Воскресенье, или Покажи мне то, чего не мог я видеть ранее

      По заснеженным дорогам, на расстоянии чуть больше вытянутой руки, бежали два человека, что время от времени резко вдыхали и выдыхали зимний воздух.       — Аля, я больше не могу, — остановившись, проговорил юноша, восстанавливая сбитое дыхание. Беспрерывное быстрое движение отняло все его силы; он устал и хотел сейчас одного — сесть и больше не вставать.       — Потерпи, мы скоро будем, — ободряюще произнесла его спутница, решившая последовать его примеру и тоже передохнуть.       — Ты это говорила несколько минут назад!       — Значит немного ошиблась с расчётами. Сам же знаешь — с математикой у меня проблемы.       — Ага, как и с манерами: в единственный выходной будить человека! А он, может, спать хочет, дабы восполнить силы и энергию на следующий недельный заход!       — Да ну тебя, Борька! То, что ты увидишь — круче всякого сна. Так бы ты только пролежал, а тут, тут! Экое неповторимое чудо!       — Хм…       — Вот увидишь, увидишь — и мне ещё «спасибо» скажешь.       — Мечтай!       И проговорив недолгий промежуток времени в свойственной им дружеской манере, они продолжили свой путь, взбираясь аккуратно вверх по ледяной лестнице, и, с той же осторожностью, спускаясь вниз. Они пробежали, также как и недавно, заснеженные поля и вышли к приземистой церкви, что издали казалась пригодной для службы, а вблизи — старой и заброшенной, и остановились.       — На месте! — провозгласила девушка, радостно хлопнув в ладоши.       — Ты, наверное, шутишь, но… именно сюда мы должны были прийти?.. — парень, скептически прищурясь, посмотрел на здание, а потом, махнув рукой, развернулся и бросил: — Я домой.       Аля, не желая расставаться с другом, обогнув его, преградила путь.       — Подожди, ведь я же нас сюда привела не просто так!       — Конечно, ведь кое-кто просто помешен на… эм, а, да, христианстве! Там Бог, ангелы, демоны…       — Может, и так, но…       Зазвучавшая музыка спасла ситуацию, и девчушка, улыбнувшись, взяв друга за руку, повела за собой.       — Начинается!       — О нет…       — Нам лучше не шуметь!       — А то что?       Аля не ответила; подойдя к забору, вытащила пробку и, нагнувшись, посмотрела в открывшуюся дыру. Оттуда звучала жизнерадостная музыка, никак не походившая на церковную, напротив, она исполнялась на скрипке, гитаре, и в ней были хорошо слышны нотки пианино, но она настолько слабой казалась, что резала уши, будто её исполняли самые настоящие дилетанты.       — Что там?       — Праздник.       — Вау! Праздник.       — А ещё там люди.       — Надо же…!       — И чёрти.       — И сами чёрти! — закатывая глаза, говорил он вслед, но когда пришло осознание от произнесённого им слова — чёрт! — удивился, думая, а не послышалось ли али не сказал он это случайно, но Аля, рассмеявшись, поспешила уверить в этом его, предлагая самому взглянуть через дырку. Что он сделал, сев на снег и, присвистнув, стал любоваться творящимся там беспределом, в который очень сложно было поверить не сумасшедшему и хоть слегка вменяемому человеку.       А было вот что. Во главе длинных, заставленной всевозможной едой, столов сидели два человека одетые совсем не по погоде: очаровательная женщина в чёрном платье с отличным декольте, не скрывающим её пышные формы, в вечерних перчатках того же цвета, на одной из которой болтался серебряный браслет, и мужчина, в белой рубашке и тёмных штанах; прилегающий пиджак, в прошлом одетый на нем, видно, был снят и куда-то брошен. Оба этих человека были настолько хороши собой, что Борька аж покрылся румянцем, загипнотизированно любуясь ими больше дозволенного, но впоследствии продолжил свои наблюдения и краем глаза поймал других гостей — бесов, некоторые из которых сидели на месте, покорно выжидая чего-то, другие же бешено подпрыгивали, третьи, придерживали и периодически подбрасывали в руках черепа, а четвёртые представляли из себя «дирижеров» группы, чью музыку слышали Аля с Борькой. Может быть, для них эти звуки были и пригодны, но для ушей Борьки они являлись тем ещё мучением.       — Р-разве это возможно? — не веря в то, что увидел, проговорил парень, заикаясь. Его сердце быстро-быстро стучало, он испытывал страх и желание немедленно удрать, но ноги будто примёрзли к земле.       — Как видишь — да. Поначалу и сама не поверила, но знаешь… многое в этом мире — обман. Разве может быть так, чтобы нечистая сила могла посягнуть на храм? Определённо — нет! Тогда как такое возможно? А вот так: на самом деле это — не церковь, а дом. Приглядись по лучше и увидишь, как пелена спадёт с глаз.       