Кукла для Франсиса

Конечно, это безумие - сидеть одному на кухне в пустом доме и вовсю болтать с сидящей напротив за столом куклой. Мальчиком в строгом костюмчике, с темными волосами на пробор, вечно грустным фарфоровым личиком и не по-детски пристальными глазами. Он как будто смотрит на Тома сквозь стоящий перед ним стакан сока - смотрит так, что по спине у Тома должны были бы бежать мурашки. Но ему уже не привыкать. - Я любил его, понимаешь? Гийома. Да, наверное, тебе еще рановато знать такие вещи, - Томас усмехнулся. - Но, уверен, ты умный мальчик, и всё поймешь. Мы любили друг друга. Жили, смеялись, танцевали, будили друг друга по утрам. И вдруг всё кончилось. Так быстро и так глупо. Какой-то пьяный идиот на своей машине и...всё, - Том уронил голову, невидящим взглядом уставившись на остатки еды в своей тарелке. - Я остался один. Знаешь, мы с Гийомом, наверное, были единственными друг у друга. На его похороны даже никто из родни не приехал. Почему? Не знаю. Гийом не любил говорить о семье, только однажды случайно обмолвился, что просто сбежал от них, и не хочет возвращаться. У него есть только я. И вдруг его не стало... Том глотнул сока. Может, тонкое стекло стакана так странно искажало фарфоровое лицо, но на секунду Тому показалось, что кукла смотрит на него с сочувствием. - И всё стало невыносимым. Работать, жить в этой квартире, ходить, есть, дышать... без него. Я готов был бежать куда угодно, лишь бы подальше от города, где всё напоминает о нём. И вот тогда меня нашла Агата. Мне нужна была перемена мест, ей - человек, который присмотрит за ее любимым беспокойным мальчиком... - Томас фыркнул. - Правда, не такой уж ты и беспокойный, Франсис. Или скучаешь по маме? Что-то она слишком задержалась у этой своей подруги... Том мотнул головой, подавляя зародившийся в горле безумный смех. И в самом деле спятил - ведет беседы по душам с фарфоровой куклой! Правда, события последних дней заставили его всерьез задуматься о том, что у Франсиса, возможно, и правда есть душа. Душа давно погибшего маленького мальчика, навсегда оставшегося в стенах родного дома и порой дающего о себе знать - то шагами или звоном посуды на кухне, то надписями на стенах, но чаще всего - почти осязаемым ощущением присутствия, которое Том больше не пытался объяснить или понять. Он просто знал - в пустом доме действительно кто-то был. И этот кто-то - мальчик по имени Франсис. - Что-то мы с тобой заговорились, Франсис. Пора на прогулку. Встав из-за стола, Том уже привычным движением убрал со стола нетронутую порцию Франсиса в холодильный контейнер. Выбрасывать еду Агата строго запретила, а с недавних пор Том стал замечать, что контейнер сам собой пустеет. Призрак или нет - но на аппетит Франсис явно не жаловался. Прогулка с Франсисом, одно из незыблемых правил, которых велела придерживаться Агата. Правил этих было достаточно много, целый список, но все они, в общем, сводились к одному - обращаться с Франсисом, как с живым мальчиком. Едва приехав сюда, Том чуть не рассмеялся Агате в лицо, услышав это, но теперь... Теперь он уверенным, хотя и очень неторопливым шагом шел по когда-то явно большой и весьма благоустроенной ферме. Теперь здесь царило запустение, грядки, кукурузное и свекольное поля казались непроходимыми джунглями, понемногу подбирающимися к еще крепким хозяйственным постройкам. К одной из таких построек Том сейчас и направлялся - к давно опустевшему и оттого невероятно просторному коровнику. По какой-то неведомой причине это место особенно нравилось Франсису, и именно там Тома чаще всего посещала мысль, что Франсис - живой. При этом, страха уже не было, скорее, любопытство - что же фарфоровый мальчик выкинет на этот раз? Том даже дал ему фору - зайдя в огромный, пронизанный солнечным светом, льющимся в высокие окна