Семья для моей души

После ссоры с женой Гарри Поттер чувствовал, что еще немного, и его неконтролируемая магия вырвется на волю и начнет все крушить на своем пути. Необходимо было отвлечься и успокоиться. После принятия титула лорд Поттер познакомился со многими премудростями, необходимыми главе рода. Несмотря на то, что обучение он начал в столь зрелом для аристократа возрасте, а не с четырех-пяти лет, как следовало бы, все же его репетиторы и добровольные помощники остались довольны успехами. Он научился не только разбираться в счетах, договорах и других деловых бумагах. Он осилил этикет, разобрался с историей магического мира (с настоящей, а не с той, что их обучал профессор Хогвартса – привидение Биннс), изучил основы права и юриспруденции мира, в котором жил. Много сил пришлось приложить для ознакомления с генеалогией родов магической Англии и конкретно с особенностями родов Поттер и Блэк. Он осваивал науку дисциплины, сдержанности и принятия трезвых решений, не замешанных на эмоциях. Гарри многому научился, но впереди его ждал колоссальный труд по усовершенствованию своих знаний и навыков. И только в одном случае его броня приобретенной сдержанности трещала по швам – во время разговоров с Джиневрой. Вот и в этот раз он не сдержался и сорвался на крик, выпустив на волю того Поттера, которого все знали до Последней битвы: импульсивного, скорого на определения и необдуманные решения, но бесконечно искреннего и ранимого. Это недопустимо для лорда Поттера. Решение серьезных вопросов требует непредвзятости и холодного разума. К принятию титула Гарри отнесся очень серьезно, считая, что необходимо соответствовать требованиям занятого положения. Его взрывная эмоциональность всегда была плохим советчиком. Поэтому Поттер и покинул дом. Просто сбежал посреди безобразной ссоры, чтобы потом не жалеть о сказанном в запале скандала и с намерением обдумать еще раз сложившуюся ситуацию в семье. Гарри по каминной сети переместился в маленькое кафе для магов в центре Лондона. Здесь всегда было немноголюдно. Мягкое освещение уютного зала, оформленного в бежевых и зеленоватых тонах, успокаивало и давало возможность расслабиться и отдохнуть после напряженных часов работы. Непритязательный вкус лорда Поттера всегда удовлетворяли предлагаемые меню закуски и напитки. А еще тут подавали мороженое, почти такое же вкусное, как у Флориана Фортескью в Косом Переулке. Но сегодня Гарри в кафе не задержался. Приветственно махнув хозяину заведения, в котором был завсегдатаем, давая понять, что, возможно, зайдет позже, он вышел, звякнув колокольцем, подвешенным над дверью на маггловский манер. Двери кафе выходили рядом с Уайтхоллом, но Поттер сегодня сторонился людей и не стал идти на шумную улицу. Он направился в расположенный поблизости Сент-Джеймс парк – один из старейших королевских парков Лондона, окруженный тремя великолепными дворцами: Букингемским, Вестминстерским и Сент-Джеймса. Гарри любил здесь бывать, особенно в последний год. Здесь приятно с моста, перекинутого через озеро, полюбоваться великолепными видами Лондона и хорошо ухоженными цветниками. Можно покормить птиц или взять напрокат кресло и, удобно устроившись там, где понравится, послушать, как играет оркестр на летней площадке. Вся атмосфера парка располагала Поттера к спокойному анализу событий последних лет. Здесь легко дышалось и так же легко думалось. Возня уток в воде возле берега не отвлекала, а странным образом успокаивала и наводила мысли на аналогии и параллели в жизни всех обитателей этого такого сложного и вместе с тем простого мира. В теплый апрельский денек было даже обидно бродить по чудесному парку в одиночку, но Гарри уже привык и сегодня пришел сюда именно для того, чтобы все вспомнить и упорядочить, а если получится, то и принять решение, как жить дальше.