Так и оказалось, перед ним, исказившись, предстал жилой двухэтажный дом, в хорошем состоянии, но с мрачной отделкой и открытыми окнами нараспашку.       — Н-но как…?       — Я ломала голову над этим вопросом, честно. А потом пришла к выводу, что существует грань между миром людей и их миром. В нашем — они видят нас, но не могут как-то сильно взаимодействовать с нами. Возможно, что самые злые и пытаются навредить, но человек — сильное существо, даёт отпор. Следовательно, в их обители — мы для них недосягаемы. Как одно исключает из себя другое, но без чего фактически на первичном этапе не может существовать никто и ничто.       — Ничего не понял, но… получается, они нас не видят?       — Именно! Я сначала не верила, но смотри, — Аля сильно пнула забор, он пошатнулся, но чёрти никак на это не отреагировали, хотя некоторые из них взглянули, но решили походу списать это на обычное явление. Мол, раз у нас даже деревья пляшут, то почему бы и забору не вступить в игру?       — Офигеть!       — И это — ещё что! Мы можем пойти к ним, и нам ничего за это не будет.       — А это… не опасно?       — Нуу, Борька, ты не веришь мне?       — Я просто не до конца ещё могу это… осознать. И мне, правда, не по себе.       — Успокойся. Нас они не видят, как и мы их.       — Да… но... Давай лучше об этом расскажем родителям. Я право, и не знаю.       — А вот взрослым не получится. Пыталась несколько раз, но когда они приходили — здесь стояла заброшенная церковь. Они лишь пожимали плечами и шли дальше.       — И много раз ты это проделывала?       — Ага, ты двадцать третий.       — И как?       — Из всех, ты первый, кто смог увидеть тоже, что и я.       — Хм…       — Но и этому есть объяснение.       — Да-а, и какое же? — с ехидством, вставая, проговорил Борька, не до конца ещё избавившийся от сомнений. А кто смог бы подобное принять сразу же? Нужно время для признания таких невероятных вещей.       — Мы дети, верящие в волшебство. Наша фантазия идёт быстрее мыслей, а взрослые заняты тем, чтобы найти средства для существование, потому они и перестали мечтать о чём-то таком невероятном, осознав, что жизнь — это не баловство и ребячество, а каждодневная борьба. Для них и не может существовать другого мира.       — Это как-то… печально.       — Знаю. Мне было так обидно, когда папа не поверил мне, а приведя домой, отругал и поставил в угол. Но разве я виновата, что они [люди] разучились радоваться жизни? Виновата, что боятся рисковать? Или просто-напросто больше не верят ни во что… — очень грустен был голос Али, да и сама она чуть не плакала, вперив глаза в снег.       — Мне очень жаль, что так получилось…       — Ты ведь не виноват, просто…       — Но неужели, когда я стану чуточку старше, то очерствею?!       — С годами мы, может, и становимся умнее, но в тоже время мы теряем настоящих себя, погружаясь в насущные проблемы, переставая радоваться жизни, проживая день за днём в сокрытой безысходности, где-то в глубине души.       — Тогда я… я не хочу становится взрослым!       — И я. Но против этого ничего не попишешь, — водя ботинком по снегу, проговорила она, тяжело при этом вздохнув.       Оба были подавлены. Борька даже возжелал не возвращаться домой, а Аля, долго молча, вслушивалась в непонятные громкие вскрики сверхъестественных существ, потом подвела черту и, не желая более оставаться в столь депрессивном настрое, шлепнув себя варежками по лицу, заговорила, и голос её звучал так громко и бордо, что мальчик аж сам воспрянул.       — Но знаешь, сейчас, именно в эту минуту, мы можем не думать о том, что нас будет ждать дальше, а наслаждаться. Пока у меня есть время, хочу жить и брать от жизни всё, даже если она преподносит мне такие неожиданные сюрпризы, — и, развернувшись, бесстрашная белокурая девчонка перелезла невысокий забор. — Если хочешь — иди домой, и забудь про всё это.       — Собираешься меня так и бросить, — последовал за ней тут же её друг, немного стушевавшись, когда увидел перед собой тех самых бесов, которые никакого внимания на них вообще не обратив, продолжили безумствовать и творить Бог знает что. — Они ведь не люди? — Борька указал пальцем на тех человекоподобных существ.       — Не-а. Вампиры, оборотни — кто их знает? Давай просто будем… веселиться!       — А… давай!       