Ничего

— А где этот старый козёл? Знаешь, что твой отец прятал в кладовке? — Ёшино обняла сына, стоящего на пороге дома. — Как же я рада, что ты цел, сынок, — она поцеловала его в щёку и прижала к себе. Он только что вернулся с войны, её мальчик. Ёшино не могла спать, не могла есть, не могла думать ни о чём, кроме того, какой опасности себя подвергают её муж и сын. И грезила о том, как они снова будут вместе. Тишина в доме изменится. Когда Ёшино осталась одна, тишина стала пугающей. До этого она была раздражающей, потому что женщина знала, что где-то в доме сидят и «думают» в попытках подремать два бездельника. Шикамару положил руку на плечо матери и покачал головой. У Ёшино ёкнуло сердце, хотя он ещё ничего не сказал. Она не хотела ничего слышать. Вдруг лицо её сына резко сморщилось, и он зажмурился, поджав губу. — Он… Руки затряслись. Ёшино завела сына в дом и закрыла дверь. Кроме дрожи в руках больше ничего не было. Будто всё в порядке. — Ничего, Шикамару, ничего, мы справимся, — она поддержала его, когда он чуть не упал, переступая порог. — Ничего, идём. Ни рыданий, ни пресловутого кома в горле. Она смотрела на сына, который сидел на диване с едва сдерживаемыми слезами, и улыбалась. Шикамару моргнул. — Шикамару, посмотри на меня, — Ёшино взяла сына за горячую руку, подвинувшись ближе. — Я рада, что ты вернулся. Я ждала тебя. Шикаку будто чувствовал, что больше никогда не вернётся. В последнюю ночь он странно посмотрел на Ёшино, войдя в кухню, и улыбнулся. Потом попытался сказать «Если я не вернусь…», но жена отвесила ему крепкую оплеуху и приказала не сметь даже думать о таком. Они провели последнюю ночь вместе, и Шикаку был особенно разговорчив. Это пугало Ёшино. — Мама, ты вся дрожишь, — Шикамару наконец-то посмотрел на мать. — Я принесу воды. — Сядь, — женщина не дала ему встать и улыбнулась. — Видишь? Я даже не плачу. Потому что мы с твоим отцом прожили долгую и временами счастливую жизнь. И у нас есть ты. Правда, все дурные привычки он успел тебе привить. Даже не знаю, как ты будешь справляться с обязанностями главы клана. — Придётся тебе мне помогать, — парень пытался улыбаться, но края губ сами ползли вниз. — Как всегда, — голос Ёшино дрогнул, но она взяла себя в руки. — Ну, идём. Ты, наверное, очень устал. Ещё бы — спасать мир. Несмотря на бестолковость, ты и твой отец это сделали. Я всегда знала, что вы сможете. Но вот знаешь, пока вас не было, у нас стала протекать крыша, а ещё… — Блин, одни проблемы… — гнусаво усмехнулся Шикамару, утирая выступившие слёзы при случайном взгляде на фотографию отца на стене. Ёшино быстро убрала третью тарелку со стола, прежде чем Шикамару вошёл в кухню. Он сел и ссутулился. Женщина тут же хлопнула его по спине: — Сколько тебе лет, что я должна напоминать о таком? И не делай такое лицо. Осознание начало медленно и болезненно проникать в разум. Ёшино сидела напротив Шикамару и, подперев щёку ладонью, с угасающей улыбкой смотрела, как он без особого энтузиазма поедает её стряпню. Если вспомнить первые месяцы совместной жизни с Шикаку, то его сын ещё легко отделался — ему хотя бы не приходится давиться горелыми задеревеневшими булками и изображать при этом наслаждение, лишь бы порадовать Ёшино. — Это… это что, яйцо? — Шикамару с отвращением отодвинул палочкой варёное яйцо в сторону. — Да, а что? — женщина испытующе посмотрела на сына. — Нет, ничего, — он сглотнул и закатил глаза. Ёшино в последний раз глянула на Шикамару, накрывшегося одеялом, и закрыла дверь. Он вернулся. Он сейчас здесь, спит в своей комнате, как и всегда. Женщина дошла до другой двери. За ней была их с Шикаку спальня. Она замерла в проходе, не решаясь войти, хотя только утром меняла здесь бельё, весело напевая какую-то старую песню. — Шикаку… Ответом была пугающая тишина. Он бы сейчас что-нибудь лениво промычал, перелистывая страницу зачитанной до дыр книги. От сердца будто оторвали кусок. — Шикаку. Ёшино подошла к шкафу и, открыв его, стала перебирать вещи. Домашний халат Шикаку ждал своего владельца, который больше никогда не вернётся. Она сняла халат с вешалки и прижала к лицу, вдыхая запах. Слёзы наконец-то покатились из её глаз. — Шикаку-у… Женщина тихо завыла, опустившись на пол, прижав халат к себе. Она повторяла имя своего мужа, голова разболелась. Но она продолжала его звать, будто от этого что-то изменится. Ёшино знала, как пережить смерть близкого человека, она уже не раз проходила через это. Нужно только время. Но как быть с Шикаку? Она упала на пол без сил, грудь разрывали рыдания. В одно мгновение пропали все чувства, кроме боли и страха. Как она без Шикаку? — Ёшино, в чём дело? Он всегда нарывался. Ёшино просто стояла в кухне и ворчала сама себе под нос, никого не трогая. Плохое настроение и неудачный день, который она решила обсудить с собой. Но нет, Шикаку не мог просто отсидеться в другой комнате, пока она успокоится. Ему обязательно надо было сунуться и задать наитупейший вопрос. Каждый раз он её провоцировал. Иногда она бесилась. Он, вроде, молча всё слушал, но в какой-то момент ляпнет что-то, всего одну фразу, и бешенство усиливалось. Глаза жгло от непрекращающихся слёз. Ёшино кое-как легла в кровать, не выпуская из рук халат. Если бы только ещё один день она могла провести с мужем, всего один день. Ей было бы мало. — Шикаку, я люблю тебя, — прошептала она в плотную ткань халата, давясь слезами. — Шикаку… Впереди её ждёт долгое чувство опустошения, она это знала. Она не сможет нормально спать, слёзы постоянно будут наворачиваться. Засыпая и просыпаясь она будет думать о своём муже, каждый вечер надеясь, что он ей приснится. Но от знания будущего не становилось легче. — Шикаку, пожалуйста… Шикамару лежал на спине, закинув одну руку за голову, и смотрел в потолок, слушая всхлипы матери за стеной.