сарай, посадил куклу у стены и, повернувшись, демонстративно вышел, подмигнув: - Ну, Франсис, я жду. Ждать пришлось недолго. Кажется, и пяти минут не прошло, как из коровника донеслись громкие звуки танго. Том распахнул дверь. Кукла сидела не у стены, а возле магнитофона, стоящего здесь же, на запыленной тумбочке. На стене красовалась надпись, сделанная корявым детским почерком явно при помощи угля: "Потанцуй со мной". Франсис любил танцевать - это Том услышал еще от Агаты. И вот теперь он послушно скользил по пустому коровнику, сжимая в страстных объятиях фарфоровую куклу. Возможно, он окончательно спятил, но, в конце концов, отчего бы и не развлечься. Тело в танце словно оживало, сбрасывая с себя оцепенение монотонных одиноких дней на ферме. Руки, ноги, плечи - казалось, всё жило своей отдельной жизнью, и этого было достаточно, чтобы танцевать за двоих - за себя и незримого, но отчего-то такого ощутимо реального сейчас Франсиса. Том почти чувствовал близость сильного тела, крепкие руки на своей талии, горячее страстное дыхание у самых губ... Франсис... Или Гийом? Они ведь тоже любили потанцевать. Так часто... И порой в танце Томас получал едва ли не больше наслаждения, чем в постели. И вот сейчас - Гийома нет, но ему так хорошо. Неужели, это всё танец? Или... Франсис? От неожиданной мысли Том даже остановился, изумленно глядя на куклу в своих руках. Может, Франсис и мог встать, добежать до магнитофона и включить музыку, но вот танцевать точно не умел, так и оставаясь неподвижным кусочком фарфора в горячих дрожащих руках. Даже если сказать ему то, что Том говорит обычно: - Молодец, Франсис. Отлично получается! Но музыка замолкает, яркое солнце скрывается за набежавшими облаками, а Том, бездумно бродя по заброшенным полям, думает о том, что холодным Франсис тоже бывает не всегда. Например, когда оказывается по утрам в его постели. Проказник с недавних пор нипочем не желает спать в своей кровати, куда его каждый вечер укладывает Том. Невероятно хотелось хоть раз застигнуть этот момент, но Том всегда засыпал раньше и лишь смутно слышал сквозь сон чьи-то осторожные шаги, и чувствовал кожей чье-то близкое присутствие. А когда открывал глаза, за окном было светло, а Франсис лежал рядом, теплый от его близкого тела. Том решительно не понимал, что творится на этой заброшенной ферме, но, прожив здесь почти месяц, он был уверен в одном - Франсис живой. И он любит его. День идет заведенным порядком - музыка, стихи, ужин, сказка на ночь. Но в этот раз Том решил чуть отступить от правил. - Сегодня ты ляжешь спать со мной, Франсис. Ты же не против? - Том переодевал в пижаму Франсиса, уже сидящего на краешке его кровати. Он мурлыкал себе под нос колыбельную, и оттого, может быть, не сразу расслышал странное движение совсем близко, прямо за стеной. Шаги. Тяжелые, уж точно не мальчишечьи. А затем - грохот и звон. Высокое зеркало, стоящее у стены, разлетелось вдребезги, стены затряслись - и одновременно с этим фарфоровая фигурка на краю кровати наклонилась и полетела на пол. Том, оцепенев, смотрел на брызги фарфора, смешавшиеся с зеркальными осколками. Бросился на колени, склоняясь над изувеченным кукольным тельцем. - Франсис! - Том, - послышалось в ответ. Не тонким детским голоском, который мог бы принадлежать ожившему вдруг Франсису. Нет - низким, вполне взрослым мужским голосом, отчего-то почудившимся странно знакомым. Том вскинул голову. Из темной дыры в стене, появившейся на месте зеркала, кто-то выбирался. Высокий, крепкий мужчина в обтрепавшемся сером свитере. Бледное лицо, клочковатая борода, горящие каким-то лихорадочным огнем глаза... Но именно что-то в этих глазах и заставило Томаса вздрогнуть, выкрикнув безумную догадку, молнией блеснувшую в мозгу: - Франсис?! - Том, - мужчина шагнул к нему, а он