Дело привычки

- Ау! Ай-ай, ооой! Полегче, девчонка! – Орм огрызается, шипит и поскуливает, но смирно сидит, обхватив себя руками, и терпит неприятную процедуру. Герда недовольно хмурится и упирает руки в боки: - Орм, хватит ныть, и не крутись! Не думаю, что пощипование настолько страшнее пчелиных укусов, сосновой ветки, ежа и… куда ты после попал? - В реку свалился, - угрюмо шмыгает носом тот, выжимая мокрую шерсть. Тролль весь продрог, а безрукавка, такая же мокрая, как и все, что только можно, совсем не греет. Дурацкая весна. Дурацкие паводки. Дурацкие животные. Дурацкое все! - Ох, и как же тебя так угораздило? – качает головой девочка, снова смачивая тряпочку каким-то вонючим раствором и аккуратно прикладывая к местам укуса и шишке на макушке. – Я думала, ты будешь умнее и не полезешь к диким пчелам. Зачем было тревожить старый улей? - Это не я – Ее Величеству взбрендило попрыгать на трухлявом пне, хотя я предупреждал ее этого не делать! – привычно рявкает тролль и досадливо трет ноющий нос, стирая только что нанесенную Гердой целебную мазь. – Вот так всегда, стараешься быть полезным, а вы-вых-выходит, пчхи! Как всегда… ооой! - Будь здоров, - раздается тоненький голосок. На крыльце покосившейся хижины стоит темноволосая девочка, неловко переминаясь с ноги на ногу, отчего башмачки – единственная промокшая на ней вещь – тихо хлюпают и «шмякают». Последнее оставшееся в своем роде существо отворачивается и, еле слышно ворча под нос что-то на своем родном хрипяще-гортанном наречии, туже оборачивается сейчас бесполезной изношенной жилеткой, напряженно теребя засаленный край. Ирма стаскивает башмачки и быстро, стараясь как можно меньше наступать на колкую траву и камушки, босиком пробирается к обрубку для колки дров, на котором ежится ворчливый тролль, продолжая смиренно терпеть противную экзекуцию. - Прости меня, пожалуйста, Ормик, я больше не буду ходить в эту часть леса, и буду слушаться, - обещает маленькая Ирма, хлопая пушистыми ресничками. – И хватит все-таки называть меня «Величеством», я Ирма. Орм настороженно замирает, недоверчиво косясь в сторону своей бывшей госпожи, и громко пыхтит, как толстячок после долгой утомительной пробежки. Это слишком странно, слишком невероятно. Еще никто никогда не просил у него прощения и не обещал делать то, что он говорит. В особенности та, кто раньше им владела, от чьего рабства он избавился всего каких-то неполных пару месяцев назад. Это как-то ненормально. Сумасшедше. Словно мир вдруг взял и перевернулся с ног на голову. Но в воздухе висело напряжение и следовало ответить хоть что-то. - Ничего, Ваш… Ирма. Просто больше не лезь в заведомые неприятности, лады? - Лады! – радостно улыбается девочка, неожиданно для тролля, протягивает ладошку и легонько хлопает по носу, приглаживает тонкими пальчиками короткую, стоящую торчком шерсть. Тот ошеломленно замирает, выпучив глаза, и даже на несколько мгновений забывает об укусе. Герда долго держится, чтобы не расхохотаться, но, в конце концов, не выдерживает и громко фыркает в рукав. Это заставляет Орма отпрянуть от Ирмы, как от прокаженной. Воистину убийственный взгляд. Но даже он не может успокоить хихикающую Герду, как и возмущенный рык, чем-то напоминающий недовольное ворчание пса, на территорию которого без спросу залезли чужаки. - И-извини, аххаха, просто у тебя, хах, такой вид был! Ты себе не представляешь! – сквозь хохот выдавливает старшая девочка. Тролль сидит, сгорбившись, нахохлившись, как воробей на морозе, и поглядывает на нее исподлобья. Он бы с огромнейшим удовольствием свалил отсюда, но правая нога все еще ноет и болит, так что приходится сидеть тут и терпеть это… Это… вот это все! Хотя, можно еще превратится в норку или какого-нибудь другого зверька и попробовать слинять, но превращение требует больших затрат энергии, а энергия – это здоровье, которого, как понимаете, ему сейчас не хватает, да и