Своими мыслями мы сотворяем мир. Con i nostri pensieri costruiamo il mondo.
На столе лежала фотография. Кадр был чуть смазанным, но даже так лицо угадывалось без особых проблем. Запечатлённый на снимке юноша ещё не стал мужчиной, в скулах частично просматривались подростковые черты. Да и зная его возраст, ему не дашь двадцати двух. Слишком молод. Но было что-то в нём такое, за что цеплялся взгляд. Всмотревшись в лицо юноши, приходило осознание: слишком яростный взгляд, таким можно испепелять на месте. И он, Энди Манчини, хотел себе этот образчик человеческой ярости. Ему казалось удивительным, почему же люди не желают его заполучить? В нём смешался каламбур из пяти видов пламени. Как в одном довольно тщедушном теле умудряются существовать эти стихии? Энди Манчини не понимал, но страстно мечтал разложить на операционном столе этого юношу и провести сотни, даже тысячи экспериментов. В Энди Манчини всё ещё полыхала страсть Эстранео. Их наследие не давало покоя. Стремление раскрыть потенциал пламени навсегда поселилось в его сердце, и покидать его не собиралось. Он был готов к любым ухищрениям, чтобы заполучить этого юношу.***
Ни о чем не жалею. Nessun rimpianto, nessun rimorso.
Стена дождя неумолимо проливалась на некогда сухую землю. Мерно, капля за каплей, с особенно отчётливым стучащим звуком вода отскакивала от подоконника и брызгами долетала до кадки с каким-то диковинным цветком и двух людей, стоящих подле открытого окна. Неловкий разговор никак не мог сдвинуться точки, но его и не спешили развивать дальше. В тонких изящных пальцах с двумя массивными кольцами Ада была бережно сжата пачка сигарет. К слову, в ней оставалась зажигалка и только одна сигарета, что и стало причиной злости после её исчезновения у третьего лица, ныне спускающего пар в спортзале. — Дружище, — с улыбкой от уха до уха начал Ямамото Такеши, — я тебя, всё же, не понимаю. На кой-чёрт ты тыришь его сиги? Ты же даже не куришь! — Не знаю, когда я успел стать твоим другом, но всё же отвечу, — в тон ему сказал Рокудо Мукуро, но вот улыбки на его красивом лице не было и в помине. Скорее уж лик вечной скорби. — Я тебе больше скажу. Я ещё и точно рассчитал время, когда он выйдет из зала и будет проходить именно по этому коридору. Такеши в ужасе выпучил на него глаза, предчувствуя весь тот пиздец, который тут скоро произойдет. — И да, я собираюсь её закурить, — с этими словами Мукуро изящно выудил из пачки и сигарету, и зажигалку. Протолкнув между губ без особого восторга эту малую дозу никотина, он чиркнул колёсиком. Алой точкой заполыхал самый кончик сигареты. Затянувшись, Мукуро выпустил облачко дыма через рот и нос. Такеши подумалось, что хранителю Тумана просто не хватает здравомыслия в некоторых жизненных аспектах. Иначе как объяснить то, что Мукуро уже месяца три всячески подстёбывал «правую руку» их босса, Гокудеру Хаято. И ведь подрывник только-только немного угомонился к своим двадцати двум годам, став чуть более спокойным и иногда даже сдержанным, но вот такие подколы надолго выбивали его из колеи и в резиденции Вонголы наступали смутные времена. Потому Ямамото просто прислонился спиной к стене, скрестив на груди руки, и решил просто понаблюдать. Сказать по правде, его даже умиляло происходящее. Когда сигарета была скурена ровно на половину и часть пепла ссыпана за окно, они почувствовали присутствие хранителя Урагана. Скрипнули половицы, и в начале коридора появился Хаято собственной персоной: в спортивной одежде и с полотенцем на плечах он выглядел несколько утомлённым. Шёл он размеренным шагом, никуда не спеша. Поравнявшись с Мукуро и Такеши, он чуть повернул голову в их сторону. — Ты бы хоть пачку выкинул, долбоёб. На такой хуйне палишься, — обронил Гокудера и, миновав коридор, скрылся из виду. Изо рта Мукуро чуть не выпала сигарета, но он, сдержавшись, потушил её прямо о подоконник и убрал обратно в пачку. — Почему-то мне кажется, — сквозь смех выдавил из себя Такеши, — что ты ожидал несколько иную реакцию. Например, — он прокашлялся и уже с интонацией Хаято продолжил: — Гневный спич минут на пять на тему «Бля, чё, попросить впадлу было, подошел бы, сказал бы: „Покурим?“ — че, думаешь, я бы тебя в жопу послал?» Когда Мукуро с остервенением сжал в руке ни в чём неповинную пачку сигарет, Такеши сложило пополам, и коридор потонул в смехе.***
Есть только ты и звёздное небо над нами. Ci sei soltanto tu e il cielo stellato sopra di noi.
Однажды Хаято встретил свой идеал человека, владеющего пламенем Урагана, и это настолько впечатлило его, что он решил укротить яростные порывы в своем сердце. Реборн познакомил их специально, но он был ему благодарен. Аркобалено Фон не стал ему учителем, но тем из немногих кого уважал Гокудера. Но как быть, когда есть некто, способный вывести тебя из колеи, обрушив все возведенные барьеры? Любая выходка или слово превращают тебя в истеричного берсерка и ты снова обращаешься в пацана, который чуть что лез в драку. Презирать эту свою сторону бесполезно, да ты и не презираешь. Она давно принята тобою как факт. И вот теперь ты стоишь в лужах крови, вокруг тебя куча битого стекла и посуды. Подставить босса ты ни в коем случае не хотел, но так вышло. Сдержаться не составило бы особой проблемы, не изводи тебя своими выходками почти каждый день Рокудо Мукуро. Оскорбление босса? Будто в первый раз. Хватило бы и вполне реальных угроз, но убийство верхушки целого итальянского филиала новой многообещающей семьи? Хаято вытащил свой смартфон и, используя как зеркало экран, вытер с лица кровь. Зрачки всё ещё расширены, он был словно под кайфом. Простым втыком от босса тут не отделаешься. Он невольно вспомнил разговор, который произошел сегодня утром, и всё, что привело к тому, чем он располагал ныне. Очередная выходка Мукуро задела его сильнее, чем он показал это. Поступи так кто другой — Хаято бы просто запомнил этого человека и потом припомнил. Какой смысл скандалить из-за какой-то там сигареты, даже пусть и последней. Глупости какие. Хотя даже самый поганый коп не забрал бы, ибо момент с последней сигаретой в пачке связан с актом доверия и самопожертвования, но никак не воровством. Просто взять и отпустить ситуацию. С хранителем Тумана всё так бы и было, но… Да кого он обманывает? Мукуро перестал выпадать из системы «Савада Цунаёши и те, кого стоит знать». В этом списке были ненавистные ему люди, кого он уважал или на кого было откровенно плевать. Но эта скотина не попадала ни в одну из категорий! И, мало того, непонятно, с чего вообще Мукуро к нему прицепился. В какой-то момент куфуфукающий смех и остроты начали его преследовать, сводя с ума. Хаято со злостью зашвырнул полотенце вглубь своей комнаты и зажмурил глаза. «Я больше не мелкий пиздюк, который истерит по каждому поводу», — успокаивал он себя. Сев на кровать, Хаято вытянул ноги и, упершись руками в матрас, вздохнул. Он очень устал за эти три месяца. Хотелось просто отдохнуть, чтобы его никто не трогал. — Оставьте меня уже в покое… Он вскарабкался на кровать и прямо так, лицом в подушку и даже не ополоснувшись после тренировки, уснул. …В дверь вежливо постукивали. Хаято подскочил. Бросив быстрый взгляд на часы, понял, что проспал целый вечер и ночь, а сейчас было около десяти утра. Встав, он прошел до двери и распахнул её. На пороге стояла хорошо ему знакомая горничная, которая работала в резиденции уже черт знает сколько, ещё со времён Восьмой Вонголы. — Синьор Гокудера, — как и все европейцы с акцентом произнесла она его фамилию, — вас хочет видеть босс. Хаято кивнул. — Я понял, — сказал он, закрывая дверь. Уже через две минуты при всем ему положенном параде: чёрном костюме с обязательной оранжевой рубашкой, Хаято спешил в кабинет своего босса. Оказавшись напротив добротной дубовой двери с резьбой, он постучал. — Десятый, я вхожу, — и, не дожидаясь ответа, действительно зашел. В кабинете было немного душно. Савада Цунаёши не допускал, чтобы во время дождей ветер и влага проникали в помещение и портили документы, которых достаточно скопилось