всё никак не мог сбросить с себя оцепенение. В голове разрозненными осколками маячили туманные слова Агаты, удивленный, почти испуганный взгляд девушки-продавщицы в продуктовой лавке. И рассказ бармена в том маленьком, прокуренном кабачке, куда Том улизнул на второй вечер, не выдержав пребывания в пустом доме. Рассказ о том, что случилось много лет назад. О буйном нраве Франсиса. О парне с разорванным ртом. О полиции, подъехавшей к охваченному пожаром дому. О спасенной из пламени Агате, которая помутилась рассудком после гибели сына, и никак не могла оправиться, так тосковала, что купила себе фарфоровую куклу, и нянчилась с ней, называя именем погибшего Франсиса... Значит, всё это было ложью. И Франсис всё это время был рядом - за стеной? Его шаги, его присутствие, его тепло?! Том всё же смог вскочить на ноги. - Франсис, ты... - Да, я, - кивнул он. - Ну, Том, разве ты не рад? Я видел, как ты танцевал сегодня. Ты жалел, что в твоих объятиях не я, а всего лишь фарфоровая кукла! И я могу понять тебя, Том. Эта игра длилась много лет. Я терпел - ради матери. Но теперь... Мне надоело, что ты уделяешь столько внимания кукле, Том. Ты пришел сюда, чтобы быть со мной. Со мной, а не с игрушкой! "Господи, да он сумасшедший", - пронеслось в голове Тома. А стоит ли удивляться - кто не сойдет с ума после стольких лет жизни взаперти, да еще когда даже в собственном доме надо прятаться за стенами? - Ты следил за мной всё это время? - Ну конечно. И я был хорошим мальчиком, так ведь? Я и дальше буду хорошим, Том, - Франсис шагнул к нему. - Обещаю! - Что-то я сомневаюсь, - Том усмехнулся. - Агата рассердится, когда узнает, что ты натворил! Устроил беспорядок, разбил куклу... Что-то изменилось в лице Франсиса. То ли грусть проступила в нём, то ли откровенное торжество, то ли всё вместе. - Она не рассердится. Смотри сам. Он протянул Тому извлеченный из кармана рубашки мятый листок бумаги. Том недоверчиво взял его, развернул - и строчки запрыгали перед глазами. "Дорогой сын, я очень страдаю, покидая тебя, но, уверена, ты меня поймешь. Я слишком устала и не вернусь. Том теперь твой. Береги его, люби и заботься о нём. Пусть он простит за всё... Так же, как и ты". - Она давно говорила, что ей хочется хоть в дом престарелых пойти, лишь бы отдохнуть. Думала, я не слышу... - Франсис пожал плечами. - Что ж, пусть, так всем только лучше. И ей, и нам. Нам?! Листок порхнул из задрожавших пальцев на пол. "Том теперь твой"... Агата и не собиралась возвращаться, и заранее приготовила сыну прощальный подарок. Всё это время не фарфоровый мальчик, а он, Том, наивный городской парень был куклой, игрушкой для таящегося за стеной Франсиса... - Ты спросил, не против ли я спать сегодня в твоей постели, - Франсис сделал шаг к нему. - Я не против, Том. Том сглотнул. Здоровенный бородатый парень смотрел на него безумными глазами, и от этих глаз мороз пробегал по коже, но одновременно виделось в них и что-то иное - будто на самом дне темных зрачков таился еще прежний мальчик Франсис, расколотый вдребезги. И это вдруг придало надежду. - Что ж, хорошо. Тогда - пора спать, Франсис. - он старался, чтобы голос его был таким же "воспитательским", каким он обращался к фарфоровой кукле. - Ты готов? Франсис сделал еще шаг вперед, с готовностью кивнув. - Ложись. Скинув поношенные ботинки (неужели сносил их, пока следил за Томом?), Франсис улегся на постель - прямо в одежде. - Под одеяло, - строго сказал Том. К его удивлению, и тут Франсис его послушался - натянул одеяло почти до подбородка и уставился как-то выжидающе лихорадочно блестевшими глазами. - Поцелуй. Вначале Тому показалось, что он ослышался. Да, конечно, он, следуя правилам Агаты, целовал Франсиса на ночь в фарфоровый лоб. Целовал куклу-мальчика, а не здоровенного, дикого на вид мужчину! Безумие