Всё шумело. Два чёрта с козьими рогами и кожей угольного цвета, начали кидаться друг в друга костями. Женщина, уставшая от постоянного сидения, обратившись к своему молодому человеку, пригласила его тем самым на танец, жестом бросив «дирижерам» приказать сыграть что-нибудь медленное. Аля и Борька же с восхищением наблюдали за тем, как, к примеру, русалка, водя своим удивительной красоты хвостом по воде в неглубоком водоёме, расчёсывала длинные салатового цвета волосы, а рядом с ней, на земле, стоял минотавр, держащий в руках огромных размеров молот, будто бы охранял её от недоброжелательных личностей.       (Кстати говоря, если за забором была холодная зима, то тут — лето, им пришлось расстаться с куртками и тёплыми вещами на время.)       Как вдруг всё стихло — и это не понравилось прежде всего двум неприглашённым гостям, которые в мыслях обрисовали наихудшее, что с ними могло бы в это мгновение произойти — быть обнаруженными.       — Моё почтение, госпожа Лиодэваль и месье Гортаньерстэ, — из ниоткуда, прозвучал басом голос. — Я не могу не нарадоваться тому, как проходит праздник!       — И вам моё почтение, лорд Казыбель, — сделав реверанс, проговорила женщина. — Видеть вас на нашем небольшом торжестве — прекрасное явление.       — О, долгих лет! Могу ли я, от всего своего переставшего биться сердца, выразить полное восхищение и остаться с вами?       — До полный луны, — дал ответ Гортаньерстэ, подходя к матерелизовавшемуся с болезненно бледной коже мужчине в старшем возрасте, заключая его в объятиях.       — Нынче, вы щедры. — Молодой человек Лиодэваль отпустил гостя, отступив на пару шагов назад.       — Не иначе, как возможность видеть вас, в круге тех, кому самое место быть на нашем празднике.       — Я слышал, это — годовщина?       — Полно ж слухов, в которых есть правда. Но всё так!       Топнув раздражённо ногой, вампир предупреждающе обнажил свои клыки.       — Так по какой причине мне не пришло приглашение? Да же эти, — с обидой изрёк Казыбель, указав сморщенным пальцем, на котором был одет перстень с лазуревым камнем, на притаившихся чёртов, — тут веселятся!       — О, полно вам! — вмешалась в разговор Лиодэваль, привлекая тем самым внимание всех собравшихся. — Каждый пришедший сюда — наш почётный гость, но порой от большого скопления на месте не остаётся ровным счётом ничего, как и ненужные драки или же поголовное применение магии, заставляет веселью прийти конец. Мы посчитали нужным устроить тайком празднование, а кто проявил интерес к нашей персоне, те пришли, довольствуясь немалыми возможностями.       — Всё так, мой друг. И раз истинная причина стала известной, то не хотите ли отведать пунша?       После неловкой минуты, веселье возобновилось, как и масса сложных для человеческого понимания вещей, в виде оживания неживых предметов или появлявшихся на горизонте идущих домов, приносивших в себе домовых, которые держали в волосатых руках одушевлённые веники, или тех же немалых, подстать размеру взрослого слона, мышей, передвигающихся на двух лапах и прекрасно разговаривающих; всё это оставило положительные эмоции двум детям, которые, увы, не дождавшись других антинаучных явлений, покинули данный праздник, возвращаясь не спеша обратно домой, где жизнь, в сравнении с увиденным, казалась скудной и однообразной.       — Спасибо, — дал волю засевшим словам Борька, не переставая улыбаться. Это был один из самых лучших дней. Даже пятерка за контрольную работу по математике — ни чета.       — А я говорила, что понравится!       — Да, но ты ведь не знала, что я смогу увидеть всё это.       — Твоя правда.       — Как думаешь, — немного помолчав, глубоко вздохнув и остановившись в пару шагах от своего подъезда, начал выдавать терзаемую мысль мальчик: — Когда мы уже не сможем попасть туда?       — Когда… перестанем строить «воздушные замки».       — Аля, я хочу ещё раз там побывать, ведь, я думаю, этот мир огромен! Та-ам столько, — изобразив руками большой шар, — всего неизведанного! Давай завтра…       — Завтра у нас школа.       — После школы!       — Надо делать уроки…       — Но, а после них…!       — Уже будет поздно, родители не разрешат.       — А… ну да… верно. То есть только в воскресенье?       — Получается, что так.       — Нечестно! Когда же мне жить, если я должен делать то, чего не хочу?       Аля грустно усмехнулась.       — Живи сейчас, но не прекращай мечтать. — Это были последние слова, которые девочка произнесла перед уходом.       Борька, проводив её взглядом до поворота, вернулся и сам домой, с непоколебимой верой и непреодолимым желанием ещё раз заглянуть в гости к тем, кто до сегодняшнего дня казались выдумкой и неправдоподобной лабудой.       — Побыстрее бы наступило воскресенье, — переодеваясь в домашнюю одежду и ложась в кровать, при этом выключая свет, пробубнил он себе под нос и, от навалившейся усталости, моментально провалился в сон.