на столе. Хаято вчера лично приволок ему пару пачек, как отсортировал их. А вон те папки с отчетностью по сети подпольных казино босс не мог прочитать уже пару дней — были дела и поважнее, «правая рука» ему и без того кратко отчиталась. — Привет, Гокудера-кун, — мрачно проворчал Цунаёши, выглядывая из-за ноутбука. Под глазами залегли тени и выглядел он достаточно помятым. — Смею заметить, что выглядите вы хреново, — пройдя прямо к столу, отметил Хаято. Савада неопределённо махнул рукой и предложил ему сесть, что Гокудера и сделал. — Вздремните хоть часик, — пожурила его «правая рука». — Да спал я, — проворчал Цунаёши. — Что-то произошло? — Пока нет, но может. Ты же знаешь про ситуацию с Оверкам*? Конечно же, Хаято знал о ситуации с Оверкам. Такое название несла новоявленная группировка, которая опутала своими сетями сначала Нью-Йорк, а затем решила укрепиться и в Италии, прямо на Сицилии, в её сердце — Палермо. Во главе итальянского филиала стоял Нетудыхатко Алексей и был он той ещё занозой в одном месте. Что русские, что украинцы всегда были наглыми от слова очень, а это сборище раздражало и маячило перед носом и портило южный воздух. В бизнес Вонголе они подгадили знатно. — Конечно, — согласился Хаято. — И что же на этот раз? Цунаёши осклабился. — Нетудыхатко позвонил недавно, сказал, устал с нами воевать. Предложил совместный бизнес. Хаято присвистнул. — Опа, а это уже интересно. А конкретней? — А предложил он запустить на пробу лайнер и заставить на нём за свои жизни сражаться кучку должников и населенцев дна общества, за которых никто не вступится. Проведем всякие игры, дадим им денег для разных ставок в покер и прочее. Ну и так далее по списку. За происходящим будут наблюдать всякие богатые жиртресты и получать удовольствие, они же и профинансируют в дальнейшем. Что думаешь? Гокудера задумался. Звучало неплохо. С казино всегда было сложно, это игорный бизнес, который мало где разрешен. Идея с лайнером отчасти даже прекрасна — это частная собственность, на ней можно хоть оргиям предаваться. Трудно доказать. Как и попасть на сам лайнер. — На словах звучит хорошо, но на деле… — протянул Хаято. — Вот и я о том же. Так что я хочу, чтобы ты как мой представитель съездил на место встречи с Нетудыхатко и все лично проверил. — Хорошо, я лично проконтролирую составление соглашения, если до этого дойдет. — Возьмёшь в пару Кёю. Хаято немного удивился выбору босса, ведь его всегда ставили в пару с Такеши — тот поднаторел в работе с ним, но виду не подал. Откланявшись, он встретился с хранителем Облака, Хибари Кёей, и они на личном автомобиле отправились к месту встречи с главой итальянских Оверкам. Сидя на заднем сидении, Гокудера рассматривал своего партнера по заданию не слишком-то и скрываясь, достаточно открыто. Хибари, сидящий за рулём, — он абсолютно не доверял другим людям вождение по каким-то своим причинам — заметил это. Своего рода тёрки у них всегда были, и причиной тому… — Травоядное, только не говори, что всё ещё по нему сохнешь. Если да… забью до смерти и скажу, что так и было. Хаято усмехнулся, услышав угрозу от Облака, но отвёл взгляд, уставившись в окно справа. — К твоему счастью я давно перегорел. Можешь не париться, это в прошлом. Хаято мог даже не поворачивать головы — и без того понятно, что его сверлят холодные серые глаза. Это можно было почувствовать и по тяжести ауры, которую источало сдерживаемое пламя. Этот хмырь всегда был на своей волне и как истинное Облако плыл, куда ему вздумается. Более сумасбродного хранителя вряд ли представишь. Послышался хмык. Хаято давно смирился со своими демонами, которых когда-то начала сдерживать вера в Саваду Цунаёши. Посвятив жизнь боссу он и сам не заметил, как дружески-служебные чувства превратились в платонические. Он не смел требовать ничего взамен. А потом вскрылась правда: в сердце босса уже есть тот, кого он любит. Позорный момент для мафиози, но Реборн ловко прикрыл его фиктивным браком с дочерью одного хорошего знакомого. Тогда-то Хаято окончательно отказался от своих чувств. Не было самобичевания или истерик. Смирение пришло внезапно и неумолимо. Савада Цунаёши всё ещё удерживал его на плаву в той или иной мере. — Потому ты и травоядное, — усмехается Кёя, а Хаято и нечего ему ответить. Он лишь устало пожимает плечами. Одна несносная сволота настолько его вымотала, он так устал от этих хождений по кругу, что давно махнул на свою личную жизнь рукой. Плевать, кем там его считает Хибари. Травоядное? Да пожалуйста. Хоть капибарой пусть называет. Местом встречи был выбран старенький ресторанчик в самой гуще квартала, куда обычно не заносило туристов. По улицам стояли машины и бродили редкие прохожие, но это место было необычным, с отличительной чертой. Всё тут знали друг друга как облупленные — варились все в одном котле. Это был квартал мафии. Даже полиция старалась держаться от него если не подальше, то сильно не вмешиваться в их дела. В миру это не афишировалось, но люди владеющие пламенем по боевой мощи были сравнимы с противотанковой ракетой. Правительством на них накладывались определенные ограничения, но взамен им давали свободу в некоторых районах. Малоччио был именно таким кварталом. Кёя и Хаято покинули салон автомобиля и зашли в ресторанчик «Фараона», и действительно, в нос сразу впивался запах цесарки — главного блюдо и гордости местного шеф-повара. Нетудыхатко со своими шестёрками расселся за лучшим столом у окна и как раз смаковал эту птицу, несколько по-свински орудуя вилкой и ножом. — Доброе утро, Дон Нетудыхатко, — поприветствовал его Хаято, старательно пряча улыбку за маской серьёзности. Произносить вслух эту нелепицу было ещё смешнее. Наверное, впервые за последние недели он хотел улыбнуться. — М-м, — промычал новоявленный Дон, — присаживайтесь, присаживайтесь. Тут потрясающая цесарка. Пальчики оближешь! Кёя кашлянул. — Мы бы хотели обсудить ваше предложение, — отказался Хаято, сразу давая понять: они по делу. Нетудыхатко подозвал одного из своих прихвостней и перед Гокудерой положили папку на спирали. — Я ожидал, что прибудет Дон Савада, — недовольно проговорил украинец. — У босса много дел, — мгновенно ответил Хаято. Он осматривал документы и был вынужден погрузиться в юридическую канитель. Особенности лайнера и способы «игр» прописывались слишком подробно, а кое-где шрифт излишне мелкий. Хаято был вынужден надеть очки. — Если делами считается потрахивание мальчиков у себя в кабинете, то да, он занят. Хаято как громом поразило. Дернулся не только он. Также скрипнул ботинок Кёи по полу. — Что, простите? — поправляя на носу очки, переспросил Гокудера. — Я слишком погрузился в ознакомление с документами. Будьте добры повторить, — давая ему шанс откреститься от своих слов, проговорил он. Мужчина противно оскалился. В его зубах торчали куски птицы, и это было отвратительно. Он отпил из бокала вина. — Я говорю, мальчиков он любит потрахивать у себя в кабинете. Похоже, вы двое не исключение. Слишком уж смазливые. И как, хорошо он дерёт в задницу? Хаято не успел особо просмаковать сказанные слова и как следует распалиться, как скрипнул стул, на котором сидел Кёя, и на свету блеснули тонфа. «А почему бы и нет?» — промелькнуло в голове у него. И он позволил мало того что ударить Нетудыхатко, но и сам опустил руку с кольцом к поясу и открыл кольцом коробочку. Вспыхнув алым пламенем, активировалась часть системы «C.A.I.», и на волю выскочила его верная спутница Ури. Всё то, что навалилось на него за эти месяцы, вырвалось наружу. Сколько не сдерживайся, сколько не терпи, а в конце всегда происходит взрыв. Пламя урагана в своей душе заглушить слишком трудно, всегда наступает расплата. — Ури, убей всех в этом ресторане! — сверкая глазами в припадке ярости, приказал Хаято. Перепрыгнув через стол, он открыл ещё одну коробочку. Ури и Кёя тем временем превратили зал ресторана в самый настоящий филиал Ада.***
То, что происходит сегодня — результат твоих мыслей вчера. Ciò che accade oggi è il risultato dei tuoi pensieri di ieri.