какое-то... - Поцелуй, - повторил Франсис, цепко схватив его за руку. Понимая, что отвертеться не удастся, Том наклонился над Франсисом. Он собирался коснуться губами лба, когда вдруг почувствовал, что сильные руки обхватывают его, притягивая ближе и заставляя встретить поцелуем хищно раскрытые губы. Поцелуй был колким, горячим, жадным. Вздрогнув от неожиданности, Том попытался было вырваться, отстраниться, но руки Франсиса стиснули его, как клещами. Тома пронзила дрожь. Франсис терзал его губы, оглаживал спину, стараясь пробраться широкими ладонями под рубашку. Надо было спастись, вырваться во что бы то ни стало, но Том вдруг с ужасом осознал, что тело не слушается его. Тепло близкого тела Франсиса, его лицо, его запах - всё это словно лишало воли, оборачиваясь чем-то на удивление знакомым. Гийом! Всё это Том уже ощущал раньше - рядом с Гийомом. То ли он настолько истосковался по умершему возлюбленному, то ли... Нет, не может быть! Но лицо Гийома упрямо всплывало в памяти, так же, как и его слова о том, что он еще мальчишкой сбежал из дома и больше туда не вернется. Теперь он, кажется, понимал, почему на похоронах Гийома никого не было. Почему он когда-то сбежал из дома. Из этого дома. - Тебе нравится, Том? - прошептал Франсис ему в губы. Черт, даже голос у него такой же, как у Гийома. Как ни странно, это придало сил. Том снова отчаянно рванулся, одновременно нашаривая высвободившимися руками первый попавшийся предмет. А нашарив - изо всех сил обрушил на голову Франсиса. Снова крик и звон. Жалобный звон расколовшегося фарфора. Туловище куклы развалилось окончательно от соприкосновения с темноволосой, растрепанной и, кажется, совершенно безумной головой. Том бросился прочь. Он бежал и бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь, оскальзываясь на мокрой земле, топча поникшую свекольную ботву. Сердце колотилось так, словно стремилось проломить грудную клетку и умчаться, опережая его, из этого проклятого места. Грудь резало как ножом, по щекам катились слезы. Том боялся обернуться, боялся хоть на секунду замедлить шаг. Ему казалось что он слышит позади себя то ли тяжелые шаги Франсиса, то ли его отчаянные крики: - Том! Вернись! Не бросай меня! Я стараюсь стать лучше! Я исправлюсь, слышишь? Слышал ли Том или это ему только чудилось, он не знал. В подступающих сумерках, он выскочил на дорогу. Услышав шум машины отчаянно замахал руками. Сидящая за рулем девушка явно удивилась, застав на дороге растрепанного и явно перепуганного городского парня, но вопросов задавать не стала, лишь спросила, распахивая дверь: - Тебе в город? - Да. И поскорее, - хрипло выдохнул Том. Только тут он узнал ее – продавщица из продуктовой лавки. - Сделаем, - отозвалась девушка. - Сама туда еду, надо купить кое-что. Только сначала завернем на заправку, ты не против? Том помотал головой. Девушка сочувственно посмотрела на него. - Что-то случилось? Может, в полицию, а? - Нет, просто в город, - решительно заявил Том, обхватывая руками дрожащие плечи. Машина неслась по дороге. В зеркало заднего вида Том как будто увидел мельком темную фигуру... Или только показалось? Нет, лучше думать о другом. Например, об этой девушке. Откуда-то из недр памяти всплыло ее имя, услышанное еще в первый день пребывания здесь – Сара. - Спасибо, Сара. Ты меня просто спасла. Девушка улыбнулась, и Том попытался улыбнуться в ответ, хотя по щекам всё ещё текли слезы. Даже странно, о чём ему плакать? Ответ снова мелькнул в зеркале заднего вида - нет, не темная фигура вдалеке. Вместо нее Тому на секунду померещилось белое фарфоровое личико Франсиса. По нему медленно катились слёзы. Том закрыл глаза, отгоняя наваждение. Но в одном он, даже радуясь спасению, сейчас не сомневался - Франсис, настоящий живой Франсис, в эти минуты плачет тоже.