* * *

Поттер

Апрель 1998 года. Жизнь кипела, как зелье в котле моего друга Лонгботтома, угрожая взорвать и сам магический мир. Все с ускорением катилось к развязке. Мир на грани. Нервы на пределе. Люди в отчаянии. Магия бурлила в крови. Размышлять и планировать было уже некогда – требовалось действовать. Это сейчас можно каждое событие рассмотреть со всех сторон, как букашку на стеклышке исследователя. Я победил Волдеморта. Я исполнил пророчество. А те, кто погиб, кто рвал свою душу в куски, какое пророчество исполняли они? В моем – не было ни слова о тех жертвах, которые принесли жители магической Британии. Я победил. Все уже позади и исправить ничего нельзя. Погибших не вернуть. Но можно спасти оставшихся в живых, тех, кто волею судьбы или никем неуслышанного еще одного пророчества, сделав ошибку или неправильную ставку на выигрыш, оказался по другую сторону баррикад, а теперь – по другую сторону жизни. Меня не всегда понимали даже близкие друзья, когда я часами мотался по Министерству магии, добиваясь помилований и смягчения наказания для сторонников Темного Лорда. И сколько бы я ни махал признанным транспарантом, ссылаясь на то, что Альбус Дамблдор всегда давал второй шанс оступившимся в жизни, на меня по-прежнему смотрели с подозрением и непониманием, а иногда и с ненавистью, особенно если удавалось отбить у смерти очередного волшебника для такого маленького магического мира. Как же все были слепы в личной ненависти, как были готовы пожертвовать половиной своего мира в пылу собственной ожесточенности. И казалось, только я, семнадцатилетний мальчишка, прошедший огонь, воду и медные трубы, вышел из ада войны с пониманием того, что магический мир еще не спасен, он продолжал умирать, и убивали его мы сами, уничтожая его представителей – волшебников, чьи знания собирались их родами на протяжении веков. Неужели подавляющее большинство не в состоянии понять, что и чистокровные, и магглорожденные являются магами, они все – представители одного вида человечества. Да, они обладают разным уровнем магии и знаний, но необходимо не истреблять друг друга, а найти компромиссное решение и строить отношения в магическом мире на договоренности, а не на убийствах и жестокости. Оказалось, я ошибался, и существовали маги, ясно видевшие перспективу. Как я узнал совсем недавно, они мне не только помогли не дать уничтожить половину магического мира, но и спасли меня от расправы нескольких решительно настроенных групп волшебников, ратовавших за то, чтобы уничтожить «зло» раз и навсегда. Око за око – являлось их лозунгом. Их не волновало, что среди тех, кому они подписали смертный приговор, были женщины и дети – маленькие дети, еще даже не ходившие в школу и не понимавшие, за что их ненавидели. Те, кто мне помогал (я даже не знаю имена всех), остановили волну мести, не дав миру магов опуститься до уровня варваров. А тогда, в мае, я начал свой новый поход за справедливостью с оправдания чудом оставшегося в живых профессора зельеварения школы чародейства и волшебства Хогвартс – Северуса Тобиаса Снейпа. Мне удалось убедить Визенгамот в том, что он был шпионом светлой стороны, я нашел флакон с воспоминаниями директора Дамблдора, которые оправдывали Снейпа за его убийство. Это была моя первая победа. Снейпа, все еще лежавшего в больнице Святого Мунго после укуса Волдемортовой Нагайны, заочно оправдали с довольно-таки солидным перевесом голосов заседателей Визенгамота. Потом были Малфои, Нотты, Паркинсоны и другие семьи, вовлеченные в войну на стороне Темного Лорда. Своих ровесников спасать от наказания за военные преступления было проще, со старшим поколением все оказалось сложнее, но и среди них многих оправдали – в основном жен и родственников Пожирателей Смерти, которые не были на непосредственной службе у Волдеморта. Спасенные моим заступничеством по-разному относились ко мне. Кто-то, как Малфои, сдержано и скупо благодарил, другие – с презрением в глазах отворачивались. Но Мерлин им судья, я спас хотя бы их, раз уж не смог спасти друзей. Всем мил не будешь. Я спасал не для себя, а для мира, в котором собирался жить, и которому нельзя было дать погибнуть. Все это время со мной рядом находилась демократичная Гермиона, одна она не задавала вопросов, почему я забочусь о врагах, она просто поддерживала меня и помогала, чем могла – где советом, а где и выступлением со мной в Визенгамоте. Остальные друзья были сдержаннее, к открытой вражде не переходил никто, но отношения со многими стали прохладными. Даже близкое мне семейство Уизли выглядело слегка шокированным моими поступками. Только Джинни не заморачивалась анализом отношения к побежденной стороне и с горящими от счастья глазами отвечала на мои ухаживания, которые я возобновил ввиду отсутствия угрозы со стороны темного мага. Меня очень напрягало постоянное внимание посторонних людей. Их любопытство и восторженность каждой встречей со мной раздражали и мешали мне жить. Поэтому