает Тьма. Что она скрывает за своими липовыми обещаниями власти и богатства. Она сулит горы всего, хотя на самом деле в итоге любого оставит нищим. Оберёт до нитки, как это шпаньё из руинных районов. А самым жутким будет то, что потом просто некого будет обвинить, кроме себя любимого. Ибо Тьма – это выбор, а дорога её, какой бы извилистой она ни была, имеет лишь один пункт назначения, один конец, имя которому - Бездна. Согласись ты тогда, и приговор твой был бы подписан. У тебя ничего не осталось бы. Ничего. - Но Падме… Лея… моя дочь... - На то воля Силы. Я не могу велеть тебе смириться. Это слишком низко с моей стороны. Но… сейчас не думай о тех, кто ушёл, подумай о том, кто остался. Два небесных камушка снова невинно смотрели в лицо Кеноби. Пусть это будет совпадением, но ребёнок словно понимал, что речь шла о нём. В глубине души Оби-Ван уже знал, что кроха будет очень похож на своего отца, как внешне, так и внутренне. Было в этом что-то загадочное, от чего хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Люк, похоже, совершенно не имел отличительных черт матери, но, тем лучше, Энакину будет проще в первое время. - Что теперь будет? Со мной? С ним? – голос Скайуокера звучал чётче, но всё ещё был пропитан всхлипами и лихорадочными вдохами. – Совет? Привязанности запрещены, и я… - Они запрещены негласно, - твёрдо говорит Кеноби, чувствуя удивление своего ученика. – Негласно. Несмотря на то, что я поощрял твои дополнительные тренировки со световым мечом, я был абсолютно против, когда ради них ты прогуливал курс исторического познания. Если бы ты этого не делал, ты бы знал, что официального слова «запрещены» рядом со словом «привязанности» нет. Оно просто не записано в таком виде в нашем кодексе. Там всё очень расплывчато, поэтому уже какое столетие эту штуку считают негласной. Кроме того, об этом просто не принято говорить в наших кругах. - Но изгнание? - Оно существует, но там условий много. Самое главное заключается в том, что это наказуемо только в том случае, если твои привязанности мешают тебе исполнять свой долг перед Орденом. Во всех остальных есть куча лазеек. - Значит меня не выгонят, если узнают? - Сомневаюсь, что тебя хоть кто-то попытается прогнать, учитывая твои общие заслуги и твою победу над Владыкой Ситхов. Будет удивительно, если в ранге не повысят. Слабое мычание было ответом со стороны Скайуокера. Оби-Ван же рассуждал на тему того, что раз он пережил Энакина в своё время, означает ли это, что у него будет иммунитет ко второму экземпляру?***
Перед Советом стоять было тяжело. Скучно к тому же. Но всё обошлось. Да, Энакина снова «наругали» и почти поставили в угол, вынося мозг нотациями, но впервые в жизни он чувствовал, что его считали равным. С ним говорили, ничего не скрывая. Его слушали, не перебивая. Сбылась его маленькая мечта и, возможно, не будь он так подавлен, он вознёсся бы на седьмое небо, получив много похвалы от каждого члена Совета. И… да, его повысили в ранге. Больше не рыцарь – официально мастер со всеми вытекающими. За семейные связи не побили, но внесли коррективы в его полномочия и обязанности. Одна из поправок: он не имел права отказаться от миссии, если ему её назначали. На Внешнем Кольце, а то и дальше? Долгосрочная? Полетишь, как шёлковый и без выкрутасов. Возражать новоиспечённый мастер не стал, приняв как должное это. В ответ у уже не самого юного Скайуокера нашлась лишь просьба: сына пристроить в детское крыло Храма, где с ним должны обращаться как с любым другим ребёнком, который был чувствителен к Силе. Обучение начать в срок и всё, как положено. А также сохранить возможность в своих перерывах видеться с малышом. Кроме того, природа их истинных отношений не должна подвергаться тайне, но и не должна афишироваться. Впервые в его, Энакина, жизни Совет согласился со всем, что он сказал. Теперь же, стоя рядом с кроваткой своего ребёнка в ясельной комнате среди нескольких десятков таких же колыбелек и гремя небольшой погремушкой над обтекаемым боксом, Скайуокер знал, что всё наладится. - Сильна их связь, - констатирует Йода, наблюдая, как бывший рыцарь целует пухлую щёчку своего сына. - Великое будущее ждёт этого ребёнка, если рядом с ним будет Энакин, - вторит Оби-Ван, мысленно примеряя титул дяди. - Если мы все будем рядом. Бесспорно это. Энакин быстрым шагом шёл к ним. Он и его мастер немедленно отправлялись на миссию, а над Храмом… …. Восходило утреннее солнце….