Кого ты ненавидишь?

Когда Миша возвращается из аптеки, за окном уже стемнело, а дверь не заперта, хотя он отчётливо помнит, что, выходя, крикнул: «Дань, закрой дверь!». Сам Даня обнаруживается лежащим на диване точно в той же позе, в которой был, когда Миша выходил за лекарствами. Можно было подумать, что парень спит, но это было не так – стоило Совергону опуститься на край дивана, голубые глаза открываются, но взгляд устремляется не на него, а в потолок. — Привет, — очень беспомощно говорит Миша и берёт Даню за руку. Тот никак не реагирует, только еле-еле сжимает пальцы. Глядя на апатично лежащего на диване Даню, парень чувствует, что и из него выходит всякая жажда жить, какая осталась. Надо бы приготовить ужин, а потом впихнуть его в этот мешок с костями, что безразлично лежит на диване, чтобы ещё на некоторое время продлить в нём жизнь, которую Даня так ненавидит. Но Миша чувствует, что тому нужно что-то сказать, и покорно ждёт. — Во всём белом свете я ненавижу только одного человека, — через некоторое время говорит Даня. — Желаю ему смерти, в муках, — от искренности, прозвучавшей в голосе, у Миши рука покрывается мурашками. — Это – худший из людей. Я знаю его родителей, — совсем неожиданно добавляет парень. — Они прекрасные люди. Они не заслужили такого дерьма в качестве ребёнка… Мише до жути хочется узнать, кто этот человек. Возможно, если бы ему удалось найти его, депрессия Дани прошла бы быстрее. — Конечно, я мог бы его ненавидеть за то, что он врал, крал, убивал… — еле-еле пожимает плечом Даня. — Но человеческая природа такова, что мы ненавидим лишь тех, кто принёс боль НАМ. И, о Боже, сколько дерьма он мне сделал. Даня смотрит в потолок, но глаза его сощурены и в них полно отвращения, будто он смотрит на эту загадочную личность. — Сколько боли принёс… Я так усердно работал, я мечтал о многом, и я действительно многое сделал для достижения своей мечты, — внезапно он сжимает руку Миши так сильно, что тому почти больно, но он стойко терпит, не говоря ни слова. — Я заслуживал этого, заслуживал! — Ты заслуживаешь всего самого лучшего, — хрипит Совергон, кладя другую ладонь Дане на грудь. — Всё хорошо… — Нихуя не хорошо! — кричит Рэнделл, резко садясь в кровати. Он сбрасывает с себя руки Миши и теснится к стене. — Я делал так много, я так сильно просил об этом, я так хотел! Я заслужил быть счастливым, но этот мудак опять всё испортил! Я прощал его, смирялся с ним, пытался его понять. Но он дождался, пока моя бдительность немного уснёт, а потом… Он с силой откидывает голову назад и глухо стукается затылком об холодную стену. — Он просто разорвал меня изнутри. Сбросил с высотки, и я разбился, — Даня выжидает секунду. — Я его не-на-ви-жу. Миша кусает губу, а Даня кривит лицо, будто в адской боли. — Это твой отец? — наконец высказывает версию Совергон. — Это я, — с ненавистью выплёвывает Даня и ложится обратно, завернувшись в плед. Миша сжимает зубы. Он не понимает, как можно так сильно ненавидеть себя самого, чтобы желать себе смерти. Он не понимает, как можно ненавидеть человека, который, действительно, является самым лучшим в мире, заслуживающим самой искренней, чистой и огромной любви. Что ж, по крайней мере, у Дани есть человек, который может подарить ему эту любовь. — Я знал одного человека, — начинает Совергон. — Он был самым искренним и прекрасным на свете, правда, — он тоже искренен, словно чувствует эту атмосферу, что пропитала комнату. — Честно-честно. Из-за него в Питере всегда было солнечно, потому что его улыбка давала мне надежду даже в самых безнадёжных ситуациях. — Так не бывает! — злобно перебивает Даня. — Бывает, — спокойно продолжает парень. — Когда он смотрел на меня, я чувствовал, что одно его слово, и я могу горы свернуть. Но стоило ему меня обнять, я понимал, что, чёрт с ними, пусть стоят. Лучше я побуду в этих согревающих объятиях. Это клише, но… всё отступало на второй план, когда я просто утыкался носом ему между ключицами, вот сюда, — он гладит Данину шею, и тот уже с меньшей силой, но всё же огрызыется: — Я не такой. — А я и не о тебе, — фыркает тот. — Этого человека давно уже нет. И мне приходится сидеть тут с тобой и ждать его. Даня, видимо, действительно опешил, потому что больше не перебивает Мишу. — Я так скучаю по нему. Особенно, по его смеху. О, он смеялся долго и часто. И меня смешил. И всех других. Он правда был лучом света, не только моим. Но и моим тоже, — на лице Совергона загорается усталая улыбка. — И я был так горд собой, так кичился тем, что я и только я знаю вкус его губ, знаю его шёпот в ухо перед сном, знаю его руки, который перебирали мои волосы… Я так хочу его обратно, я так устал, Боже, — парень закрывает лицо руками. Он не плачет, нет, но он близок к этому. — Что с ним стало? — Даня поворачивается опять к Мише, высказывая хоть какую-то заинтересованность впервые за многие месяцы. — Он прощал всех, кроме самого себя, — просто ответил тот, отнимая чуть покрасневшее лицо от своих ладоней. — Себя он корил за малейшую ошибку, он исчез. Осталась только ненависть. Но я всё ещё жду его возвращения. Миша встаёт, ругая себя. Ведь говорил же доктор, что не надо с Даней вести философские беседы, что это вредно и даже опасно. Надо было просто приготовить ему поесть и… — Чт..? — чьи-то руки разворачивают его к себе и прижимают к чьим-то губам. Чьи-то, не Данины, точно, потому что Даня в последнее время вылезал из постели только по биологическим потребностям и когда Миша пинком отправлял его в душ. Совергон распахивает глаза и в полном шоке смотрит, как Даня, Даня, всё-таки Даня целует его. Губы двигаются как-то странно, будто тот совсем не умеет целоваться. Что ж, у него было время забыть, как это делается. — Можешь ненавидеть себя, — срывающимся голосом говорит Миша, когда Даня отстраняется и растерянно ищет ответы в его глазах. — Тут я ничего не могу поделать. Но я буду любить тебя за двоих, понял? — Да, — шепчет тот и снова припадает к его губам. И тогда сильный-сильный Миша, который тащит на себе своего больного душевно парня, который никогда не плачет, который принимает сочувствующие взгляды по сто раз на дню, который не спит ночами, когда его парень кричит от кошмаров, позволяет себе вспомнить давно забытые ощущения. Это не Миша сильный, а Даня. Это Даня со всем разберётся. Это Даня возьмёт всё на себя. А Миша просто доверится ему и опять поверит, что всё станет хорошо.