Surveillance

      Он не помнит, какой была жизнь до переломного момента, когда в больнице ему поставили диагноз — травматическая амнезия. Хосок абсолютно не помнит, как встретился с этим грубым на вид, но добрым тигром, который пленил его сердце. Чон не совсем помнит, чем он занимался до того, как переехал жить к Тэхену, как тот сам ему об этом рассказал. Хосок помнит свое имя, возраст и какие-то подробности о своей семье, личной жизни и учебе.       Ким, на самом деле, много о чем рассказывает олененку, за что тот ему очень благодарен. Не каждый смирился бы с тем, что его любимый забыл его и многое другое (сам Хосок точно не смог бы смириться с этим). Тэхен проводит много времени с Чоном и напоминает ему обо всем, что у них было: все счастливые моменты, все радости, — парень иногда удивляется, как вообще можно забыть что-то столь яркое и приятное, как отношения с Тэ. Ведь Хосок ни разу не слышал о чем-то грустном, что у них случалось. Мысль о том, что они всегда жили в ладах друг с другом греет бешено бьющееся сердце, готовое вот-вот расплавиться от любви к тонсену.       Чон Хосок счастлив как никогда в жизни. Он никогда еще не чувствовал себя столь любимым и нужным. Тэхен уделяет время только ему, дарит ему самые искренние улыбки и нежные прикосновения. Ким пробирается в самую душу, раздвигая ребра, и поселяется где-то глубоко внутри, возможно, занимая место сердца.       Есть некоторые нюансы, нормального объяснения котором Хосок найти не может. Тэхен как-то сказал, что в университет он не ходит. То есть, ходил, но бросил, когда переехал жить к младшему. С трудом верится, ведь это то, о чем так мечтал, к чему стремился Хо, — работа хореографом. Много времени ушло у него на упорную учебу и тренировки. И все, что сделал Чон, — это ушел?..       На самом деле, Хосоку немного стыдно за такие мысли. Он не помнит, какая была у них с Тэ любовь до этого. Может быть, такая, что он даже забросил университет? Явно не просто так сделал это олененок. Глупые ошибки остались в подростковом возрасте, когда хотелось идти против системы. И сейчас есть только взрослый, умеющий принимать решения Чон Хосок. И он решает для себя, что если даже ради этого парня забросил свою учебу, значит так нужно было, значит Тэхен для него больше, чем просто близкий человек. Хосок ведь не маленький ребенок.       — Хосоки! — раздается громкий голос сверху так неожиданно, что стоящий на стуле олененок, чтобы дотянуться до верхней полки кухонного шкафа и расставить вымытые кружки, крупно вздрагивает, а стул начинает покачиваться. Парень в панике хватается за полку и не падает, но на пол летит белая кружка, разбиваясь вдребезги.       Из-за угла сразу показывается встревоженный Тэхен, полосатый хвост которого мечется из стороны сторону.       — Все хорошо? — спрашивает он, подходя ближе к Хо, ловя его виноватый взгляд. — Ничего страшного, на счастье.       Ким улыбается одной из своих самых обворожительных улыбок и тянет руки к замеревшему в миг олененку. Хосок вдруг чувствует, как ноги наливаются свинцом, а белоснежные острые зубы тигра и эта спокойная, счастливая улыбка отпечатываются в памяти старшего ярким пятном. Перед глазами проносятся все улыбки Тэхена, которые он когда-либо дарил ему, и на душе вдруг становится тревожно. Внизу живота плещется неприятный осадок.       Тэхен ловит пустой взгляд парня и, положив ладони тому на талию, хмурится: — Ты что-то вспомнил?       Хосок все еще смотрит на улыбку Тэхена, но не на ту, что только что сползла с его лица, а ту, что стоит перед глазами призрачным видением. И это мимолетное воспоминание навевает странную печаль, горячо разливающуюся прямо в глотке. — Нет, я просто… у тебя красивая улыбка, — шепчет Хосок, слабо улыбаясь, а Тэхен хватает того на руки и спускает на пол, отвлекая долгим поцелуем. Чон беспомощно хватается за чужие широкие плечи, сдавливая их пальцами, позволяет большим рукам прогуляться под своей домашней футболкой, а сам внимательно вглядывается в тэхенову улыбку, которая будто татуировкой остается в его памяти.       А после этого они проводят вместе очередной вечер. Хосок бы сказал, что скучный, нудный и абсолютно надоевший вечер, который будто повторяется изо дня в день. Чон что, попал в Лимб и теперь вынужден терпеть все это? Опять совместный ужин (блюда, конечно, всегда разные, но все вкусы смешались и кажется, что ешь пенопласт), бессмысленные разговоры, в которых Тэхен рассказывает о том, чего не помнит Хосок (например, совместные походы в парк аттракционов с кучей сладкой ваты или то, как они помогали друг другу с предметами в университете). Олененок не слушает сегодня ни единого слова, потому что что-то не так в его душе. Да и не только в душе, а в самом теле, будто все перевернулось с ног на голову, органы поперемешались, нить сосудов спуталась, и только мозг остался на месте. И он работает, работает, работает, потому что Хосоку еще никогда не было так тревожно причем абсолютно без причины (по крайней мере, он не может ее назвать). Просто неспокойно, и все тут.       