Правда

      По телу начали разливаться странные чувства. Неприязнь вперемешку с… Теплом? Да, возможно, скорее всего, это было именно тепло. Нет, это не любовь, не страсть. Видеть человека, с которым ты когда-то давно дружил, теперь из-за обстоятельств — враги, больше никто. Не осталось той мальчишеской влюблённости, не осталось ничего, кроме жажды убить друг друга по контракту.       — За тебя много платят, Риддик, — в комнату входит мужчина, видимо, боец. Без экипировки. Хм… Смело, даже очень. В камере с фурианцем лучше не появляться без оружия, но даже это не поможет. Побить его не получится, только если тот не будет находиться в кандалах и от шеи до пят весь в цепях. — Я знаю твою цену, но не хочу, чтобы мои ребята тебя тут увидели. Ты слишком желанная для них добыча. Поэтому…       Мужчина ведёт рукой по щеке фурианца, чуть смазывая кровь, и смотрит, не отрывая взгляд, на поникшую голову Риддика. Он попался, в который раз, но всё равно сбежит. По-любому. Для него тюрьма, клетка — обычное дело. Это не сломает его железный дух, уж слишком он силён для обычного человека.       — Ричард Б. Риддик, — мужчина говорит одними губами без единой эмоции на лице. Пытался выдержать спокойствие, равнодушие, но чувства, в которых он рано или поздно потонет, возьмут своё. Отразятся ли они очередным шрамом на теле фурианца или просто щелчком тяжёлой железной двери, означающим, что Риддик здесь на долго. Но… Как бы не так.       — Сэм, — Риддик говорит чётко, без единых помех в голосе, уверенно. Даже с таким количеством ран на своём не то, что лицо, по всему телу. Таким, каким голос запомнился мужчине. Таким необыкновенным, в нём никогда не услышишь ни разочарования, ни сожаления. Лишь сарказм, какие-нибудь насмешки и грубость. По лицу фурианца течёт несколько капель крови, которые перемешиваются с блестящими капельками пота и стекают куда-то за ворот, броню.       — Твоё дело. Ты понимаешь, если я сейчас скажу своим, что ты тут, у меня, тебе будет лишь хуже. Но ты перебьёшь всех, каждого, кто находится на этом корабле. Такова твоя суть, и я не собираюсь жертвовать своими ребятами, слышишь? Ты так легко попался. Или же просто решил поиграться? — солдат сглатывает шумно, звук разбивается о стенки шаттла и тонет в тишине. Слишком громко он это сделал. Неподобающе солдату.       — Ты боишься меня? — подняв брови с удивлённой наигранностью, Риддик распрямляет руки и кладёт ладони на железный стол настолько широко, насколько позволяли наручники на его запястьях.       — Тебя боятся многие, я — не исключение. Только сейчас… Я не чувствую ни страха, ни разочарования. Ты сам выбрал этот путь, Риддик, ты стал профессиональным убийцей. Вором, отнимающим чужие жизни. Для тебя это так легко, — проведя рукой по лицу наёмника, Сэм опускается на стол напротив Риддика, открыв папку с досье. Много документов, плакаты о розыске с различных планет. Совсем тихо, почти не слышно, мужчина смотрит на ладони фурианца. — Вот, до чего ты докатился.       В мыслях пролетали яркие, порой и смутно помнящееся, моменты их совместного обучения, жизни, но сейчас… Риддик — уже совершенно другая, более новая, таинственная история, которую сложно разгадать. В его судьбе переплетаются различные хитрости, коварство, многочисленные боевые навыки. Без чувств. Как у зверя, способного только на убийства.       — Так зачем же ты держишь меня здесь? — снова этот спокойный голос. Он давит на уши, словно разрывая мозг. Сэму до сих пор неизвестно как фурианец способен сохранять столь воодушевляющее спокойствие. Он не расколется, даже под хорошим физическим воздействием.       — Риддик, что б тебя, — огрызнувшись, Сэм роняет голову на руки, сложенные на столе, и что-то про себя бормочет. Так странно, эти чувства давно уже умерли в сердце солдата, нет, это не любовь, мужчина точно знает. Она не может быть. Только не противная любовь. Только не она.       Фурианец поднимает голову и смотрит на макушку солдата свысока, опустив зрачки. Жалкое подобие человека. Так вот сразу, лишь пара слов, и он падает головой на стол. Очень жалок. Риддик дёргает руками, заставляя солдата поднять взгляд на себя, и улыбается. Хищно, мерзко, злобно, как может только этот наёмник, чуть сузив глаза.       — Зачем ты так поступил. Со мной, другими людьми, народом. Ты обрёк их всех на смерть. Ты, чёрт побери, теперь самый опасный преступник. Вынужден скрываться, избегать солдат некромонгеров, высовывать нос только по ночам. Но сейчас… Ты совершил грубую ошибку, попавшись мне на глаза, — Сэм вынимает из ботинка спрятанный кинжал и ловко — одним ударом — разрезает им железные цепи наручников. — Сколько я тебя здесь держал? Прошло много времени. Я никак не мог с тобой нормально поговорить без этих чёртовых цепей. Как раньше, как в последний раз, когда мы виделись. Ты же это помнишь, так ведь, Риддик? Я хотел это сделать ещё с самого начала, отпустить тебя, но было слишком рано.       Фурианец внимательно следит за каждым действием своего давнего друга. Когда лезвие разрезало цепи, наконец-то свобода. Наёмник разводит руками в стороны, покрутив кистями, разминая уже затёкшие запястья, и не слышно кряхтит от колкой боли в руках. Полная свобода действий. Выбор: убить солдата и угнать шаттл или дождаться конца этой небольшой, но, как показалось, весьма приятной — в отличие от других, на которых фурианец попадал в плен — встрече.       — Поговорить? — сжав ладони в замок, Риддик облокачивается о стол и смотрит на солдата, слышит его шумное дыхание. Кажется, наёмник уловил чей-то страх, страх не перед смертью, нет. То, что эта встреча, казалось бы единственная из спокойных при присутствии фурианца, сорвётся — для Сэма важнее. Он боится сорваться, сделать что-нибудь не так или же просто самому первым покинуть эту тёмную, освещаемую лишь одной неяркой лампочкой над заколоченным окном, комнату.       — Ты мог поступить иначе. Выбрать другой путь. Не тот, по которому идёшь сейчас, другой. Более мирный. Ты получил корону, власть, которую потом отдал. А теперь ты вне закона. Наёмник и беглый преступник в одном флаконе, — голос Сэма дрожит, не сильно, но ему тошно говорить о настоящем фурианца, о том, как он живёт сейчас. Плохо, как показалось бы на первый взгляд. Ненормально. Сумасшествие, не более.       — Да. Мог бы. Но не выбрал, — откинувшись назад, Риддик смотрит на солдата, чуть наклонив голову. Внимательно, блестит серо-голубыми глазами и улыбается. Обнажает зубы. Хитрая ухмылка расползается на его лице, заставляя чуть зажмурить глаза. От этого выражения пробирает дрожь, но только не сейчас… Только не Сэма. Он пытается сдержаться, чтобы не достать из кармана пару целых наручников и снова не заковать фурианца. Зря он освободил его, позволил себе слишком много, заставил себя поддаться собственным чувствам. Как же это было глупо. Глупо. И наивно.       — Это всё плохо кончится, — неслышно бормочет Сэм, сжав кулаки до побеления костяшек. Лучше бы он тогда не увидел Риддика, не накинул на того цепь и не обездвижел. Лучше бы сразу отпустил, сказав другим, что это было обычная дикая тварь, но он этого не сделал. — Риддик. Я мог тогда просто снять с тебя цепь.       Встав со стула, Сэм выдыхает, проведя ладонью по столу, смотрит на фурианца и, обойдя его со спины, кладёт руки ему на плечи, чуть сжимая броню, задевая шершавыми подушечками пальцев влажные от пота участки кожи, не закрытые тканью.       — Я боюсь. Боюсь за своих ребят, за тебя и твою шкуру, — склонившись над ухом наёмника, солдат шепчет, специально обдав мочку горячим дыханием. Под ладонями фурианец дёрнул плечами, пытаясь встать, но Сэм не позволил. Руки сжимаются сильнее, заставляя Риддика громко выдохнуть и откинуться на спинку стула. — Ты же… Никогда не боишься. Никого.       Подняв взгляд на солдата, фурианец дёргает бровями. По его лицу стекает капля крови, и Сэм стирает её пальцем, затем обтирает о свою одежду и, чуть отодвинув стул, садится Риддику на колени, как на коня, обхватив шею с другой стороны. Глаза наёмника снова блестят, когда он кладёт руки на поясницу мужчине и сжимает довольно тонкую ткань.       — За меня? — Риддик выдыхает шумно, поднимаясь руками по бокам мужчины. Приближает к себе сильнее. Так, чтобы между ними было лишь пару лишних, совсем ненужных сантиметров.       — Риддик. Ты всегда знал то, что я обычно пытаюсь скрыть, не показывать другим, не открывать и хранить в себе. Лишь бы никто не узнал, — Сэм чувствует на себе сильные руки фурианца, как он, позволяя себе лишнее, водит по телу, изучает. Может, на предмет оружия, найти лишний кинжал и, перерезав глотку этому солдату, свалить. Но он этого не делает. Смотрит в лукавые глаза мужчины и улыбается, ожидая продолжение.       — Интересно, — наёмник опускает взгляд, но всё также не прикасаясь к желаемой кожи. Этот солдат и правда слишком глуп, раз решился зайти в комнату с опасным, почти везде разыскиваемым, преступником. Ну, что ж. Раз решился, значит, хватает духу. Или же он — просто дурак.       — Так хочется всё узнать? От тебя никогда ничего не скроется. Даже самое сокровенное. Ты всегда доберёшься до своего, правда, — сжав ткань под бронёй, Сэм поднимается с колен наёмника и встаёт, отходя куда-то в угол. Сразу же раздаётся шуршание. Солдат, нарыв себе нужное, бросает на стол какие-то бумаги и снова садится на стул напротив фурианца. Ловит на себе его взгляд. Блестящие огоньки, некогда горевшие в глазах Риддика, потухли. Как жаль. Отряхнув от невидимой пыли колени, наёмник кладёт ногу на ногу и, передёрнув плечами, смотрит на Сэма.       Громко сглотнув, фурианец приподнимается со стула и проходит к коридору, откуда совсем, кажется, недавно, зашёл солдат. Как же всё это получается? Обычный друг детства приходит и, посидев немного на коленях, отдаёт какие-то бумажки. Это может быть ловушкой. Риддик знает, что его можно поймать. На чувствах, которые он упорно скрывает под маской безразличия, на воспоминаниях, которые так хочется забыть. Сэм же всё напоминает. Старые отрывки памяти, сознания, так хочется про это не вспоминать. Забыться и перестать думать, хоть на минуту. Чтобы в голове не было ни единой мысли, ничего. Кроме тишины и звука биения сердца.       — Ты же хочешь про меня узнать больше? — Сэм проводит указательным пальцем по пыльной папке, откидывая её в сторону фурианца. Тот останавливает её рукой, открывает, но потом откладывает.       Поднявшись со стула, Риддик обходит солдата со спины, как тот сделал совсем недавно, и, словив на себе его взгляд, встаёт позади. Как он раньше сказал? «Ничего не скроется». Верно, никто и ничто. Подойдя совсем вплотную к мужчине, фурианец проводит ладонью по груди, обхватывает за пояс и, натянув на себя, ловко поднимает Сэма за бёдра на стол.       — Я доберусь до своего, сам говорил, — улыбнувшись, Риддик склоняется над мужчиной и целует в шею рядом с ключицами. Забирается пальцами под ткань кофты, растягивая момент. Такой желанный, хочется попробовать многое, почувствовать, каков этот солдат внутри. По телу пробегается стайка мурашек, и фурианец чувствует это, Сэм податливо выгибается, когда он проводит пальцами по прохладной коже. Так сразу поддаётся?       — Риддик, ты знаешь меня давно, с самого детства. Но мы изменились, и вот до чего всё это довело, — выдохнув в губы наёмнику, Сэм осторожно целует его. Пытаясь сдержаться, не сделать ничего лишнего, и ощущает, как Риддик, отвечая, подаётся вперёд.       Колкая щетина приятно щекочет кожу, покалывает. Фурианец смотрит на закрытые глаза солдата и, чуть дёрнув уголками губ, валит его под себя одним движением. Тянется вниз и, стянув штаны, проводит ладонью по промежности Сэма, и слышит, как тот шипит, царапнув поломанными ногтями по столу. Животные чувства рвались наружу, но Риддик пытается сдержаться, выдыхает, и поднимает взгляд на солдата. Тот громко дышит, ожидая последующих действий от любовника. Возможно, уже теперь любовник, партнёр.       — Риддик, — Сэм шепчет тихо, послушно выгибаясь в пояснице, но наёмник слышит своё имя. Как долго он ждал этого момента? Чувствовать на себе изучающие руки этого солдата, слышать его стоны при каждом грубом толчке.       Склонившись, фурианец смачно, быстро, грубо целует. Так, как может только он. Отвлекая, спускает с себя штаны и осторожно входит в солдата. Тело Сэма замирает на мгновение, в глазах застывает страх. Солдат, и боится? Хотя… Для него это не странно. Риддик вспоминает, как раньше дружил с этим человеком, но потом. Всё изменилось с плакатом «Розыск». Его посвятили в войска, а фурианец стал скрываться.       — У каждого своя правда, — Риддик говорит негромко, властно, как будто загнал свою жертву в ловушку и теперь может ею пользоваться. Но… Возможно, он в чём-то прав. Для каждого из них этот вечер будет своей правдой. Они будут скрывать его, пытаться забыть, но это вскоре снова повториться.