* * *
Звонкий лязг металлических запоров неприятно хлестнул по слуху, а сопровождавший его скрип двери был похож на раздражающее жужжание огромной мухи, бьющейся без толку об оконное стекло. Но стекол в комнате не наблюдалось, так как не имелось окон, если не считать за таковое маленькое отверстие под самым потолком, в котором иногда можно рассмотреть бегущие по небу весенние тучи. В камере Азкабана (даже в платной) окна не предусмотрены – нечего узникам любоваться на то, что многие годы будет им недоступно. От обычной такая камера отличалась лишь наличием оттоманки для сна вместо охапки рванья и соломы, умывальника с ледяной питьевой водой, отгороженного ширмой, да приносимой заключенному едой, которая была, хоть и исключительно простой, но все же свежей. Вот и все улучшения, которые могли выкупить состоятельные родственники для узника, если на то было разрешение Визенгамота – верховного суда магов. Расположение таких казематов в отдельном крыле не защищало их обитателей от воздействия дементоров, регулярно облетавших тюрьму не только снаружи, но и по коридорам, и заглядывавших через решетки внутрь камер. Звук открываемой двери заставил заключенного – мужчину средних лет – подняться с оттоманки. Он провел руками по длинным платиновым волосам, придавая им более приличный вид, и повернулся к вошедшим аврорам. Его лицо не выражало никаких эмоций. Он был почти спокоен. Лишь легкая напряженность в его позе говорила о готовности следовать за стражами, да вопрос во взгляде холодных серых глаз выдавал его интерес к тому, куда его поведут, и будут ли вообще вести куда-то или все решится здесь и сейчас. С приговором узник был ознакомлен накануне министерским сотрудником, который прибыл на тюремный остров вместе с семьей заключенного, уплатившей за возможность попрощаться с последним. Приговор, написанный специальными чернилами на особом пергаменте, заверенный солидными магическими печатями, не позволявшими его исправить или подделать, был окончательным – Поцелуй дементора. Окончательным, потому что ставил последнюю точку в жизни лорда Люциуса Абраксаса Малфоя. И завтра газеты магической Британии напишут о том, что справедливость восторжествовала и Пожиратель Смерти, являвшийся правой рукой Темного Лорда, наказан, и тело его, лишившееся черной души, уже не сможет творить зло. Не только зло, но и добро тоже. Он больше не будет существовать как личность. Его не станет. По сути – он умрет.* * *
Эти мысли не давали лорду Малфою спать прошлой ночью. И если раньше он мог обманывать себя надеждой на другой исход и другое решение Визенгамота, то вчера – третьего апреля, по иронии судьбы накануне дня рождения, его мир обрел реальность: жуткую, страшную и неотвратимую. И несмотря на это, он вздохнул с облегчением, поняв, как был напряжен все последние месяцы после гибели Темного Лорда в мае 1998 года. Через неделю после Победы авроры пришли в Малфой-мэнор и, показав заверенное министром магии предписание, перевернули все поместье в поисках темномагических артефактов и запрещенной литературы – преимущественно с описанием родовых ритуалов и обрядов. Не отыскав ничего стоящего, разозлившийся командир отряда авроров, помахивая еще одним официальным пергаментом, с глумливой усмешкой предложил лорду Малфою попрощаться с семьей навсегда. Отобрав волшебную палочку и надев ему на руки антимагические наручники, Малфоя забрали в Аврорат, откуда после допроса переправили в Азкабан, где он и пробыл все эти долгие месяцы. За все нужно платить. За еду, за одежду, за жилище и его содержание, за положение в обществе, за возможность иметь семью и за ошибки. За ошибки тоже нужно платить. Деньгами, здоровьем, магией, самой возможностью жить. Времени, чтобы это осознать окончательно, у Малфоя было достаточно. Вся жизнь была разобрана им по событиям, он вспомнил, какое решение принимал в том или ином случае. И теперь, взглянув со стороны, неспешно перебирая свою память, не каждый выбор был им одобрен, не каждый он признал лучшим и выгодным для семьи и рода. Оплошности, просчеты, неправильно расставленные акценты и определенные приоритеты. Порой маленькие, несущественные, исправимые при прикладывании некоторых усилий и средств, но существовала и одна ошибка, изменившая всю его жизнь. Неверно принятое решение, отдавшее контроль над его магией и жизнью постороннему. Принесенные клятвы верности привязали его, Люциуса Малфоя, на долгие годы к полукровке, постепенно терявшему разум и превращавшемуся из обаятельного и харизматичного лидера в чудовище. И даже то, что этот выбор был одобрен его отцом, Абраксасом Малфоем, не снимало с него вины. Магия ошибок не прощает, и клятва, данная молодым и еще не очень опытным в видении скрытых интриг Люциусом, сломала в итоге все, что с такими усилиями он строил всю свою, не такую уж и долгую, жизнь. Хвала Мерлину и одному бесхитростному и благородному гриффиндорцу, который освободил всех от Темного Лорда и, потакая каким-то личным капризам или проявляя свой необъяснимый характер, выступил в защиту жены и сына лорда Малфоя. Теперь, благодаря заступничеству Поттера, Нарциссе и Драко ничего не угрожало, обвинения с них сняли полностью, они смогут жить без ограничений и преследований. Люциус надеялся, что его сыну удастся восстановить величие рода и исправить ошибки отца. Накануне Люциус попрощался с семьей: передал сыну родовой перстень и последние наставления, поблагодарил жену за стойкость и преданность, а теперь был готов принять решение судьбы.* * *
Один из вошедших в камеру авроров, безразлично глядя на узника, взмахом руки дал понять, что ему предлагают выйти. За дверью, по обеим сторонам выхода, как на карауле, стояли еще два аврора. – Следуйте за нами, – сказано так тихо, что было непонятно, кто это произнес. После этого вся группа с узником в центре своеобразного квадрата, созданного сопровождающими аврорами, начала неспешное продвижение по каменному коридору, заставляя звуки шагов метаться между стенами и эхом катиться вперед. Люциус Малфой был сильным и умным магом. Если кто-то считал, что он идет на казнь из-за служения Темному Лорду, то был не вполне прав. Люциус шел отдавать долги Магии за все свои ошибки и промахи, он шел за искуплением, принося себя в жертву. За тем искуплением, что исцеляет и раскаявшегося человека, и весь его распавшийся на части мир, восстанавливая целостность, залатывая пробитые бреши. Ему уже не было страшно. Он испытывал облегчение, поэтому был спокоен и уравновешен до последнего мига, когда дементор, выпив его душу, покинул предназначенную для казни комнату, и колдомедики из больницы Святого Мунго занялись телом бывшего узника Азкабана.