Я старше и совсем не хочу понимать/ I don't want to understand you

Он совсем не хочет понимать, почему постоянно провожает её взглядом. Он просто делает это изо дня в день, подолгу замирая на месте. В эти минуты ему кажется, что он что-то теряет или… может, он уже потерял? Иначе как объяснить эту пустоту где-то внутри? Эдмунд поджимает губы и задумчиво провожает точёную фигурку взглядом. Ему это не нравится. Совсем. Однажды девчонка сталкивается с ним на станции метро. Резкий толчок ему в грудь, и парень автоматически ловит «таран», как потом окажется, за талию. Стремительное движение получается рефлекторно, поэтому он всё ещё с непониманием притягивает её ближе к себе, поднимает глаза и… Всё. Пропал. Ему всё ещё не хочется понимать. Она смотрит на него удивлённо и слегка испуганно, также автоматически обвив руками мужскую шею и привстав на носочки — всё-таки он на голову выше неё. Карие глаза хаотично, но проворно скользят взглядом по миловидному личику, особенно заостряя внимание на слегка приоткрытых губах девушки. Та тоже рассматривает его: лёгкие пряди волос на лбу, кустистые брови, нос, обветренные губы, линия подбородка и, наконец, проглядывающие из-под рубашки острые ключицы. Они привлекают внимание сильнее всего. Даже сквозь белую рубашку она чувствует прохладу больших рук («наверное, в два раза больше моих», — мимолётом проносится в её сознании) и большое количество трещинок и мозолей. Даже удивительно, откуда у обычного лондонского школьника столько дефектов на коже рук. Без сомнений, он школьник, и накрахмаленная белая рубашка и слегка широковатые штаны — лучшее тому доказательство. Зоркий девичий глаз даже улавливает тонкий шрам, протянувшийся от виска до мочки уха. Тонкая полоска почти не выделяется на слегка бледноватой коже, но почему-то вызывает жуткое желание потрогать… провести пальцами вдоль линии, слегка касаясь, наверняка, такой же прохладной кожи. Всё это происходит несколько секунд, но парню так не кажется. Разум неожиданно просыпается и резко вырывает Эдмунда из оцепенения. Мысль о том, что он вот так просто чуть ли не лапает постороннюю девчонку посреди оживлённой станции, заставляет парня резко отшатнуться. Подумать только! Совсем с ума сошёл от этого странного и доселе незнакомого чувства. Он хочет что-то пробурчать, как-то разрядить итак накалённую до предела обстановку, а потом быстро скрыться за металлическими дверьми транспорта, но… понятия не имеет, что сказать. Словно играя в известную только им игру, слова то всплывают, то вновь погружаются на дно омута разума. Девушка соображает быстрее. Точнее, ей и думать не надо. Она просто подхватывает выпавший от столкновения из рук портфель и удаляется, не сказав и слова. Эдмунду только и удаётся, что увидеть слегка пунцовые щёки и сам профиль девчонки, что так резко ворвалась в его личное пространство, а потом исчезла, не проронив и слова. Он продолжает напряжённо следить за уже знакомым силуэтом, и постепенно начинает осознавать, что с каждым её шагом на душе усиливается неприятный осадок. А она могла бы что-то сказать. Хотя бы извиниться за то, что врезалась в него. Злясь на собственную заторможенность и девушку, что посмела так вероломно вмешаться в его жизнь, Эдмунд отправился дальше. Он не хочет понимать своих чувств. Совсем. Поскорее бы они выветрились. *** Эдмунд всегда любил поспать. Как же классно закутаться в одеяло и уткнуться носом в мягкую подушку! Окутанного в темноте, тебя никто не трогает, а потому ты можешь поразмышлять над абсолютно любой вещью перед окончательным погружением во временное небытьё. Но шёл уже второй, третий, четвёртый час, а парень всё не спал. Усердно сопел, накрывал голову подушкой, то и дело искал удобное место, но не спал. И то и дело натыкался на причину этого жуткого помутнения. Освещаемый лунными лучами, проникающими через раскрытое настежь окно, на тумбе возле кровати мерцал миниатюрный кулон на тонкой цепочке. Непонятно, как эта вещица оказалась у него!. Или… девчонка специально его оставила? Нет, не даром Эдмунда прозвали не только справедливым, но и мудрым в народе. Понятно, что она этого не делала. Если бы она хотела его внимания, то не драпала бы от него со всех ног, не произнеся и слова. Девчонки, они же такие… девчонки? Он абсолютный профан в этом. Позор. Резко приподнявшись на кровати и издав чуть ли не звериный рык, он стремительно схватил раздражающую вещицу и приблизил к лицу. Бледно-голубой камешек, обхватываемый сетью металлических змеек, был непривычно холодным. Даже по сравнению с прохладными руками Пэвенси. А это что-то да значит, потому что кожа девчонки под его хваткой покрылась мурашками, он это чувствовал. Опять эта девчонка! Почему он о ней думает? Он же не… нет! Совсем нет! Она посмела уйти, не сказав и слова! Хотя именно она врезалась в него. Его как