зная Герду… тут же сцапает за хвост или лапу или – самое противное – шкирку, ну или свою белобрысую крысятину спустит. А жаль, с удовольствием бы, между прочим, цапнул одну за палец, другую за хвост. На третью, пока что, лапа не поднимается. Эх, что-то он совсем размяк, с этими девчонками, тьфу! Не коллектив, а сплошное Восьмое Марта! И этот Кай еще тоже туда же, не научили видно, пацана жизни, ну без отца-то оно и немудрено. Ничего, еще натаскаем, будет при деле, всему научится. А пока что… кто-то ведь должен за ними приглядывать, верно? Ых, молодежь! - Смейся, смейся, девчонка, посмотрим, как ты будешь смеяться утром, проснувшись с откушенным язычком? – язвительно крысится Орм, глядя на Герду как на последнюю вражину. Хотя в глазах мелькает нечто совсем иное, чего он сам до конца не может в себе понять. - Брось! – наконец отсмеявшись, улыбается та. Ирма уже убежала за плетень собирать цветочки, так что они снова один на один. Один на один с этой вонючей щипучей мазью. Фу, буэ! – Просто у тебя в самом деле в этот момент была такая мордаха! – продолжает улыбаться Герда, вновь берясь за тряпочку и как следует отжимая ее. – Я знаю, что ты еще не привык к такому отношению, но, знаешь, отвыкай-ка от прежнего. Тут никто не собирается осмеивать тебя в дурном смысле, совсем наоборот. Это был просто дружеский смешок, не больше. На самом деле, я рада за вас двоих. Ну, знаешь, после всего случившегося. Ирма в самом деле добрая девочка, просто холод и чужая ненависть осквернили еще невинную детскую душу. А ты поступаешь очень благородно, заботясь о ней теперь. - Пха! Я тролль! Нам не знакомы такие слова как «Благородство», «Честь», «Совесть» и прочая фигня! Все эти телячьи нежности! Они и шкурки твоей крысы не стоят, - горячо и важно, но совсем беззлобно (по крайней мере, по отношению к ласке) фыркает тот, заметно переигрывая. - Но признайся, ты о ней печешься, - мягко возражает девочка. Она прекрасно понимает, что тролль просто кипешурится, чисто для виду, но не может его за это осуждать. Излишняя гордость в совершенно не тех, каких нужно, местах и годы службы у Снежной Королевы заставили выработаться защитный инстинкт и не один. Это вполне себе нормальная для него реакция. Вряд ли он когда-нибудь совсем перестанет ворчать и для успокоения совести строить из себя чего-то, разве что, быть может, в глубокой старости (если тролли, конечно, доживают до таких стадий возраста), но со временем станет менее недоверчивым и привыкнет к совсем иному положению и уровню жизни. По крайней мере, Герда на это очень надеется. К хорошему, в конце концов, быстро привыкаешь. Хоть и с такой прошлой жизнью. В любом случае, первые шаги уже делаются, и немалые! - Вот еще! – продолжает отрицать Орм, но уже не так уверенно. – Я просто не хочу, чтобы она, если вдруг снова станет Королевой, превратила меня в одного из своих ледяных истуканов. – Сколько же, все-таки, его сородичей там полегло. Теперь они лишь груда, вернее уже лужа талого льда, а там, во время сражения… нет, они уже не были живыми или мыслящими существами, всего лишь хрустальная оболочка, но все же. Эти кривые лапы, эти ледяные, застывшие навек глаза… Орм невольно вздрагивает и, заметив, что Герда выжидающе на него смотрит, добавляет: - Ну и это, дите все-таки. Губить-то мне ее никто не приказывал, а сам я… ну, совсем уж как-то не по-человечески. Но я не добрый! Усекла? Потому что если до сих пор еще нет, то заруби себе это на носу, напиши на лбу или, если хочешь, на руке накорябай, чтоб как следует запомнить! Девочка подавляет очередной смешок и качает головой. Ничего, времени еще много, их маленькая семья только начинает жить. Неугомонный тролль все продолжает что-то вопить и возмущенно бормотать, но Герде быстро удается утихомирить его, ласково почесав за ухом, так, что становится вдруг спокойно, и даже мокрая насквозь жилетка и пчелиные укусы больше не портят жизнь.