Цунаёши ходил по своему кабинету туда-сюда, схватившись за голову. Чуть в стороне стояли Кёя и Хаято. Последний смущённо опустил голову. Дверь в кабинет была чуть приоткрыта и за происходящим в щёлку наблюдали Мукуро и Такеши. — Вашу ж мать, какого чёрта?! — негодовал Савада. — В кого вы такие дебилы?! И ты, ты! — он неприлично тыкнул пальцем в Гокудеру, который и без того цветом лица напоминал спелый томат. — Как ты-то до такого докатился?! Ладно Кёя дурак, но ты-то разумный человек! Моя «правая рука»? Как же! Хибари гневно вскинул бровь. — Травоядное, ты… — А ну заткнулся! — гаркнул на него Цунаёши. — Вот хоть сейчас свой блядский самовольный характер не показывай! Оставь на потом, как разберемся с тем дерьмищем, которое вы устроили! Хаято, сложив за спиной руки, старался игнорировать истеричное куфуфукающее хихиканье, которое доносилось до него из коридора. «Правая рука» и без того был озадачен и расстроен, а ещё это. Босс славился изощрёнными наказаниями, которыми «одаривал» своих людей за промахи. Бить, лишать зарплат? На кой-чёрт? Есть способы поинтереснее. «Десятый же не отправит меня к Торфяной башке и мелкому на фестиваль в Перудже?» — беспокоился Хаято. Не так давно Сасагава Рёхей и Бовино Ламбо — хранители Солнца и Грозы, доставили много проблем. Босс с улыбкой дьявола послал их сопровождать свою жену на фестиваль шоколада в Перудже. Она мечтала насладиться вкуснейшими сортами от лучших шоколатье со всей Европы, но так как эта дамочка была настолько же тупа, как и прекрасна, их ждали десять дней сладкого безобразия и метания от площади 4 ноября до всего исторического центра под ручки. Просто изумительная изощрённость. Мотаться по магазинам с бабой? Савада Цунаёши знал толк в наказаниях. — Ну хоть папку с планом «игр» приволокли, уж на этом спасибо! — тем временем босс всё больше и больше распалялся. — Почему, почему мой любовник и моя «правая рука» подставляют в такие моменты? Чёрт с ними, Оверкамами. Если припрутся их главные силы из Нью-Йорка — вызовем Варию и стравим их где-нить на шоссе. Работают они красиво. Но связи, связи! У Оверкамов были связи с сочными денежными мешками! Цунаёши встал напротив стены и начал биться об неё головой, правда, больше символично. Но в этот момент терпение иссякло и у Кёи, когда его прополоскали в тазу из недовольства, и они сцепились. — Эй, Гокудера, — Такеши шёпотом позвал Хаято. Оглянувшись, «правая рука» стрельнула глазами в сторону босса. Вздохнув, Хаято подошёл к двери. — Что? — обречённо выдал он. — Ку-фу-фу, как жизнь? — одарил его очаровательной улыбкой Мукуро. — Блять, да ты издеваешься? — Вовсе и нет, что ты. — Как-то не похоже. Твоими судьбами лучше не бывает! Мукуро театрально закатил глаза, кривя рот. — Клоун, — посетовал на это Хаято. Такеши умилялся с их перепалки. Схватив подрывника за щёки, он потискал их. — Ты в улыбашки-смертники записался? — хмуро осведомился Хаято. — Да вы все такие себе, — за его спиной раздался голос самого дьявола. Гокудера сглотнул. В своё время Реборн довёл своего подопечного до такого, что в нём иногда начал пробуждаться сам Сатана. Иначе как объяснишь эту убийственную ауру? — Значит так, — на плечи «правой руки» легли тяжёлые ладони. Хаято резко поплохело, его спина покрылась испариной, волоски на теле встали дыбом. — Я придумал твоё наказание. «Ёпт твою мать!» — пронеслось в голове у Гокудеры. Он так и не обернулся, но Сатану это не остановило. Спокойный голос дьявола провозгласил: — Отныне ты будешь работать в паре с Мукуро. Хаято и Мукуро не сводили друг с друга глаз. — Оя-оя, какое очаровательное наказание придумал Цунаёши-кун. — Ну так ему наказание, а тебе награда, — ответил Сатана. — Наслаждайтесь.***
Живи. Борись. Люби. Vivi. Lotta. Ama.
