Наркоман

Фелиция осторожно перевела взгляд с этих потрясающих глаз на растегнутый ворот рубашки. Его руки тряслись. Взгляд безумный. А он такой красивый, Боже! Что хочется дышать. И она дышала, потому что за эти долгие месяцы впервые оказалась к нему так близко, так ярко. Словно сама была наркоманкой, а не Махоун. Словно сама получила свой веротрил, а не он. И ей хотелось жить и сказать ему, сказать ему обо всем, чтобы просто быть самой счастливой с ним навсегда. Но, а затем Сона. Тюрьма, отнявшая у него жизнь, отнявшая у него все. Отнявшая его у нее. Сделавшая за них выбор. И Пэм, Пэм, Пэм… Когда Алекс вышел, то говорил только о ней. И так больно, так больно. Хотелось кричать во все горло, утонуть, уйти на край света и никогда больше не вернуться. А сейчас… Она снова с ним. Снова видит его глаза. Такие красивые глаза… Снова видит, как он дышит. Что он живой. Что он еще Алекс. У него ломка. Она видит. Это точно она. Что творится там у него в голове? Какие страхи таятся в его сердце? Никогда Фелиция не узнает, никогда не поймет. Никогда. Но это чувство. Знакомое с самого первого дня службы, знакомое с того момента как увидела его. И тогда Алекс еще был с Памеллой. Еще был счастлив. Но он еще будет счастлив, но уже не с Пэм. Нет. Будто в старых кинофильмах, она стояла, широко раскинув руки, смотря невидящим взглядом в пустоту. В эти глаза, в которых почти не было смысла. В глаза наркомана. Фелиция никогда не была так близко. Так близко к его состоянию. Всегда была младшей. Всегда была ниже. Всегда была лишь подчиненной. Всего лишь еще одной из многих людей под началом Махоуна. Но сейчас… она чувствовала связь. Связь с ним, между ними. Тонкую, словно леску, готовую порваться в любой момент. Секунды губящего напряжения, его губы, искусанные до крови, его рубашка, шея… Дрожащие, трясущиеся в агонии руки. Кошмары, кошмары. В его голове одни убийства. Все неспокойно. И они приходят. Раз за разом трупы. Трупы убитых им людей. Мертвецы, тела. И все они кричат. А с веротрилом так спокойно. Будто под водой. Под толщей воды. Глубокой темной и манящей. Словно пропасть, трещина. Это будоражит, выпускает сущность, развевает на ветру все домыслы. А Фелиции абсолютно плевать. Она может простить, она может смириться. Потому что он так необходим ей, чтобы дышать и жить, чтобы не забывать. Ни о ком из прошедших, ни одну из своих многочисленных граней. Махоун — это быстрый наркотик, вызывающий привыкание. Махоун — брешь в ее самообладании, пропасть в ее жизни, в которую она упала. В которую она была рада упасть. Необходимо, хоть и недозволено. А ей кажется, что если не сделать этого сейчас, то она определено сойдет с ума. И Фелиция решается. Решает. За себя, за него. Лэнг обхватывает его лицо руками. Александр замирает и с долей непонимания смотрит на агента. Всего лишь на его бывшего агента. Фелиция тянется к нему, словно без этого не сможет выжить, будто это необходимый ей воздух. Женщина легко касается его губ своими. Мягкие, такие мягкие. И слишком горячие. Слишком родные, свои. Недосягаемые, но сейчас такие близкие. Нужные. Живые. Его губы. И в этот момент убийства пропадают из головы. Их будто одним щелчком отключает неведомая сила. А руки перестают дрожать. Безусловно она намного лучше веротрила, намного лучше пропасти, намного лучше воды. Махоун обхватывает ее руками, словно желая забрать, забрать себе навсегда. В подсознании нет ни одной здравой мысли, но трупов и криков нет. Нет ничего. И он думает, что эта тишина от нее намного лучше любых наркотиков, намного лучше того безумства, что происходило с ним. Она — спокойствие. Она — тишина. Она — спасение. Она — всё. Когда строгий костюм агента, его бывшего агента, нет, Фелиции, просто Фелиции, оказывается отброшен в сторону. Когда она сдирает с него рубашку и медленно скользит губами по его груди, когда Фелиция, его Фелиция, отдает себя. Отдает себя всю в его власть, он сдается и медленно, растягивая момент, входит в нее. Когда она так близко, когда она плавится под ним, словно ждала его миллиарды лет, словно жаждала прикосновений неимоверно долго, Махоун забывает. Забывает все. Сону, убийства и ломку. А в голове остается тишина. Только тишина. Фелиция понимает, что теперь поздно. Давно поздно. Она зависима. И в этой игре победит только веротрил.