То, ради чего стоит жить. 1.

Пасмурная погода, как сегодня, вечер. Темно серый цвет с небольшими трещинами светлого неба. Неслышимый и неощутимый ветер. Море, еще более темного, но уже синеватого оттенка, неба. Сильно приливает к берегу, размывая мыс, который крошится от прикосновений. Но удары воды о скалы и песок почти не слышны, будто все оглохло. Не было даже ощущения капели и мощи смерти волн. Я чувствую резкий порыв ветра в лицо, большие волны пенятся и разбрызгиваются по скалам, разбиваясь о прибрежные камни. Тишина. Но я чувствую, что будет шторм, я вижу, что мыс долго не будет стоять. Темнеет и я не вижу почти, тут я начинаю слышать раскаты грозы и слышу ужасный шум от воды и камней. Высокий и плотный ворот жакета начинает биться в ужасе, и я думаю уходить. Так тяжело поднять ногу, тяжело даже сдвинуть с места взгляд. Понимая, что ноги погружаются в мокрый песок, считая каждую волну, которая все ближе ко мне, я ожидаю последнюю. Седьмая волна добирается до меня. Жуткий холод, пытающийся сбить с ног. Я закрываю глаза в тот же миг. И все пропадает. Я думаю, что умер. Но не был стар или болен, но время, думаю, пришло. Это были самые неприятные мысли, которые меня редко посещали: мысли о моем послесловии. Когда воображал себе, пытался инсценировать, то видел, сознание легко отходит от тела, будто ничего ему не должно, хотя бы памятью, будто оно закончило работу и с небрежной спешкой покидает плоть. Отлетает, вокруг блестит в черном. Как душа. Но тут вижу, что душа бежит, пока от нее не оторвали чего-то, оставив ее болванкой, как и тело. Она успевает повернуться, и на этом отражает рапирой. Больше не видно, не слышно, нет чувств, нет ничего, даже осознания. Это мгновенное чувство, чувство абсолютной пустоты, сразу пропадало. Я оставался с ощущением действительного действа. Подобно тому моменту, когда уже задохнулся, но выплыл и с болью вдыхаешь. Толстая лента жизни была скручена в тончайшую шелковую нить, а затем вновь расплетена. Нет, я еще ощущаю себя. Открываю глаза и слепну с непривычки. Звук волн становиться слабее, равномерно сливаясь в один шум. Слабеет и свет. Думал, что щурюсь, но я просто держал глаза закрытыми. Порывы шторма сменились несильным ветром. Но ноги до сих пор были мокрыми. Снизу лица, до нижних век глаз, веет мягким теплом. Руки замерзли, слегка промокли. Темно-зеленая низинная поляна, окруженная осенним, грязно-оранжевым лесом. Шумит его листва и суровая, отстраненная трава на поле. Небо затянулось тяжелым свинцом. Рассматривая этот мир, я вовсе был в ступоре, из которого долго выходил. Отекшие от холода руки и ноги помогали держать меня в оцепенении. Я стоял в высокой траве, насквозь промокший, на границе леса и открытого луга. Меня тяжело и резко что-то схватило за плечо, на что я резко отреагировал в голове, но успел подавить желание дернуться. Знакомый голос, который шепотом и отдышкой мне говорил: - Ты рванул быстрее тех косуль и всех наших собак. Верно косули ушли вглубь леса, по краю болота, туда ринулись псы. А тебя я еле увидел, ну, ничего, не в первой. У тебя все в порядке? Я не знал что ответить и грел дыханием закрученный вокруг головы шарф. Обернувшись увидел, что, повиснув на моем плече, друг детства пытается отдышаться. Вновь поднимает голову и, громко сглотнув он, спокойно говорит: - Мой отец за нас сильно волнуется. Или не меньше, чем за собак. Пошли, охота еще не окончена. Идя по лесу я вспоминал, что каждый раз приезжая к другу, его отец относился ко мне, как к родному, брал на охоту, дело который закончилось только к утро другого дня. Разобраться с телами животных у нас заняло все время днем и ранним вечером. Затем мы зашли в просторную комнату сына охотника. Было темно и холодно, мы, долго не думая, распалили камин. Треск брёвен и тепло пламени растопили замершие пальцы, растопили и тревоги в душе прошлых дней. Я говорил с другом, не громче огня, что видел зайцев, но не решил стрелять. Он ответил: - В наших лесах полно семей зайцев, они начинают приносить ущерб, поэтому сняли нужду в лицензии. Ты не прибавил, не отнял. Я начал думать о ценности тех зайцев. Я действительно, возможно, не сделал лучше, но страшно противлюсь излишкам насилия. После мы сидели молча. Не хотелось даже думать, чтобы не вспомнить чего-нибудь. Почувствовав приятный аромат приправ, обратил внимание друга