Перед парадным входом в резиденцию семьи Томасо выстроились неровным строем множество дорогих иномарок, принадлежавших известным Донам, политикам и прочим приглашенным гостям, имеющим хоть какое-то отношение к мафии. И собрались они лишь для того, чтобы лично поприветствовать на банкете Десятого Томасо, в честь Дня рождения которого отошедший от своих дел глава и организовал празднование. Сам же именинник, Лонгчемп Найто, был явно не рад затее своего предшественника и вместе со своим другом стоял в стороне. Стоит ли упоминать лишний раз, что его другом был действующий босс Вонголы? Хаято расположился у окон, рассматривая окружение снаружи. Множество охранников и хранителей Вонголы и Томасо дежурили в разных частях резиденции. Это был важный приём без права на ошибку. Масштаб мероприятия зашкаливал и почти не уступал даже лидеру мировой мафии — Вонголе, но ничего удивительного. Так сложилось, что Томасо была второй по значимости. Зашуршал наушник рации в ухе. Хаято принял сигнал Мукуро. Они уже две недели были в паре, он всё еще не мог с этим смириться, но выбирать не приходилось. Да и Мукуро пусть и засранец, но своё дело знал. — Всё чисто? — спросил Хаято у иллюзиониста. — Я бы так не сказал… Хаято прикрыл рот ладонью так, чтобы его не слышали гости, и подошёл ближе к окну. — Что тебя беспокоит? — Не могу пока точно сказать, но я чувствую что-то знакомое, никак не могу сообразить что. — А конкретней? — раздражённо спросил Гокудера. — Я свяжусь с тобой чуть позже, — и Рокудо отключил связь. Хаято выдохнул, переводя взгляд в зал. Но, как бы он не вглядывался, ничто не попалось на глаза из разряда подозрительного. Хотелось верить в паранойю иллюзиониста, но, увы и ах, просто так тот бы не стал делиться своими сомнениями. Хаято всё равно мало понимал в атрибуте Тумана, для него те были сложными противниками. Гокудера с удивлением отметил: а какого чёрта он стал лучше понимать Рокудо? Все две недели его поливали суровой концентрацией специфического словесного яда вперемешку с отвратительным смехом. Они немного сработались, но не более того. Его мысли прервались с приходом красивой девушки с пшенично-светлыми волосами. Чёрное вечернее платье с глубоким вырезом обволакивало её изящный стан и придавало шарма. Оттеняли его бриллианты на груди и в ушах девушки. Хаято на мгновение замешкался, а потом вспомнил — это младшая сестра нового Дона семьи Томасо. Здоровьем она не отличалась. На данный момент она заметно дрожала, у неё тряслись ноги. — Не могли бы вы мне помочь? — жалобно спросила девушка. Гокудера отметил бледность на её хорошеньком личике. — Чем я могу вам помочь? Под прямым взглядом Хаято, внимательно вглядывающегося в её бледное личико, она смутилась: — Вы же человек синьора Савады? Я не хочу поднимать шум и портить брату праздник, но я уже на пределе. Не могли бы вы меня проводить до моей комнаты? Он пожал плечами: — Конечно, я не против. Давайте я вас провожу. Девушка аккуратно взяла Хаято под локоть, наваливаясь на него, и повела прочь из зала. Щелчок её пальцев потонул в шуме празднества, его не заметил даже Гокудера. Впрочем, он и так уже был подвержен её силе. Для гостей Хаято и девушка, подошедшая к нему, просто разошлись в разные стороны.***
Выше голову! — сказал палач, накидывая на шею петлю. Alza la testa! — disse il boia mettendo il cappio al collo.
Мукуро не находил себе места. Всю территорию семьи Томасо опоясывали отголоски чего-то знакомого. На кончике сознания крутился ответ, но он отмахивался от него. «Это не может быть Эстранео, — успокаивал себя иллюзионист. — Я убил тогда всех». Как обладатель двух колец Ада он чувствовал присутствие ещё одного хозяина проклятой реликвии. Где-то совсем рядом находился незнакомый ему сильный иллюзионист. И это не его ученик Фран, который стал частью Варии несколько лет назад, не Генкиши из Джильо Неро, не Кавахира. Похоже, это последнее шестое кольцо Ада, о котором не было слышно очень и очень давно. Мукуро чувствовал большую беду сильнее обычного. Более трех месяцев назад демоны проклятого кольца нашептали ему о надвигающейся на Вонголу трагедии, а так как он еще не отказался лично уничтожить эту семью и мафию в целом, погрузив мир в кровавые озёра, Рокудо не смог остаться в стороне. И именно тогда он и пожалел о своей затее. Сначала дразнить хранителей оказалось забавно. Это скрашивало его пребывание в Вонголе. Особенно интересно вёлся на его провокации Ураган. Пусть он и пытался сначала игнорировать иллюзиониста, но Мукуро, сам того не замечая, сам же и увлекся своими шутками. Если сначала хотелось просто подразнить его, то потом он уже был вынужден подтрунивать над ним. Иначе Гокудера Хаято не обращал на него внимания. Но Мукуро хотелось всё больше и больше, и он забыл о Вонголе. Его интересовал именно Хаято. Чужое присутствие стало заметнее. Кто-то пользовался реальными иллюзиями, укрепленными силами кольца Ада, там, где сейчас должен быть Хаято. — Оя-оя, какой ты неосторожный. Вот ты и попался, — усмехнулся Мукуро. Крутанув в руках трезубец, он активировал Первый мир — Путь Ада. Красный глаз сменил иероглиф, и за спиной иллюзиониста раскрылись белоснежные крылья. Он посчитал ироничным спасти всех в форме ангела. В последнее время ему нравилось устраивать такие шоу. Взмахнув крыльями, он устремился вперёд.***
Моя жизнь — моя игра. La mia vita, il mio gioco.
Попетляв какое-то время по коридорам, Гокудера вопросительно взглянул на девушку. — Так куда мне вас отвести… — не успев договорить, он ощутил, как по его руку начало обволакивать чужое пламя. Последнее, что Хаято успел почувствовать, так это распространяющуюся по телу мешанину из двух атрибутов — Солнца и Тумана, и то, как предательски подкашиваются ноги и исчезает рот. Едва он коснулся пола, его мгновенно покинуло сознание. Оглядев плод своих стараний — лежавшего на красном ковре юношу, девушка усмехнулась. Откинув назад длинные светлые волосы, она наполнила своё кольца Ада в форме рога пламенем Тумана, вызвав парящие в воздухе носилки. Будто невесомый манекен, она тонкими руками с нечеловеческой силой сгрузила на них Хаято и, толкая носилки вперёд, быстро направилась к ближайшему окну. Распахнув его, девушка спрыгнула вниз. Парящие в воздухе носилки плавно спустились за ней следом.***
В жизни есть много, что я себе не позволю, но нет ничего, что мне могли бы запретить. Ci sono molte cose nella vita che io stesso non mi permetterei di fare, ma non c'è nulla che gli altri mi potrebbero proibire.
Зевнув, Цунаёши посмотрел на Найто: — Если ты не против, то я схожу прогуляюсь. Покинув друга, Савада почти сразу увидел стройную фигуру своей «правой руки». Помахав ему рукой, Цунаёши подошёл к Хаято. — Ну как проводишь время? — приветливо спросил он у него. — Плюю в потолок. Всё мирно, вот решил расслабиться, — ответил тот и, посмотрев на бокал в своей руке, добавил: — Неплохое здесь вино и шампанское, Цуна, ты так не думаешь? — Ах ты!.. Я же просил быть серьёзнее! — Савада, было кинувшийся отбирать бокал у своего хранителя, осекся. — Цуна?.. — Ну да, а что? — не понял Гокудера. Цунаёши настороженно посмотрел на Хаято. Его «правая рука» никогда не называла его по имени, сколько бы он не упрашивал. Стоило приблизиться к нему ближе, как гипер-интуиция сработала. — Кто ты? — с уверенностью в голосе произнес Савада, нащупывая в кармане смокинга Х-перчатки. Реальная иллюзия коварно улыбнулась. — Уж точно не твой драгоценный дружок, Десятый Вонгола. Выхватив из кармана перчатки, Цунаёши поспешно натянул их, поднося пилюлю ко рту. — Где он? Иллюзия задумалась: — Хм-м… Наверное должен сейчас ехать в багажнике, упакованный, как полагается пленнику. Глаза Цунаёши полыхнули пламенем Неба. — Куда вы его везете? — А вот это тебе знать не полагается. Больше ты его никогда не увидишь. Советую найти нового хранителя, — сказав это, иллюзия растворилась. Сиреневая дымка осела на пол. Гости удивлённо уставились на Дона Саваду и резко отпрянули. Жар, источаемый им, не был сравним даже с сауной.***
Ничего в этом мире не происходит случайно. A questo mondo nulla accade per caso.
