Ласточка.

Солнышко за окном согревало печальную зимнюю Москву, но оно вовсе не грело ее. Снова ссора. Какая уже за эту неделю? Вторая? Пятая? Можно сбиться со счёту. Энн искренне надеялась, что в их отношениях с Максом что-то наладится после съёмок клипа, той ситуации с деньгами, когда она думала лишь о нем одном, но надежда умирала с каждым днём. Ей казалось, что Озерову вовсе все равно на неё, на ее мнение и чувства. И это просто убивало. На этот раз он не объявлялся целых два дня. Не звонил, не писал, в школе его тоже не было. Так он ещё и не отвечал Энн, да даже Ксюхе и Светке. Словно сквозь землю провалился. Морозова не находила себе места. Вместе с Малышевой они обзвонили все больницы, полицейские участки, и страшно признавать, но морги. Никаких вестей. Нигде Макса нет. Энн редко плачет. Но сейчас она ревет крокодильими слезами, рвёт и метает. На ней нет живого места, постоянная истерика душит. Ксюша пытается утешить подругу, но вы же знаете Ксю? Плохо получается. Даже наш любимый Соколов отказался помогать в этой ситуации, мол времени прошло совсем мало, посоветовав Энн ждать возвращения блудного парня. Словно участковый чувствовал, что с Максом все хорошо, и он снова, раз в сотый загулял со своими тупоголовыми друзьями. Точнее знал. Пошли третьи сутки его отсутствия. Энн появилась на пороге школы в очках, дабы скрыть свои жуткие синяки и заплаканные глаза. Ещё не хватало девушке отчитываться перед учителями, а ещё «лучше» перед директором из-за своего вида. Похоже ночные истерики довели Морозову до сумасшествия. По коридору школы шёл здоровый, невредимый, в какой-то степени весёленький Макс, болтая со Светкой, видимо, которую он подцепил по дороге. Энн казалось, что она во сне. Какого черта происходит? Девушка немедленно подбежала к парню и закричала: — Макс! Ты охренел? Я искала тебя двое, чертовых суток, ночами спать не могла, думала, что тебя опять твои наркодилеры достали или менты, да мы с Ксюхой все больницы и морги обзвонили, а ты сейчас спокойно так идёшь и даже не позвонил мне, чтобы просто сказать, что ты жив, с тобой все в порядке? Да пошёл ты нахер! Энн ударила его со всей силы сумкой, но парень схватил ее крепко за руку. Морозова пыталась вырваться, не хотелось ей слушать сейчас его, но безуспешно. Придётся как всегда выслушивать похоже фальшивые извинения, Макс как всегда навешает ей на уши лапшу о том, как сильно любит, ценит ее и просто дурак, что не предупредил о том, что его не будет пару дней. И Энн ведь поверит. А любит ли он ее по настоящему? Девушка частенько задавала сама себе этот вопрос, а ответ как-то до сих пор не нашёлся. «За» и «против» были одинаковы. — Энн, слушай, нам нужно поговорить. Прямо сейчас. Ну вот. Так она и знала. Начнутся сейчас оправдания. Морозова закатила глаза и ответила холодно: — Я слушаю. Макс взял ее ещё крепче за руку и отвёл Энн в более безлюдное место школы, в туалет. — Макс, ты придурок? Ты зачем меня сюда притащил? Поговорить и в коридоре можно было, на крайняк на улице. Ладно, говори, что хотел. Озеров немножко помешкался, опустил глаза вниз, все не решался вынести свой приговор их отношениям с Энн. Ведь он сюда привёл свою почти бывшую не ради извинений, а чтобы порвать с ней. Да-да. Чтобы снова оставить ее одну. С разбитым сердцем. И никуда он не пропадал. Он тупо загулял. Вот и все. Он больше не любил Энн, не было той химии и искры. — Энн, ты норм девчонка, классная, все дела, и мне было с тобой хорошо, но это уже все в прошлом, понимаешь? Я как бы, ну, не люблю тебя чтоли, не обижайся только, ладно? Морозову словно кипятком ошпарили. Все мысли сейчас перемешались воедино, ей хотелось и ударить этого урода, и кричать, и плакать, и истерить. За что он с ней так? Почему все так? Энн была уверена, что в этот раза их примирение будет раз и навсегда. А теперь через два месяца, он заявляет, что не любит ее. Не любит, мать вашу. На все, что хватило сейчас моральных сил у неё — влепить смачную пощечину Озерову лишь с одним словом «мудак». Энн выбежала из туалета, слезы предательски прыснули из ее глаз. Хотелось провалиться сквозь землю. Но нет же. Сейчас химия. И за очередной прогул ее предков точно вызовут в школу, а потом снова крики отца, корвалол матери домашний арест, как минимум на месяц. Не хотелось ей этого. И без уроков сейчас тошно. Поэтому вытерев рукавом свитера слезы, надев обратно очки, гордо подняв голову, она двинулась в сторону кабинета химии. Как на зло время шло медленно. Монотонный голос учителя не прекращался, а на доске уже вырисовалась целая тема, какие-то степени окисления и уравнения. Зачем они? Зачем все это? Энн повезло, она ухватила себе последнюю парту и никого не