на то. Он уже приспнул, и в сонном голосе я разобрал: "Ах, да, пойдем". Мы вышли из комнаты, где было тепло и шкуры животных блестели и переливались от огня в камине. Мы зашли на кухню и там был источник благоухания, то был горячий глинтвейн. Удержать руки на бокале было тяжело, он был очень горячий. Пока напиток дымится, мы завели беседу о прошедшей охоте. Ее завел мой друг. Но она прожила недолго. Как только пряное вино остыло, друг выпил его залпом и пошел спать, сбиваясь с ног. Мы остались на кухне с его отцом, и он начал спрашивать про личную жизнь. Подлил в бокал, и мы продолжили беседу. Он спросил про отношения, где я не решил остановиться на односложным ответом. Я сказал все, что было. - Не зря говорят, что с девушками тяжело. Но с кем просто — не интересно. Да и чем труднее, запутаннее у нее сплетена душа, тем более интересно, но тем более, порой, и жалеешь. Главное, чтобы не была ригидной. Хочется добиваться чего-то вместе, действительно становясь ближе. - Не женись, от этих женщин одни проблемы. Они роют землю и садят что попало, так же и в голове роют и садят. - И в том есть счастье. - Да, тут правда. Но если она не интересуется тобой, то шли ее. Лишь проехаться хотят. Ну, ты видел мою.. Мы посмеялись. - Говорите то вы это с теплой добротой. А действительно, если не интересуются, то и на том закончится все и увянет. Сродни односложным ответам. Хочется чего-то настоящего, а не эти мыльные куски резины. - Таких уже должны показывать по телевизору. Если что, буди друга и скажи что надо вспомнить, как девушки выглядят. Он знает, о чем будет речь. А я уже спать пойду. Доброй ночи. - Да и вам доброй. Тихо прошел по деревянному полу, зашел в теплую комнату, где сопел друг. Я лег и на приятных нотах заснул то ли от усталости, то ли от градусов. На следующий день я уехал к себе. Семья встретила, так, что показалось ледяной рекой после бани. Не закалка, а расшатывание нервов. Вечером я был наедине с собой. Под холодным облаком-одеялом. Проснувшись в мертвой сыроте внутри головы и туманным пейзажам за окнами, пройдя два лестничных пролета, я понял, что один в доме. Выйдя на улицу, увидел блестящую траву от расы, но солнце скоро заберет эту красоту. Заметил, что собака прячется и ее взгляд, будто полный вины, был направлен на меня. Я решил пройтись, пока солнце не объявило о себе должным образом. Собака долго лаяла, после того, как я ее погладил, что рушило идиллию. Мы вышли на обочину дороги и пошли до леса. Собака была меня старше, так говорили, что на пару наших лет. Дорога заходила прямо в глубь соснового леса, где часто сворачивала. Становилось приятнее, или от безысходности я такое находил. И тут из дали леса вылетает огромный филин, глухо посвистывая от полета. Я смотрел на это так заражённо. Пес вновь начал лаять, и я фыркнул на него, а он попятился назад. Но возле дороги была канава глубокая канава, где полно битого стекла и мусора, куда он пятился. Я начал идти к собаке, чтобы остановить, но он дернулся и упал туда. Я закрыл глаза и представил, что все хорошо. Но только я подошел к краюшку, увидел, что пес сильно хрипит и почти не двигается. Не зная, как залезть и вылезти оттуда, я прыгнул к животному. С ним случилось все самое худшее. Что-то сломал и сильно порезался, но я понял, что он упал головой вниз, от чего у него начались конвульсии, он задыхался, не мог успокоиться. Как и я. Не знал, что делать. Не знал я два дня. Пока он не устал мучаться. На тот день шел снег, было холодно и очень сумрачно в лесу, где я выкопал ему могилу. Было жутко укладывать еще теплое тело в ледяную землю. Мое тело неприятно дрожало, и злости не было на себя достаточно. И я вновь закрываю крепко глаза, чтобы не видеть правды, но чувства внутри становятся ярче и обжигают все, все горит. Но так холодно, что я решаюсь открыть на секунду глаза и вижу, что море уже по шею меня утопило. Тот мыс уже погрузился подводу. Лес всегда говорит мне об этом случае своим видом. Говорит, что и я как-то так же упал, но остался на земле, а не под ней. Я хочу, чтобы кто-то дал мне руку выплыть, руку, ради которой я выплыву. Ради которой я наберу в легкие воды, но поднимусь. И меня заберут от всего это. Закроют руками глаза на то, повернут и помогут создать новые воспоминания, которые будут держать меня далеко от мрака, который навсегда остался у меня в душе.