королевское, так и мужское эго задеты. Это главная причина. Остальные он просто не хочет понимать. Может, физически они и смогли бы сойти за ровесников, но морально… ему же уже больше тридцатника. Не то что бы он хотел найти девушку постарше… просто он… вообще в этом не заинтересован. Кому они нужны? С их детским поведением, наивностью и приставучестью. Увольте. Ему хватало Люси с её переходным возрастом и убивающейся после расставания с Каспианом Сьюзен, что так отчаянно пыталась найти королю Нарнии и тельмаринов замену. Эдмунд устало потёр переносицу и размял затёкшую шею. К итак крупной веренице насущных проблем прибавляется ещё одна — отдать эту злосчастную побрякушку владелице. Только как это сделать? Они учатся в разных школах, и единственным местом встречи остаётся неизменная станция метро. Но как к ней подойти? Она же убежит, наверное, только завидев его, а гоняться за девчонкой — верх глупости. Подойти к ней, когда она будет как обычно стоять с друзьями у арки? Нет, он поставит обоих в невыгодное положение. Не хочется давать повод для итак ненужных сплетен. Ответ пришёл сам собой. Она просто не дойдёт до станции. Благо, он знает, с какой стороны девушка к ней подходит. *** Девчонка только и успевает тихо вскрикнуть от испуга, когда он, схватив за запястье, сильным рывком затаскивает её в переулок. Отточенное войной мастерство позволяет ему не только моментально пресечь все попытки сбежать, но и грубо прижать к стенке, подложив руку ей под голову (стена же грязная) и закрыв рот другой. Эдмунд вздрагивает, когда ощущает, как губы под его рукой что-то быстро шепчут, создавая трение. Наконец, заметив, что ярость и негодование в глазах начали постепенно угасать, уступая место осмыслению, парень слегка отнимает ладонь, но хватку не уменьшает. Ему даже нравится вызывать у неё такую гамму эмоций. Одно дело — вызывать страх и ярость у противника на поле боя, и совсем другое, когда ты делаешь это у обычной, но очень даже привлекательной девчонки. Возможно, он дурак. Самый настоящий, потому что ни один нормальный человек не испытывал бы дрожь от ощущения власти над кем-то слабым и милым. Одни только её руки раза, как минимум, в два меньше его. Эдмунду хочется отшатнуться от неё, всучить злосчастную побрякушку в её слабые руки и уйти, выкидывая с каждым шагом абсолютно всё из головы. Но он не двигается, потому что просто не может. Почему-то всё его нутро умоляет не шевелиться, замереть и просто смотреть на неё. А ещё лучше, если она тоже будет делать это в ответ. Спустя ещё несколько секунд глаза девчонки загораются непонятным блеском. Она начинает усиленно дёргать руками, чтобы избавиться от прочных тисков, но терпит неудачу за неудачей. На мгновение непонимание и растерянность заменили гнев и страх. Что он себе позволяет? Что за шуточки такие? Почему-то в голове совсем не укладывалась мысль о том, что можно просто так взять и похитить человека прямо посреди оживлённой улицы, затащив в тёмный переулок. — Просто замри, — хрипло басит Эдмунд, находясь в опасной близости от её лица. Словно по волшебству девушка замирает, оставляя все попытки вырваться из плена. Пэвенси не теряет время зря и полностью погружается в себя и свои мысли, пытаясь разобраться во всём. Парню хотелось понять, почему эта девчонка заставляет его вести себя подобно грязному маньяку-извращенцу. Он же мог просто вручить ей украшение, что так скромно ютилось в кармане тёмных брюк, а не разыгрывать весь этот спектакль. Ведь изначально он и хотел так сделать. Ответ где-то в голове. Его просто нужно найти. — Зачем ты это делаешь? — вопрос звучит с лёгким заиканием, но Эдмунду это нравится. Обычно он не общается с девушками (кроме сестёр, конечно), а если такое и происходит, то разговор сухой, обычный и по степени эмоций приравниваемый к светскому. А тут… эмоции, вызывающие неподдельный интерес и наслаждение. Чёртов псих, иди лечись! — Делаю что? — Только строить из себя дурака не надо. Или ты хочешь сказать, что каждый день зажимаешь девушек в тёмном переулке? — раздражённо произносит она, но по непонятным причинам не двигается. Пэвенси приятно удивлён тому, что девушка оказалась с характером, потому что гораздо приятнее видеть настоящие эмоции, а не выдавленные из себя специально. — Честно говоря, понятия не имею. Конечно, я мог бы сделать это на станции, но не хочу. — Сделать что? — настороженно спрашивает она, упрямо глядя в глаза парню. — Отдать побрякушку, которую ты мне «подарила» вчера. Или она тебе не нужна? — Так это ты у меня украл кулон! — недовольно гудит она и предпринимает новую попытку вырваться. Но почему же ноги так подкашиваются? Девушка не понимает этой странной слабости, боится её. — Отдай! — Нет, — просто отвечает он вопреки своему разуму, который буквально умоляет его просто всучить девчонке побрякушку и бежать