я не вернулся вместе с друзьями в Хогвартс на повторный седьмой курс, а подготовился самостоятельно и сдал все экзамены экстерном, получив диплом. Еще сразу после Победы я посетил гоблинов в банке Гринготтс, чтобы разузнать о наследстве. Мне терпеливо разъяснили кто я, чем владею и какую ответственность несу перед родом, вернее, перед двумя. Все было новым и непонятным. Титулы, права, обязанности, долг. Я не стал спешить и попросил помощи у гоблинов для того, чтобы разобраться во всем этом нагромождении определений и понятий, с которыми я никогда ранее не сталкивался из-за занятости по спасению мира и уничтожению монстра – Волдеморта. Меня поняли, услышали и назначили регулярные встречи для обучения «жизни в мирное время», как выразился ухмыльнувшийся моему не очень светлому юмору сотрудник банка. Вот так и получилось, что к моменту получения диплома об окончании Хогвартса, я был готов серьезно заняться делами рода Поттер и рода Блэк, оставленного мне в наследство крестным. Оказалось, до своего падения в Арку Смерти Сириус выяснил, что свое выжженное имя на гобелене с семейным древом видел только он и те, кто вместе с ним рассматривал гобелен. Так сказать, именная иллюзия для провинившегося сына. Его родители только грозили ему отречением, но так и не рискнули отрезать от магии рода, что сыграло не последнюю роль в его выживании в Азкабане. Титул Сириус не успел принять, но завещание составил, назначив меня своим наследником. Окончательный ритуал принятия титула лорда и звания главы рода Поттер, а также подтверждения принятия наследства Блэков, по совету гринготтских гоблинов был проведен на Белтайн, накануне празднования первой годовщины Победы над Волдемортом. Белтайн – один из четырех основных праздников сакрального календаря, знаменующий возвращение жизни и надежды, поэтому и подходил для возрождения сил древних родов лучше всего. Пока мое время под завязку было занято делами двух родов, Джинни, давшая согласие выйти за меня замуж, с помощью всех Уизли полным ходом готовила нашу свадьбу, регулярно обращаясь ко мне с просьбой о пополнении кошелька галеонами для оплаты затрат на предстоящее торжество. Я радовался, что мне не требовалось присутствовать на нудных обсуждениях украшений зала для бракосочетания, подаваемых блюд на праздновании, нарядов, списков гостей и прочего, что полагалось согласовать перед свадьбой. Мне вполне хватало хлопот и без этого. Скольких усилий стоили только организация и проведение обряда для признания особняка Блэков на Гриммаулд Плейс родовым домом и для рода Поттер, по крайней мере, на время восстановления из руин, если удастся, здания Поттер-холла. Слава Мерлину, почти все древние семьи состоят в какой-то степени родства, и гоблинам удалось помочь мне завязать на одном здании родовую магию двух родов, наследником которых я был. Июль для меня стал знаковым месяцем того года – я женился на красивейшей и нежнейшей девушке Англии. Я был счастлив. Я был безумно и безрассудно счастлив. И теперь мне кажется, что именно то безумство и безрассудство аукаются мне сейчас. После двух лет обучения в Школе Авроров я понял, что больше не хочу гоняться за нарушителями законов магического сообщества. До меня начало доходить, что я могу лично поучаствовать в создании законов, и в роли лорда Поттера мой вклад в развитие магического мира представлялся мне более весомым, чем в качестве обычного работника Аврората. Я продолжал учиться, не желая только номинально носить титул лорда Поттера. Джинни тем временем моталась с «Холихедскими Гарпиями», к которым попала вследствие хитро разыгранного плана, включавшего ласковые словечки, улыбочки и жалобы о скуке, пока я занят делами рода, а позже учебой в Школе Авроров. После заключения контракта с командой, чтобы остановить ссору, Джинни дала залп тяжелой артиллерии – залила все слезами. Слез я не переношу, просто не имею представления, что делать с зареваной женщиной. Я сдался. Теперь-то понимаю, что зря. Третий год не могу сдернуть леди Поттер с метлы. Контракт с «Холихедскими Гарпиями» подразумевает отсутствие детей и, вообще-то, мужей тоже, но Джинни – особый случай. Она жена Того-который-все-таки-прибил-того-самого, и ей сделали исключение по второму пункту. Это же какая реклама команде – в ней играет сама леди Поттер! Джинни до сих пор никак не хочет понять, что не зря там все участницы – незамужние. Они лишь себя компрометируют своими, мягко говоря, дерзкими и несколько распутными повадками. А Джинни упрямится, как гиппогриф, и не желает остепениться. Так что вместо поздравлений с наследником я читаю в газетах репортажи о ее походах на приемы. В каждом опусе журналистов обязательно присутствует подробнейшее описание очередного умопомрачительного наряда леди Поттер – охотника известной квиддичной команды – и уточнение данных о сопровождающем ее кавалере с массой домыслов, почему рядом с ней нет Великого избавителя магического мира от Темного Лорда.