А потом, когда они заканчивают ужин, Тэхен не дает убрать грязную посуду. Чон на мгновение не понимает почему, но как только его прижимают к столешнице, горячо дыша в шею, древо нервов в его голове вспыхивает ярким пламенем. И почему-то причина этому не возбуждение и желание касаться родного тела, а сковывающий страх. Просто из ниоткуда? Они много раз занимались любовью, и ни разу Хо не чувствовал себя настолько не в безопасности. — Тэхена… — лепечет олененок между мокрыми поцелуями. И это тот момент, когда Хосок осмелился бы поднять руку и дать отрезвляющую пощечину, если бы его не обездвижили. Страх тем временем медленно поднимается в глотку и сковывает любые движения, пока мысли в голове мечутся с огромной скоростью.       Тэхену же нравится. Он принимает этот тихий и беспомощный голос как зеленый свет. Ведь его мальчику приятно, так? Просто у него ноги подкашиваются из-за возбуждения, и голос дрожит. То, что и должно быть, верно? Да, сейчас они определенно играют. Ким Тэхен — властный тигр, укладывающий на лопатки и доставляющий удовольствие. Он контролирует все, пока Чон Хосок подчиняется (или нет) и изгибается в сильных руках.       Оказываются они в спальне совершенно неожиданно для олененка. Он просто открывает глаза и видит знакомые обои. Хосок думает, что ему кажется, а потом ударяется затылком об изголовье кровати. Чон тянет руки к больному месту, совсем забывая о нависшем над ним Тэхеном, но оказывается придавленным к белым простыням. Страх застилает глаза и, на самом деле, парень укусил бы тонсена сейчас, но сил хватает разве что на слезы, которые тот упорно сдерживает.       Чужие темные глаза, в которых плещется возбуждение, острые зубы, бережно смыкающиеся на шее, шершавый язык, сильные руки и тяжелое дыхание — все это превращается в страшный водоворот, который затягивает Хосока, не давая надежды на спасение. Это все так чертовски знакомо — все прикосновения, все поцелуи, взгляды, возбужденное рычание — и ударяет под дых так, что Чон не может дышать. Он захлебывается в неожиданной печали и тонет в куче негативных эмоций, во главе которых стоит сковывающий страх. И Хосоку кажется, будто он слышит звон цепи. — Не хочу, — холодно отрезает олененок, к своему же удивлению, высвобождая руку из крепкой хватки и зажимая ей рот возбужденному тигру, чьи по-кошачьи сощуренные глаза в недоумении смотрят прямо на него. — Я не хочу, Тэхен. И ты знал это с самого начала.       Ким усмиряет свой пыл и бережно берет в свою руку ладошку олененка. Того же бьет током от такого прикосновения, но вида он не подает. Хочется принять душ, чтобы смыть с себя… что? Грязь, пот? Чужой запах? Или воспоминания? Хо точно не знает, но желает поскорее смыть весь этот день целиком (с самого утра до самого вечера). — Прости, я просто… — виновато шепчет Тэхен, и старший по глазам понимает, что это ложь. — Что-то случилось?       Взгляд настороженный, будто Ким что-то подозревает, и Хосоку правда становится жутко. Ему кажется, словно его читают как открытую книгу, но отвечает ложью на ложь, надеясь, что его не поймают: — Я очень устал и просто хочу спать. Правда, Тэхен. Просто давай поспим.       И Ким кивает, мягко целует в губы олененка (совсем не зная, как тому хочется вырвать прямо сейчас) и поднимается с постели, чтобы снять верхнюю одежду. Хосок же убегает на подкашивающихся ногах в ванную, где тщательно принимает душ, а потом ложится спать, долго ворочаясь. И конечно, ночь не проходит без кошмаров.       Ему снится что-то ужасающее, что гонится за ним, но Хо так и не видит его лица, зато чувствует его дыхание, присутствие и желание сожрать заживо. Наутро он об этом не вспомнит, лишь останется неприятный осадок на душе, но никаких когтистых лап, никаких разорванных грудных клеток и вырванной клыками плоти, никаких душераздирающих криков. Хосока вывернет утром в туалете (ему покажется, что он просто съел что-то не то), но он не вспомнит этого ужаса во сне и до боли знакомых глаз, пока его собственную глотку пожирают.       Следующий день легче не становится. Количество вопросов растет, ответы остаются на месте, а нервные клетки сдают свои позиции. Чон ходит нервный и на грани слез, которые так и не может выдавить. Но Тэхену он, конечно, это не показывает. Ни при каких обстоятельствах, нет. Какой-то странный голос, который похож на его собственный (второе «я», думает олененок), кричит о том, что это плохая идея. Это не то, о чем должен знать тигр. Зверь вообще ничего не должен знать и желательно даже не догадываться. У Хосока плохое предчувствие на этот счет, и он соглашается со вторым «я» и играет милого парня, потерявшего когда-то память. Ким верит, по крайней мере, именно так это и выглядит.       