Хаято очнулся в хорошо освещённом месте. Невыносимо пахло медикаментами. Было холодно. Попытка встать ни к чему не привела. Он обнаружил себя полностью обнажённым, да еще и прикованным к холодной поверхности. Добротно закреплённые запястья, предплечья, щиколотки и бёдра не позволили проделать хоть какое-либо движение. Лежал он на животе задницей кверху и чувствовал, как по коже гуляет ветерок. Где-то в четырёх метрах от него (так Хаято заключил из наблюдения) находилось два живых человека. — Эй, придурки! — заорал Гокудера, решив подать признаки жизни персонально для похитителей. То, что его похитили, было очевидно. — Выпустите меня отсюда! Знакомый женский голос произнес: — Гокудера Хаято, заткнись, а? Теперь пришла очередь Хаято усмехаться. — Ну уж нет, я не буду делать вам такой подарок! — зло хохотнул он и вдруг, вспомнив, что поёт он так себе, хотел затянуть в голос противную пошлую песню, которой его ещё в детстве научил Шамал. Но передумал, когда почувствовал, что один из похитителей начал приближаться к нему. Хаято постарался вывернуть шею, чтобы увидеть его, и зрелище ему не понравилось. К нему приближался человек в белом медицинском одеянии с маской в пол лица. В его руках находилось странное устройство с прикреплённой к нему капельницей. — Эй, ты что удумал?! — Хаято задёргался. — Просто невероятно, — игнорируя его, сказал вслух мужчина. — Рил, ты отлично справилась. — Спасибо, Отец, — восторженно поблагодарила девушка. Хаято с ужасом наблюдал за тем, как его вену на левой руке обработали спиртовой салфеткой. — Не надо… — впервые в жизни как следует испугавшись, прошептал Хаято. — Не бойся, — мужчина спустил часть раствора вместе с воздухом из шприца, — больно будет только первые полчаса.***
Невозможное возможно. L’impossibile è possibile.
Цунаёши нервно сжимал гарнитуру у самого своего уха. — Цуна, ты уже узнал, кто похитил Гокудеру? — спросил его Такеши. Голос передавался с шипением, были проблемы со связью. — К сожалению, нет, Ямамото, — ответил Савада. — Вот сидим напротив мониторов и смотрим снятое раз за разом. Пока мы пытаемся узнать, кем являются похитители, засветившиеся на камерах, — он ненадолго замолк, но затем добавил, прервав повисшую тишину: — Но знаешь, что меня больше всего поразило? Ямамото сглотнул. — Что поразило? — Во-первых, то, как они были осведомлены о расположении помещений в резиденции, а во-вторых, то, что тот, кто наложил иллюзию на нас всех — был явно не слабее нашего Мукуро. И как назло этот говнюк куда-то пропал, — ответил Десятый. Он был мрачнее тучи. — Ты вот сейчас серьёзно? Не слабее Мукуро? — не веря своим ушам, переспросил Такеши. — Да ладно тебе, это же Гокудера, — оптимистично произнес он, — не из такого выбирались еще. Он что-нибудь придумает и выберется оттуда. Цунаёши был вынужден не согласиться. Такеши с Кёей прочесывали местность, и судя по заметённым следам, всё будет не так просто. — Ямамото, понимаешь… Он вряд ли сможет что-то сделать без своего оружия. Мы нашли пояс с коробочками, кольца и рацию в саду, — устало вздохнул он. Даже Ямамото понял всю серьёзность произошедшего.***
Я получу все, что хочу. Otterrò tutto ciò che voglio.
Хаято думал, что лучше бы его пытали. Иголки под ногти, методичное избиение, поливание холодной водой — что угодно. Сначала ему ввели какой-то раствор, спустя секунд тридцать превративший его тело в безвольный кусок плоти. Он уже при всём желании не мог двинуть даже кончиком пальца. Моргать было малореалистично, да он уже и не моргал. Сначала глаза были широко распахнуты, но вскоре мужчина закрыл их ему «чтобы глазные яблоки не пересыхали». Больно было действительно первые полчаса. У него откачали добрую часть крови, расфасовав её по колбам и склянкам, а затем поставили капельницу с чем-то мутно-белым. Затем в дело пошёл остро наточенный скальпель, режущий кожу подобно маслу. Тонкими, ровными лоскутами ему срезали часть кожи сначала на лопатке, а затем на правом бедре. Потом стало просто плевать, он просто хотел умереть. Как никогда он хотел слышать, как острит Мукуро, обливает ядом и бесит. Пусть он никогда не держит язык за зубами. Его мерзкий куфуфукающий смех не такой уж и мерзкий. Мукуро добросовестно выполняет свою работу. Он изящный и… красивый. На этих мыслях разум начал покидать голову Хаято. Мужчина что-то сделал с его спинным мозгом. Кровь текла по спине, трубки тянулись из-под кожи и спускались к позвоночнику. Напоследок у него зачесалось левое ухо, и мир Гокудеры Хаято погрузился в забвение.***
Мой Ангел хранитель всегда со мной. Il mio angelo custode è sempre con me.
Мукуро чуть было не обвели вокруг пальца этими реалистичными иллюзиями. Он бы даже зауважал противника, не укради он то, что красть было не положено. Остаточный шлейф пламени Тумана тянулся из приемного зала и с улицы. Когда Мукуро хотел проверить помещение, но он остановился. «Нет, там всего лишь жалкая иллюзия», — подсказала ему интуиция. Не такая, как у его босса. У Мукуро не было гипер-интуиции и в помине. Но опыт мастера иллюзий не пропьёшь, да и трюков с атрибутом Тумана он знал более чем много. Прекратив парить над особняком резиденции, он пролетел до охранного поста и приземлился за оградой. Ему было плевать на то, какими глазами в ужасе на него смотрят обычные люди — сейчас его мысли были заняты одним единственным человеком, исчезнувшим какое-то время назад. С чего Мукуро взял, что хранителя Урагана похитили? Он не мог точно ответить на этот вопрос, но он слишком внезапно перестал чувствовать его пламя. Находясь даже далеко от Хаято, он мог с точностью сказать, в какой тот стороне. Это давно стало обыденностью для него. Помешательство? Вполне вероятно. И сейчас Рокудо был уверен: Гокудеры нет в резиденции. Мукуро протянул руку, загребая тонкими пальцами воздух. Чужие иллюзии можно было разбирать по крупицам. За каждым шагом таился след. Пламя оставляло в атмосфере свои всполохи, и Мукуро мог «читать» их. Это было своего рода приобретённой способностью после Шести Путей. Побывав в Аду, он перестал быть совсем уж обычным человеком в людском понимании. За каких-то пару лет он возвёл эту способность в абсолют. В остатках иллюзий было что-то инородное. Прямо как у самого Мукуро. Когда в бесчеловечных опытах Эстранео заменили ему радужку в глазу, он мог с точностью сказать у кого своё пламя, а кому не посчастливилось родиться на свет. Этот грустный отпечаток вмешательства снова навел его на мысли о Эстранео. — Оя-оя, я был не осторожен. Похоже, я убил их не всех, — кривя рот, пробормотал Мукуро. Вновь расправив крылья, он полетел по неимоверно запутанному следу. Этот Туман знал своё дело. Ему даже не хотелось знать, через что же прошёл этот несчастный, чтобы обрести такую силу. Иллюзионисты все поголовно были грустными созданиями — искусственными или нет, но не пережив потрясение ты далеко не продвинешься. Он хотел уничтожить это бедное отродье и поскорей спасти Урагана.***
Не в наших планах жить вечно. В наших планах жить ярко. Non vogliamo vivere in eterno, bensì vivere intensamente.