* * *

За четыре года, прошедших со дня Последней битвы, Гарри научился читать людей: видеть достоинства и недостатки, замечать их промахи, отличать жадность от бережливости, храбрость от безголовости, трусость от рассудительности, ценить искренность и трудолюбие. Его наблюдательность помогала не только во время деловых встреч, но и открывала глаза на близких ему людей. Он видел, что в Джинни больше слизеринской хитрости, чем гриффиндорской прямолинейности, что она не идеальна, да он уже и не искал в ней выставочной неповторимости, ему нужны были любящая жена и дети. А у него имелся только брак с женщиной, родственники которой если и не обманули, то ввели в заблуждение – его союз с Джинни не был магическим в полном смысле. Его жену род не принял, потому что, как оказалось, Предатели крови – это не просто оскорбление от благородных, это наказание от Магии. Лорд Поттер ни капли не верил, что миссис Уизли настолько неосведомлена в вопросах, касавшихся непосредственно ее семьи. Неужели они считали, что Гарри, приняв титул, так и останется неучем и бесконечно, как баран на веревочке, будет следовать всем их рекомендациям: как жить, где работать, с кем общаться. Права была Гермиона – в книгах можно найти ответы почти на все вопросы, нужно только хорошенько поискать и внимательно прочесть. Чем в последнее время Гарри и занимался, обучаясь и совершенствуясь. Трезво взглянув на картину, представшую перед ним после неспешных раздумий, лорд Поттер пришел к выводу, что не стоит и дальше откладывать решение вопроса с наследниками из-за простого нежелания усложнять себе жизнь спорами с Джинни. Он отвечал за благополучие двух древних благородных родов. Нельзя допустить, чтобы они прервались по его вине. Если Джиневра категорически откажется выполнить свой долг в ближайшее время, он подаст на развод, благо брак у них не полный магический и препятствий для этого нет ни малейших. Любовь к жене уснула. Джинни по-прежнему была желанна, но огонь почти погас, подмигивая красными углями. Чувства остыли, рассыпаясь ледяным крошевом. От немедленного развода Гарри удерживала простая порядочность, все же семья Уизли в его прошлом сыграла не последнюю роль. Он постановил, что предложит Джинни обмен: ему наследники – ей безбедное существование леди Поттер. А на нет и суда нет. Что же по поводу любви… Так ведь не всем так везет, чтобы иметь все, чего ждешь от жизни. Гарри – глава рода, и он будет решать, как жить семье. Теперь его слово станет законом, а не предложенным на рассмотрение проектом. Не Джинни и уж точно не миссис Уизли будут распоряжаться его действиями, а он сам. Все, хватит цепляться за детское представление о правах и обязанностях. Так думал Поттер, вглядываясь в темную озерную воду. Если бы Гарри Поттер только знал, к чему приведут в итоге его решения, принятые в этот день. Как его желание поскорее увидеть в Блэк-хаусе своего маленького наследника изменит все его будущее. Как уговаривание, а по сути, принуждение жены к выполнению своего долга перед родом заставит судьбу завертеть колесики жизни в таком невероятном направлении, о котором никто никогда даже не мог бы подумать. Поттер, одетый в легкое драповое пальто, довольно долго простоявший на мостике через озеро в Сент-Джеймс парке, встряхнул темными волнистыми волосами, как-то грустно улыбнулся своим мыслям, возвращаясь к реальности, и медленно пошел к берегу. Решение принято, и Гарри стало легче, словно камень, давивший на плечи в течение нескольких месяцев, растворился, мир снова обрел краски: от нежной зелени ветерком донесло неповторимый запах весны, утки засуетились возле берега, где малыш лет шести бросал им кусочки булки, а солнце склонилось к западу, предрекая скорые сумерки.