Но, наверное, это единственный день, когда Чон даже и думать забывает об улице. То есть, Тэхен часто слышит «Эй, ТэТэ, я хочу в город», «А мы сходим на этот фильм?», «Я могу погулять в парках?». Ким умный. Этот тигр умеет отмахиваться и увиливать от тем, и наивный олененок уж точно ему не помеха. Просто смешно. Вы можете себе представить, как Хосок вообще обводит вокруг пальца Тэхена? В этот же день он молчит почти с утра до вечера. Есть какие-то базовые фразы, которые Чон произносит по привычке («доброе утро» или «люблю тебя»), но все остальное время он старается избегать разговоров и даже зрительных контактов. Ему нужно подумать. Ему есть о чем подумать.       День проходит как обычно: завтрак, бессмысленные беседы — Хосок не видит в них ничего милого и интересного, — какие-то домашние дела, полное погружение в себя и копание в собственном архиве памяти, обед, ужин, приставания Тэхена, которые благополучно заканчиваются лишь мокрыми поцелуями и укусами, и кошмары. Кошмары, кошмары, кошмары. Много ужасных снов, один из которых на утро все-таки удается вспомнить. Хосока не выворачивает, как в прошлый раз. Никто его не ел, никто не гнался за ним. Зато он гнался. Догонял кого-то, кто боялся его. Чон помнит только, что у зверя были собачьи уши, и он не может поверить в это. Собака боится оленя?       Четверг выдается просто безумным. Не в целом, а только день, но и этого хватает, чтобы у Хосока начались головные боли и появились огромные сомнения по поводу его жизни (полностью пропитанной ложью). Чон становится близок к чему-то, что он сам пока до конца не понимает. И это не дает покоя. Зудит в голове, бьет в виски и иногда заставляет сердце пропускать удары, а перед глазами стоит эта чертова улыбка Тэхена, которую Хосок не может узнать.       Ким пропадает почти на весь день, говорит, что нужно встретиться с семьей, но олененок не верит. Он больше не верит ни единому слову этого зверя. Но не противится и даже рад, что сможет побыть наедине с собой и со своими мыслями в голове. Они, конечно, убивают его. С каждым погружением в сознание, Хосок все больше сомневается в том, что выберется оттуда живым. Это больно — думать, бесспорно. И куда больнее вспоминать что-то, когда ничего нет и зацепиться не за что.       Хосок уверен, что он не попадал в аварию, где и получил посттравматическую амнезию. Он уверен, что половину уха он тоже не там потерял. И друзья у него были, и не съезжались они никогда с Тэхеном, и учебу Чон никогда не забрасывал. И не было никаких счастливых моментов (он не помнит ничего из этого, но уверен), не было «Тэхена, я разрешаю тебе запереть меня в этом чертовом доме, потому что я наивное и тупое животное, которое верит всему, что ты скажешь, жалкий ублюдок»       Хосок сносит со стола вазу с цветами из-за злости и неконтролируемого гнева, что сжимает его виски. Ваза разбивается, а вот с цветами ничего не происходит. Они искусственные, ненастоящие.       Совсем как ты и твоя жизнь       Нужно развеяться, думает Чон и выбегает на улицу, не позаботившись даже о том, чтобы надеть ботинки. Бежит в носках по еще зеленой траве куда-то в лес, потому что больше некуда. Вместе с вазой разбилось и что-то внутри. И нет, это не сердце. Что-то важнее, ценнее, что дается один раз и на всю жизнь. Хосок только что потерял это.       В лесу он идет куда-то определенно, но и никуда одновременно. То есть, он совершенно не знает, что это за знакомые деревья (они все одинаковые, на самом деле, но Чон так не думает), что за тропа, почти заросшая густой, но еще низкой травой. И что-то внутри него кричит, что все он правильно делает. Его второе «я», что так глубоко засело, достает что-то наподобие снимков и показывает каждый, но очень быстро, сменяя фотокарточки одну за другой. Хосок лишь мельком замечает себя, неуклюже перебирающего ногами, эту же тропинку, Тэхена, идущего впереди. Он замечает поваленное дерево и в этот раз не спотыкается, перешагивает. Ему помнится, что почему-то было страшно (все его воспоминания связаны со страхом, это просто не удивительно) и как-то радостно в одно мгновение. А потом олененок выходит к небольшому озеру и понимает почему.       Оно прекрасно. Чистое, неглубокое, лишь слегка поросшее травой. В воде играют лучи света, и Хосоку это не особо нравится. Настроения быть восхищенным и находиться в безопасности совсем нет, но солнце почему-то светит вопреки его желаниям. Погода хорошая, все вокруг живет какими-то надеждами и радостями, и Хосоку не нравится ничего из этого. Ему не нравится до дрожи в коленках, и он хочет уйти, вернуться домой (не к Тэхену; это не его дом), но вместо этого поднимает с земли камушек и бросает его в воду. Тот три раза отскакивает от поверхности и тонет. Но Чон не умеет так бросать камни.       Он сидит там долго в абсолютном чувстве тревоги и волнении, которые съедают его сознание живьем. Солнце до сих пор светит.