Она не чувствовала ничего из того, что должны чувствовать обычные люди. Ей не было смысла видеть мир как подавляющему большинству людей. Её слух воспринимал внешнюю информацию только в заданных пределах. Лучшее на данный момент творение Энди Манчини, образец Рил. Но никто не говорил, что она совершенна. Создатель не сильно жаловал своё творение. Но именно поэтому Рил хотела быть полезной Отцу. Девушка поднялась с пола и отряхнула подол платья. Бросив короткий взгляд на Энди, она схватилась за ручку лабораторной двери. — Рил, куда ты? — не оборачиваясь, спросил её Отец. Он проводил свой очередной эксперимент над их пленником. Больше чем за час Энди успел вдоволь поиздеваться над ним. — На воздух, Отец, — безэмоционально произнесла Рил. Не дождавшись ответа, она покинула лабораторию и поспешила встретить их гостя. Укрытие располагалось прямо рядом с Ботаническим садом Палермского университета. Никому бы и в голову не пришло искать Энди в таком месте. Тайный ход раскрылся за любимым студентами деревом, но не было никого, кто мог бы удивиться распахнутому в земле люку. Вечер окутал своей пеленой строения, и лишь немногие ещё не покинули стен университета. Рил обратила свой взор на небо. Она даже не шелохнулась, когда на неё точно стрелы посыпались змеи. Кольцо Ада полыхнуло сиреневым пламенем, а волосы покрылись ярко-жёлтым атрибутом Солнца. На близкой к молниеносной скорости Рил отбила всех змей. Её волосы напоминали живую субстанцию. — Ку-фу-фу, не перестаю удивляться их оригинальности, — донёсся до её ушей голос. — И что же тут делает столь юная леди? Неужели изволит учиться? Её карие глаза смотрели прямо на Рокудо Мукуро, но в ней не было ни капли страха. Она уничтожит нарушителя и ничто не помешает Отцу. — Ну же, поговори со мной, — не унимался Мукуро. Паря в воздухе, он опёрся на трезубец и подпёр ладонью щёку. — Ты даже не сменила вечернего платья. Может, тогда потанцуем? — Рил умеет танцевать, — сухо обронила она, — но Рил не станет танцевать. Иллюзионист озадаченно приподнял свои идеально ровные брови. — Тебя так зовут? Рил, я имею в виду? — Отцу не нравится каждый раз произносить Replicant-I. — Так это от Re-I сокращение. Копия №1, — усмехнулся Мукуро и ухватился за древко трезубца. Он потерял к ней всякий интерес. В своё время из образцов лаборатории Эстранео самоидентификацию и имя обрели только три образца. Она же не стремилась к настоящему имени. — Тогда у нас не получится диалога, — улыбаясь в своей обычной чуть ехидной манере, иллюзионист активировал Четвёртый мир — Путь демонов. Правый глаз вспыхнул атрибутом Тумана. Он был готов уничтожить это бедное создание, а ведь он пытался дать ей шанс остаться в живых. Рил оттолкнулась от земли ногами, оставляя в почве два ощутимых углубления, и бросилась на противника. Несколько выпадов усиленных пламенем волос Мукуро отбил без всяких проблем. На его лице отобразилась скука. Точным ударом в челюсть он скинул Рил на землю. Девушка с грохотом упала на землю. — И это всё, чему ты успела научиться? — задал он риторический вопрос. — При таком чудовищном пламени это как-то слишком… жалко, что ли. Мукуро не мог знать, что Рил было чуть больше месяца. Её только недавно создали из останков лаборантки Энди. Она ещё ничему толком не успела научиться. Рил поднялась с травы и, пошатываясь на нетвердых ногах, усилила своё пламя. Её волосы горели подобно солнцу, и это было даже завораживающее зрелище. Из воздуха возникли ледяные сосульки и в следующий миг они полетели в Мукуро. Вслед за ними рванула и Рил. Иллюзионист ловко прокрутил в руках трезубец, отбивая все ледяные снаряды, и дальше девушку ждал трагический конец: совершив оборот по кривой дуге, острые зубья вошли в грудную клетку Рил, протыкая ей сердце и лёгкие. — У тебя совершенно нет боевого опыта, — несколько презрительно изрёк Мукуро, подхватывая её тело. Громко хлопая крыльями, он спустился вниз. И рассеял иллюзию крыльев. — Ты… убьёшь… Отца? — еле-еле шевеля губами, спросила Рил. — Да, — коротко ответил ей иллюзионист. — Яс… но… — и с хрипом, захлебываясь струющейся изо рта кровью, Рил умерла. На руках Мукуро безжизненно повисло тело девушки. Вздохнув, он забрал кольцо Ада, сняв его с её пальчика, и потащил прямо в лабораторию. Когда Рокудо шагал по витиеватому коридору лаборатории, то он надеялся встретить Урагана нетронутым. Представшее перед ним зрелище никак не вписывалось в ожидания. Отбросив Рил, пропуская мимо ушей восторженный лепет учёного о своей скромной персоне (похоже, тот узнал Мукуро), он убил Энди без всяких сожалений. Мукуро подскочил к распростёртому на операционном столе Хаято и, стараясь не смотреть на развороченную спину, поместил указательный и безымянный пальцы руки на его шею рядом с трахеей. Пульс был, что уже не могло не радовать. Он вздохнул. Медицина не была его сильной стороной, он разбирался в ней на уровне человеческой анатомии. Иначе бы не смог помочь себе, а потом и Наги, создав ей органы. Он видел снятую кожу и вставленные в позвонки трубки, переходящие в непонятное устройство. Ему хватало ума не трогать всё это безобразие сразу. Мукуро вспотел. Он скинул свой любимый чёрный плащ и закатал рукава белой рубашки. Пришлось заколоть и отросшие волосы, чтобы те не мешали. Ему очень не хватало кого-то вроде Реборна, Сасагавы Рёхея или на худой конец Луссурии — тех, у кого сильное пламя Солнца. Но в Хаято тоже был этот атрибут, пусть и не такой мощный. Он мог надеяться только на Шестой мир — Путь небес. Сняв наконечник трезубца с древка, Мукуро осторожно кольнул зубцом его кожу. — Прости, некогда спрашивать разрешения, — усмехнулся он и завладел телом Хаято; его собственное было оставлено рядом, навалившись на операционный стол. Стоило ему только это сделать, как он почувствовал нестерпимую боль. Распахнув глаза, Мукуро почувствовал, как по щекам текут слёзы. Иллюзионисты всегда были слабы к боли. Пусть Мукуро и использовал боевые навыки, но… Сжав зубы, он начал копаться в памяти Хаято, выискивая способ активировать атрибут Солнца. Увидев много лишнего, что знать другим не положено, Мукуро пробудил нужное пламя. Тело едва-едва засверкало жёлтым светом. Переместившись в своё, Мукуро начал осторожно вынимать из Хаято трубки. Пламя Солнца пусть и было слабым, но, тем не менее, регенерация скудно закопошилась. Мукуро устало облокотился на операционный стол и вытер испарину. Чего-то столь жуткого он давно не испытывал. Он написал короткое сообщение Цунаёши, отправив координаты точного расположения лаборатории с кратким описанием ситуации и проигнорировав поток звонков. Он подождал сначала десять минут, потом прошло двадцать, а затем и