подпустила к себе. Девушка опустила голову в тетрадь, словно что-то там записывая. В наушниках впервые играла депрессивная, сопливая песенка недореперши, не судите строго ее. Просто больно. «Тебе не будет больно, когда я уйду. Ты не заметишь даже, ты опять в бреду. Пускаешь сердце в хлам, теперь ты знаешь сам Тебе не будет больно, ты сразу не поймёшь, Когда мороз по коже и по сердцу дрожь; Я без тебя ушла, и Вечность замерла.» Морозова весь урок поглядывала на его место. На то место, где должен быть он. Но его нет. Наверное ушёл шататься со своей новой пассией. Кстати к огромному удивлению учителя, всего класса и даже Энн, которой в принципе было сейчас пофиг на все и всех, на уроке не было зануды и отличницы Светки. Совпадение? Что думать? Все! Ей нужно перестать думать о нем, гадать, ей нужно жить дальше и показать ему, что она сильная. Беда подкралась незаметно. Надо же было сейчас, в такой момент вызвать Энн к доске, чтобы все увидели ее в этом ужасном состоянии. — Морозова, к доске. Бери решебник, открывай задачу номер тридцать семь. А то я смотрю, ты там заскучала на последней парте. Ей пришлось, нехотя, но выйти к этой чёртовой доске. Александр Алексеевич, так звали учителя, заставил ее ещё и очки снять. — Анна, соизвольте снять солнцезащитные очки в помещении. Мне ли вас учить нормам в общественном месте? И теперь весь класс увидел ее заплаканные, красные глаза. — Меня Энн зовут так-то. После этих слов она взглянула на никому ненужную задачку по химии, даже начала что-то непонятное для неё писать, а потом психанула, швырнула учебник на пол, забрала свои вещи и выбежала из класса. — Ничего я не знаю, хотите, звоните предкам, хотите нет. Надоели! После звонка на поиски подруги рванулась Ксюха, она не поняла совсем выходку Энн на химии и решила все разузнать. И нашла ее она быстро. Морозова сидела на подоконнике, снова в наушниках. — Энн, ты че? Че за фигня на химии была? Че такое? Но она не слушала ее. И тогда Ксю потрясла подругу за плечи, та с неохоткой сняла наушники и недовольно ответила. — Ксюх, что тебе надо от меня? Все хорошо. Отстань. Оставь меня одну, ладно? Если хочешь списать английский, то я сама не успела скатать у Светки. Видишь ли ее не было на уроке, не заметила? Энн вышла из себя, все ее слова были пронизаны неприязнью и злой иронией. Она слезла с подоконника и побрела в сторону столовой. А Ксюша осталась одна посреди коридора, все больше офигевая. И только через пару минут до неё дошло, почему подруга такой акцент сделала на Свете, которой не было на химии в компании с Максом. Малышева побежала за Морозовой, дабы узнать все получше. Аня же, да, не любит она, чтоб ее так называли, сидела в столовке, надпивая горячий чай вместе с какой-то булочкой. А слеза, одна за другой капала в этот несчастный чай, и Энн чувствовала себя такой потерянной и разбитой. Около неё присела запыхавшаяся Ксюша. Она ведь не отстанет от подруги. — Энн, блин, я через всю школу бежала за тобой! Че такое? Скажи мне. Ты чтоли ревнуешь Макса к Светке? Ну их же типо обоих не было на химии. Ксю хихикнула, это ещё больше взбесило Морозову. — Ксюш, отвали. Мне пофиг и на этого урода, и на Свету, правда. Ксюха не поняла, в чем дело. Макс нашёлся, подруга должна радоваться. Да и ведь у этих двоих все было отлично. — В смысле, блин? Вы опять чтоли поссорились? Энн закатила глаза от тупости Ксюши. И решила ей все рассказать вкратце, чтобы та отстала. — Мы расстались, Ксюх. Так понятнее? Он бросил меня. Чуть-чуть и слезы снова бы потекли с ее глаз. Но она держала себя в руках. Энн сильная. Энн гордая. Ксю приобняла подругу со словами: — Пипец, вот он ублюдок. Не парься, он не достоин тебя, подруга. Найдёшь ты ещё своего принца. А этот придурок пусть дальше пишет свои сопливые песенки и поёт их для своей курицы. Морозова даже слегка улыбнулась. Но тут девушка почувствовала, что у неё к горлу подошёл ком. Она сделала глоточек чая, но стало ещё хуже. Надо было срочно в туалет. Энн побежала в уборную, Ксюха за ней. Слава богу, около столовки был туалет. Весь завтрак и перекус остался там, в фаянсовом друге. Свою рвоту Морозова списала на булочку, ведь это школьная столовая, мало ли, что там могли подсунуть. Умывшись, она поймала на себе странный взгляд Ксюши. Та настороженно смотрела на подругу, а потом спросила. — Че это с тобой? Энн покачала головой и не очень уверенно ответила. — Да фиг знает, наверное эта булка дурацкая, не первый раз меня тошнит от школьной еды. Ладно, забей. Пошли на урок, а то итак химик предкам настучит на меня, не хватало ещё жалоб от англичанки. Малышева согласилась с подругой, и они спокойным шагом поплелись на второй этаж, к кабинету английского.