оттуда. Питер не одобрил бы, возможно дал бы подзатыльник, а Сьюзен огрела бы тем самым словарём терминов по голове. Одна Люси увидела бы что-то совсем иное. Она бы поняла, что причина кроется куда глубже, чем есть на самом деле. Очень часто младшие бывают куда сообразительнее старших. — Для начала ты должна попросить у меня прощения за тот случай. Девушка от такой наглости просто потеряла дар речи. То есть он зажимает её в непонятном переулке, грубит, даже её же кулон отдавать не хочет, а извиняться должна она! Что не так с головой у этого парня? — Почему это я должна просить прощения? — озвучивает она свой вопрос, и глаза Эдмунда темнеют ещё больше. Действительно, почему? Может, потому что она забрала у него сон? Парень так и не выспался, продолжая вертеться в кровати, то и дело бросая взгляд на побрякушку. Стоило зажмуриться, и перед глазами возникал её образ, а руки горели, словно парень всё ещё продолжал держать девчонку. Разве такое возможно? Слишком глупо. Слишком нелепо. Ещё десять минут назад Эдмунд чувствовал усталость и гнев, а сейчас… что-то приятное ворочалось у него в груди. — Потому что именно ты врезалась в меня, а после скрылась в неизвестном направлении, оставив эту дурацкую подвеску, — позволяет голосу слегка повыситься, но едва успевает закончить слово, как она тут же не остаётся в стороне. — Кулон, — быстро и скорее всего по привычке поправляет она. Эдмунд даже теряется. — Что? — Это кулон, а не подвеска, — поясняет она. — И я не убегала, а просто спешила. — Правда? — протягивает парень. — Да, а теперь, будь добр, наконец, отпусти меня и мы поговорим в более приличных позициях, — и в доказательство своих слов дёргается. Эдмунд сам не понимает, чего хочет добиться таким поступком. Не понимает, почему оттягивает тот самый заветный момент, когда впихнёт эту дурацкую побрякушку девушке и скроется с её глаз. Такое происходит с ним впервые. Ему нужно отойти от неё, извиниться за свой поступок и исчезнуть, зажив своей прежней жизнью. Пэвенси уже хотел было отступить и даже ногу занёс для шага назад, но в последний момент увидел её взгляд, направленный, как и тогда на станции, на его шрам — королю не удалось уйти из Нарнии невредимым. Взгляд был пристальным и пронизывающим, и это совершенно не нравилось. Слова вырвались сами собой: — А если я не захочу? — Что значит «не захочу»? У вас, мальчишек, совсем в этой вашей школе голову снесло? Немедленно отпусти меня, отдай кулон и катись на все четыре стороны, чтобы я тебя даже краем глаза не видела! — зашипела она, но поздно. Эдмунд уже заметил, как сильно бьётся девичье сердце. — Кричишь, а сердце чуть ли грудную клетку не пробивает, — такая лёгкая, но приятная улыбка заставляет её задышать ещё усерднее. Что происходит? Почему? Зачем? Кажется, они оба ничего не понимают. Всё смешалось в одну густую и вязкую кашу, выплыть из которой врятли представляется возможным. — Это ничего не значит. — Правда? — Ты являешься для меня совсем посторонним человеком, который, к слову, ещё и болен на голову, — вкрадчиво произносит девушка и ещё сильнее хмурится, как будто мысленно что-то решая. Ещё минута, и она неожиданно приходит в движение: резко задирает голову, на секунду всматриваясь в его глаза, и максимально приподнимается на носочки, игнорируя боль в ещё сжатых над головой запястьях. У Эдмунда даже дыхание перебивается, когда их губы разделяют считанные миллиметры. — Я надеюсь, что после этого не увижу тебя, — вкрадчиво и тихо. Чужое дыхание опаляет губы Эдмунда и в следующую секунду на смену ему приходит что-то мягкое, но упругое. Она. Его. Целует. Некогда уверенный в себе король ошалело замирает, будучи в силах только рефлекторно отвечать на её ласки. Он же не этого хотел! Совсем. Или же… хотел? Разум, ещё недавно голосящий об осторожности и необходимости во всём разобраться, затихает, уступая место таким чужим и непривычным чувствам. И самое невероятное, что ему это нравится. Ему нравится это чувство и ощущение этой хрупкой девчонки рядом. Эдмунд снова чувствует себя сильным и способным защитить кого-то, и это просто прекрасно. Парень подходит к ней ещё ближе и, наконец, отпускает тонкие запястья, полностью растворяясь в ощущениях. Но, оказалось, девушка того и добивалась. Почувствовав, что хватка ослабла, она со всей силы оттолкнула его и, не давая Эдмунду опомниться, устремилась прочь из этого переулка. Что. Это. Было? Рука рефлекторно тянется к припухшим губам. Слегка жжётся. Теперь он точно от неё не отстанет. Возможно, она и хотела обратного, но не судьба. Эдмунд медленно выходит из переулка, на свет, и уже по-другому смотрит на хмурое небо, которое начало казаться гораздо красивее чем обычно. Вдыхает полной грудью и, нащупав в кармане желаемое, достаёт оттуда кулон. Всё только начинается. И кто знает, может, он скоро захочет всё понять.