тридцать. Но Хаято не приходил в себя. Мукуро даже не стал убирать крепления, боясь поймать вспышку гнева Урагана, но пробуждением и не пахло. И вот тогда-то Мукуро забил тревогу. Он ещё раз активировал Путь небес, подливая в него силы от двух колец Ада. Он погрузился в сознание Хаято. Для прошедшего через Пути воспоминания выглядели не как книга, но как извивающийся спиралью круг, который и было принято считать памятью. Кратковременная, долговременная. Крошечными и большими сегментами — именно так она для него и выглядела. Иллюзионист заглянул в последние воспоминания Хаято и почти сразу понял, когда тот сломался. «Именно поэтому ты не приходишь в себя?» — горько усмехнулся Мукуро. Самые страшные мгновения Хаято были связаны именно с ним, с Рокудо Мукуро. Боль, страдания и безысходность. Никто ему не помог. Но именно в этот момент он почему-то вспомнил его, Мукуро. «Наверное, мне стоило бы порадоваться, — подумал он. — Так приятно, но давай-ка я избавлю тебя от этого ужаса». К сожалению Мукуро не мог стирать воспоминания. Это было за гранью. Потому он поставил ментальный блок на произошедшее в этой лаборатории. Пусть Хаято думает, что всё это время спал. Подумав, Мукуро поставил блоки и на четыре неполных месяца. Как раз то время, когда он начал доставать Хаято. Покинув сознание Урагана, он почувствовал себя опустошённым. — В награду я возьму себе только это, — прошептал Мукуро, бережно обхватывая голову Хаято и приподнимая чуть вверх. Мимолётно коснувшись пахнущих табаком губ, он вернул её в исходное положение. Отстранившись, иллюзионист подхватил с пола брошенный плащ и забрал трезубец. Ожидать Цунаёши и помощь он решил снаружи.***
L’essenziale è invisibile agli occhi. «Il piccolo principe» Antoine de Saint-Exupéry Самое главное — то, чего не увидишь глазами. «Маленький принц» Антуан де Сент-Экзюпери.
Хаято не покидало смутное ощущение, будто он забыл нечто важное, что не стоило забывать. Но как бы он ни ломал голову ничего вспомнить не получалось. Со дня злополучного похищения прошло более двух месяцев. Гокудеру подлатали, он немного полежал в палате известного санатория с неделю и наконец-то выспался. Почему наконец-то? Хаято не знал. Из рассказанного Десятым он уловил общую информацию: оставшийся член Эстранео заинтересовался его пламенем и решил похитить с целью провести опыты, но его поймали и убили, прежде чем он успел сильно ему навредить. Что-то тут не сходилось, но ему тогда было не до всяких нюансов. Сейчас Хаято шёл в кабинет босса, неся в руках папку-планшет с чертежами игорного лайнера. Настроение у него было крайне приподнятое, близкое к отличному. Он словно парил по ковру. Остановившись рядом с кабинетом Цунаёши, он без стука вошел, о чём тут же пожалел. Двое мужчин предавались не совсем тому, что он ожидал увидеть. Фыркнув, Гокудера прикрыл дверь, давая им время привести себя в порядок. Но не без ехидства отметил про себя: Облако-то стонет как сучка, не ему что-то о травоядности нести. «Чего? — поразился он. — А с каких пор я так юморю и спокойно реагирую на подобные ситуации?» Пока в кабинете происходила возня — похоже, они решили просто по-быстрому перепихнуться, Хаято призадумался. Уж как-то слишком много пробелов у него в памяти. Врач заверил, что это из-за произошедшего, это отголоски шока, но, опять-таки, что-то не сходилось. Дверь открылась, и на пороге возник Цунаёши. — Э-э… проходи. Хаято криво улыбнулся, но вошёл. Его не покидало смутное чувство дежа вю, словно нечто подобное уже происходило, хоть декорации и были иными. — Вот те самые чертежи, — Гокудера передал боссу папку. Запах людских тел после секса особенно остро чувствовался в кабинете. Хибари как ни в чём ни бывало расселся на диване закинув ногу на ногу. Серые глаза скользнули по нему снизу вверх и яростно блеснули. Пока босс не видит, Хаято оттянул нижнее веко и показал Кёе язык, чем взбесил его. — Отлично, это именно то, что нам нужно, — кивнул Цунаёши, возвращая «правой руке» папку. — Займись инспекцией. — Хорошо, — бодро улыбнулся Хаято. Савада несколько озадаченно уставился на него. — Всё хорошо? — после секундной заминки, всё же спросил он. — Ну да, — удивился Гокудера. — А должно быть иначе? Цунаёши устало провёл пятернёй по каштановым волосам, взлохмачивая их. Его удручала сложившаяся ситуация и самовольное решение хранителя Тумана. И вроде бы Мукуро впервые о чём-то попросил, даже умолял ничего не рассказывать Хаято, но это как-то казалось неправильным. — Травоядное всё равно ничего не помнит, — холодно обронил Кёя. Цунаёши попытался зашипеть на него, но это не возымело эффекта. — Чего это я не помню? — исподлобья посмотрел на него подрывник. — Я ещё раз тебе повторю: ты жалкое травоядное. И раз не помнишь ничего, то и не достоин помнить, — не унимался Хибари. Цунаёши знаками спросил у него: «Что ты творишь?» — на что не получил никакого отклика. Кёя смотрел на Хаято презрительно. Облако задолжало ему услугу и считало должным помочь. Пусть тогда и сорвался, но подрывник вместе с ним отомстил за оскорбления в адрес босса. Кёя умел быть не только скотиной, но и благодарной скотиной. Настроение Гокудеры упало до отметки ниже нуля. Будь он прошлым собой, то полез бы в драку, но на этот словесный выпад испытал лишь чувство горечи во рту. — Значит, я всё же что-то забыл? — спросил Хаято прямо. — Травоядное, а ты не пожалеешь узнав правду? — с вызовом спросил Кёя. — А ты расскажи, трепло. Пусть не в красках, но они пересказали ему краткий отчет Мукуро: как тот спас его из лап помешанного Эстранео, оказал первую помощь и стёр ему память. От себя эти двое добавили, что он не пускал никого в лабораторию вплоть до их прибытия и разгонял всех зевак, выскочивших на шум из университета. И как потом постарался не попадаться ему на глаза после выписки. Слушая всё это, Хаято массировал виски. У него начала гудеть голова, словно её разрывали на части. Сначала на задворках сознания мелькали образы, но потом они становились всё отчётливей и отчётливей. Паззл сложился, картина стала полной. Задыхаясь, он упал к ногам Цунаёши и Кёи. Ему стоило больших усилий взять волю в кулак и успокоиться. — Вот же долбоёб!.. — процедил сквозь зубы Хаято. — Ещё какой. — Жалкое хохлатое травоядное. С ним незамедлительно согласились. Гокудера поднялся на ноги и одёрнул пиджак. — И где он сейчас? — наконец спросил он. — Скорее всего в гостиной, — сдал подчинённого Цунаёши без зазрения совести. — Он два дня выполнял миссию с Ламбо и порядком вымотался. Думаю, дремлет в одном из кресел. — Спасибо… — буркнув это, Гокудера стремительно покинул кабинет.***
Пока не разлучит нас смерть. Finché morte non ci separi.
