А я милого узнаю по походке-2

Вначале Антону казалось, что он все контролирует. Даже, когда Завулон упрямо не включил свет, предпочитая тихо посмеиваться над тем, как Антон неуклюже натыкался в темноте на мебель. И даже тогда, когда сам Антон с трудом и заторможено догадался применить нейтрализующее заклинание во избежание сюрпризов от защиты Темных — жить ему все-таки хотелось, а беззаботно любить, ни на что не отвлекаясь, — и подавно. И все еще думалось, что контролирует, когда после третьей попытки поймал-таки в полной темноте Завулона, ухватил за локоть и толкнул к стене. И Антон продолжил уверять себя, что все под его контролем даже в тот момент, когда голова вдруг пошла кругом и показалось, будто нарвался на какой-то странный, пьянящий морок: в пальцах и мыслях был лишь сумасшедший зуд — хотелось касаться, хватать, кусать да ловить губами бесконечно прекрасные рванные выдохи и придушенные ругательства… А после и сам Антон беспомощно ругнулся в темноту: настойчивый язык дразнил и мучил прямо у молнии на джинсах. А потом контроль все-таки перехватили, и Антона скрутили, как котенка: развернули лицом к стене — аж рубашка затрещала по швам; потом заломили руки, перехватив по сгибу в локтях. И было даже не дернуться, не пикнуть. В довершение всего многострадальную рубашку — в клочья да на пол, прочь, прочь… Антон узнавал это нетерпение, сумасшедшую потребность. Сам недавно вот так же, почти до невменяемого состояния. А Завулон тогда еще и выкобенивался, все доказывал, что Антону хотелки на него не хватит. Сволочь, как есть — свооолочь! Антон не сдержался и сейчас опять выдохнул: сволочь! И вздрогнул от мгновенно обжегшего ухо ответа: стервец! Потом острое колено втиснулось, заставив расставить ноги шире. Антон протестующе замычал, но тут же вдоль позвоночника проскребли ногти — не больно, лишь дразнящее и пугающе. Какой там — у него уже так стояло, что, казалось, ничто не способно напугать и остановить… — Слишком долго… ты от меня бегал… — шепнул Завулон. — Теперь не сбежишь. Антон хмыкнул, уже не дергаясь и позволяя делать с собой все, что захочется. Самому ведь желалось — никак не меньше. — Не сбежишь… уползешь разве что, да и то… уже не сегодня. Антон все-таки поддел его: — Не переоцениваешь ли свои силы? Завулон вместо ответа ткнулся сзади, и стало очевидно, что нет, не переоценивает. Антон хватанул ртом воздух и попытался думать о чем-то менее… менее впечатляющем. О его глазах, к примеру. Или о зубах на своем плече, о языке… Впрочем, о языке отстранено гадать долго не вышло: тот начал такое вытворять, так возбуждать, что все мысли разом испарились, будто их и не бывало. Еще Завулон и когтями сумеречными скрежетнул для пущего эффекта по стене — аж красные искры в темноте посыпались. Антон зажмурился, представив, что следующей будет или его спина, или задница, но повезло, Завулон пока еще себя более-менее контролировал: он уткнулся носом ему в шею, опалил горячим выдохом, затем втянул запах и остался очень доволен. Антон не мог понять чем — может, его предвкушающей дрожью, а, может, нетерпеливым движением бедер ему навстречу. — Не боишься пока. Вот и славно. Антон попытался задышать ровнее и независимее. Именно в зависимости, невесть как образовавшейся, признаваться ему не хотелось. Даже под пытками не признался бы, потому как не могло такого быть. Не могло — и всё тут. Тогда отчего Завулон держит его так, будто сам все знает, и у него крыша едет туда же. Проклятие прямо какое-то… Смешно даже. Докатились… — Руки отпусти, — велел Антон, — опереться нечем, неудобно. — И самому смешно стало: Завулон удерживал его всего одной рукой, да левым коленом для верности чуть притискивал к стене, а Антона так повело, что сил не находилось не то, чтобы вырваться, но и даже в ответ подразнить его, бедром двинуть. Зато огрызаться и постанывать — тут вот запросто. И в такт выдыхать: сволочь… сволочь!.. сволочь… — Руки, говорю, отпусти… — Зачем они тебе? — шутливо удивился Завулон, его голос давно сделался тягучим, обволакивающим, скребущим по оголенным нервным окончаниям. Как та наждачка по бархатной бумаге — вроде и будоражит, но и одновременно безумно пугает. — Стой себе и не дергайся. Антон независимо хмыкнул и попытался вырваться. Но его снова укусили за плечо и поддернули за бедра ближе к себе. Джинсы давно болтались где-то на щиколотках и сковывали движения. Антон досадливо ругнулся. И тут же обалдело матюкнулся — пальцы резко вторглись, изогнулись, давя, вызывая недовольный всхлип. Ободок кольца непривычно холодил кожу. И Антон даже догадывался, какого именно кольца. У самого такое на пальце отчего-то было ледяным — будто кто чары какие активировал. Антон тихо взвыл, понимая, насколько ему нравится происходящее. А потом в него толкнулся член: нетерпеливо, жадно, настойчиво. Из-за дискомфорта Антон попытался отодвинуться, процедил какое-то ругательство сквозь зубы, кажется кого-то проклял: что ж такое-то, в прошлый раз вроде не было так больно… — Привыкнешь… куда денешься… — сбивчиво заверил Завулон, но чуть сбавил темп, мягко, по-кошачьи, подстраиваясь под движения Антона, теперь уже двинувшегося ему навстречу. — Все-таки нравится, значит? — довольно усмехнулся он. И опять укусил. Антон запоздало отдернул плечо и сразу вскрикнул из-за когтей на своем бедре. Длинные царапины жгло, словно огнем. — Что ж ты такой… громкий-то… — выдохнул Завулон, толкаясь сильнее и резче, — хотя… мне, кажется, это нравится. — Придушу, — зло выдавил Антон, — потом… — Руки ему наконец отпустили и можно было упереться в стену, что было очень даже кстати: Завулон трахал его напористо, уже не удерживая за бедра и мало заботясь о его комфорте. Затем еще и локтем перехватил у горла, ощутимо придавил и попытался напугать: — Потом еще и в сумрак, да? — Не в этот раз, — отрезал Антон, почти задыхаясь от внезапно нахлынувшего, как лавина, удовольствия. Казалось, тело жило отдельной жизнью и охотно подчинялось грубоватым ласкам когтистых пока еще рук — не лап. И подавалось толчкам навстречу так охотно, будто ждало этого вечность. Впрочем, оказалось, что Завулона удовлетворить не так-то и просто, Антон уже начал уставать и чуть ли не кончал, а темп был все не на пределе. Еще вопрос, захочется ли повторить подобное да в таком темпе — в будущем… — Больше не могу. Но Завулон лишь удобнее перехватил его у горла, заставив наклониться сильнее. И вторгался совсем не щадя, во всю длину, и прикусывал кожу у уха каждый раз, когда Антон постанывал. Там уже и места живого не осталось. — Сволочь… — выдохнул Антон, проваливаясь в ватную эйфорию, ноги почти не держали. И если бы не темнота, то непременно попытался бы вырваться и доползти до ближайшего кресла. Но без света альтернативой оставались лишь руки, теперь уже вроде как заботливо придерживающие за бедра. — Ну так заканчивай свою фразу, — поторопил Завулон. — Как там было в прошлый раз? Притягательная, роковая сволочь? Готов даже согласиться. — Прибью. Отдышусь вот и… прибью.