Мукуро глубоко погрузился в царство Морфея. Пытаясь отвлечься, он посвятил себя миссиям не жалея себя. Стремился забыться. И лишь тогда труд обратился в сон. Он просто падал в черные пучины и не видел ничего. Когда кулак неумолимо врезался в скулу, иллюзионист резко распахнул глаза. Первое, что он увидел — лицо, нависшее над ним. — Ну здравствуй, дятел, — поприветствовал его Хаято. — Ку-фу-фу, кто же это? — растянул губы в своей лукавой улыбке Мукуро. — Неужели синьор подрывник собственной персоной? — Харе острить, и без того остро! — рявкнул Хаято. Иллюзионист рассматривал пути капитуляции и выискивал убежище, но подрывник вцепился в его плащ и, оскалившись, взирал на него сверху. — И куда это мы намылились? — по-доброму, с душой осведомился Хаято. — Да как-то… от тебя подальше… — пробормотал себе под нос Мукуро. Их мысли сходились в этот момент в одном: они не понимали, как всё превратилось в подобный фарс. Хаято выпустил плащ из пальцев и немного отошёл. Развернувшись на каблуках туфель, он бросил через плечо: — Иди за мной, — и действительно не спеша направился дальше по коридору. Мукуро сначала заколебался, но всё же поднялся с кресла и тенью последовал за ним. Гокудера провёл его вверх по лестнице и остановился рядом со своей комнатой. Открыв дверь, он проследовал в помещение и сел за пианино у окна. Ему стоило огромных трудов раздобыть эту частичку детства, связывающую его с матерью. Это было пианино Лавины, на котором они с ней занимались до момента её скоропостижной кончины. — Закрой дверь и садись где тебе удобно, — велел Хаято. Рокудо замялся. Подняв недовольно бровь, он прикрыл дверь и сел на софу рядом с большим платяным шкафом, встроенным в стену. Хаято открыл крышку пианино и, чуть размяв пальцы, положил их на клавиши. Руки чуть подрагивали, он всё еще не избавился от детских страхов. Но пальцы запорхали по клавишам, и Хаято заиграл ту самую нотную запись, которая сделала его в детстве известным пианистом. Музыка лилась непрерывно. Мукуро не мог отвести глаз от такого умиротворённого лица Хаято, чаще всего в его присутствии искажённого гримасами. Это было что-то за гранью фантастики. Он отыграл её от и до. — Знаешь, я раньше пытался тебя понять, — слова полились как родниковая вода — медленно и неотвратимо, тонкой струёй. — Но чем я сильнее пытался понять, тем более нелогичным всё становилось. Хаято нажал на «до». — И ты бил все рекорды тупости. Знаешь, я ненавидел тебя. Наступила очередь «ре». — Но сейчас я знаю, что это просто сторона одной медали. «Ми» прозвучала несколько торжественно. — Скажи, — Хаято посмотрел прямо в глаза Мукуро, — ты чувствуешь то же самое? Затянулась «фа». — Да, — сдался Мукуро. Гокудера убрал пальцы с клавиш и закрыл крышку. Выйдя из-за пианино, он подошёл к Рокудо и протянул к нему руки. — Ну так вот он я. Бери. Мукуро потянул его на себя и Хаято чуть неловко приземлился к нему на колени. Губы слились сначала в недоверчивом в поцелуе, пробуя, смакуя, и превращаясь в яростную борьбу двух языков. Дыша прерывисто сквозь ненасытные поцелуи, Хаято обнаружил одну руку Мукуро у себя на талии, а вторую за поглаживанием живота. Чувствуя себя счастливым, он нежно ткнулся ему в шею носом. — У меня нет резинок и смазки, — опалив дыханием кожу, прошептал Гокудера. — Оя, какой ты неподготовленный… — Но я ухаживаю за руками… пианино — это всё ещё важное… В общем… — Хаято смущённо запнулся. — Крем для рук на тумбочке… Там же и кровать… На ощупь, сшибая всё на своём пути, целуясь и сдирая с себя одежду, они упали на кровать. Хаято нащупал на тумбочке банку крема и положил её рядом. Покрывая его шею поцелуями, чередуя те с покусываниями, превращающимися в красные метки на белой коже, Мукуро расстегнул на оранжевой рубашке последнюю пуговичку и приспустил её, оголяя чуть порозовевшие плечи. — Надо было давно это сделать, — наклонив голову чуть в бок, из-за чего светлые пряди упали на лицо, хитро проговорил Хаято. Губы вновь слились в поцелуе. Руки заскреблись об пояса. Зашуршала ткань. Голых частей кожи становилось всё больше. — На живот ложись. Покусывая губы, Гокудера сел на колени, пригибаясь животом к подушкам. Рука Рокудо обхватила его член, и тот тихо вскрикнул, подаваясь вперёд. Поцеловав его в плечо, Мукуро надавил ладонью на спину, вынуждая Хаято буквально вжаться в подушки. Банка крема для рук была открыта. Белёсая субстанция податливо растеклась между пальцев. Огладив выбоинку между двух полушарий, Мукуро протолкнул вперёд указательный палец. Хаято сжал подушку, сминая наволочку в кулаках. Чуть царапнув кожу ногтем, был добавлен и средний палец. С чавкающим, развратным звуком, он использовал и третий палец. Хаято изнутри дразнили, растягивая в разные стороны. Ненароком коснувшись нужной точки, Мукуро усмехнулся, когда под ним тихо всхлипнули. — Я собираюсь вставить его, — прошептал ему иллюзионист на ухо. Хаято сглотнул. Пальцы исчезли. Банка крема была безбожно испорчена, когда рука захватила часть состава и с чвоканьем распределила вдоль члена. Хаято замер с поднятой кверху задницей. Наконец Мукуро приставил член к сдобренному кремом входу и толкнулся в манящее его нутро. Выгибаясь в спине, постанывая от болезненно-приятных ощущений, Хаято закатил глаза к потолку. Чёлка упала на лицо, прямо на покрытый потом лоб. Мукуро вновь ладонью прижал желанное тело к матрасу и качнул бёдрами вперёд-назад. На спине пусть и почти незаметные, но всё еще остались мелкие шрамики. Весь рельеф хребта был усеян ими. Это служило своего рода напоминанием. Тем чуждым, что родилось у них в лаборатории учёного. Пальцы скользили по члену Хаято в такт движениям. Иногда, дразня себя и партнера, Мукуро входил как можно глубже, после чего вынимал член наполовину. На глазах Хаято выступили слёзы удовольствия, всё заволокло пеленой солёной влаги. Хаято кончил на свезённую в порыве простынь с хриповатым всхлипом. Мукуро, дыхание которого давно сорвалось и он уже еле сдерживался, закончил всё в пять глубоких толчков, после чего излился в пылающее нутро, сжимающее его с убийственной силой. Какое-то время они тяжело дышали. Чуть придя в себя, Хаято поменял позу; член выскользнул из него, и по бёдрам потекла сгустками сперма. Тонкие пальцы, так идеально подходящие для пианино и для убийств, сомкнулись в «замок» на затылке Мукуро. — Знаешь, — он припал губами к его скуле, — хоть я и не смогу подарить тебе свою жизнь, ведь она принадлежит боссу, я могу отдать тебе это тело и вручить моё сердце. Что думаешь? — Меня вполне устроит и такой вариант, — согласился на условия Мукуро.