***

      Жизнь становится чем-то невыносимым и отвратительным, с привкусом печали. У Хосока рана (причем везде: в сердце, в душе, в мозгу), а все, что его окружает — соль. И это так чертовски больно, и он бы расплакался, но слезы просто не идут. Это, наверное, и к лучшему, потому что у него такое чувство, что если он сейчас заплачет, то больше никогда не сможет остановиться. А для Тэхена он должен еще разыгрывать беспамятливого мальчика, который рад всему и главное — не задается вопросами. Это сложно. Не Кима обманывать, а самого себя. Сложно молчать и сидеть на месте, когда просто хочется… кричать? Сломать что-нибудь? Возможно, даже ударить кого-то. Сделать так же больно, как и ему сейчас, черт возьми. Хосок не знает, просто тишина и это глупое притворство сводят его с ума.       Чон не верит ни единому слову тигра больше. Все ложь. Такая явная и простая, что он удивляется, как раньше ее не замечал. Парень даже не знает, что теперь правда, если уж совсем честно, во всем видится подвох. Дни наполняются неожиданными воспоминаниями, которые приходят во снах, за обедом, в ванной, пока чистишь зубы. Но Хосок до сих пор ничего не понимает, как бы его второе «я» не пыталось подкинуть все новые и новые воспоминания.       Он много об этом думал. Все свободное и несвободное время уходит на это. Олененок помнит острые клыки, помнит бархатный голос, дрожь по всему телу, много страха и ужаса, что он испытывал когда-то. Помнит, как бывал уже на озере с Тэхеном. Помнит квартиру, где раньше жил (в своих воспоминаниях он видел, как там много учебников, дисков с разной музыкой, но вечный порядок). Помнит кого-то с собачьими ушами, за кем гнался во сне, но так и не смог увидеть лицо. А рядом с собакой кто-то большой, высокий. И он тоже боится Чона, но никогда не убегает.       У Хосока буквально все частички пазла на столе, но они все перемешанные, в одной цветовой гамме, и он совершенно не знает с чего начать. Не может найти кусочек, от которого начнется вся картина.       А потом он идет в маленькую библиотеку на втором этаже. Просто нужно отвлечься от собственной компании, ведь второй Хосок, засевший глубоко внутри, болтает без умолку, и первому кажется, что он сходит с ума. Комната небольшая, но две ее стены — это сплошная книжная полка. Хосок любил читать (это он точно помнит) и перечитал довольно много книг у Тэхена. Раньше они казались ему интересными, но сейчас он считает их глупыми и скучными. Поэтому его взгляд падает на верхний правый угол полки, где видит незнакомые ему книги. Приходится сходить за стулом, чтобы дотянуться. Он выбирает ту, что поновее, и это оказываются ужасы. Хосок не любит ужасы, но что он вообще теперь любит?       Читает парень обычно в зале, но вынужден остановиться прямо в коридоре, чуть ли не на пороге библиотеки, потому что ту книгу, что он взял, читать невозможно. Да она вся испорчена. Некоторые листы вырваны, но не с основанием, почти все разрисованы очень неаккуратно, порваны карандашом. И потрясенный этим, Хосок пролистывает страницы, пока не натыкается на ту, что становится тем самым первым кусочком пазла, от которого начнет собираться вся картина.       Весь лист исписан один и тем же словом. Почерк отвратительный, кто-то спешил, но знал, что именно он пишет. Хосок теперь тоже знает.

ЧОНГУК

      Олененок не помнит, как заревел во все горло, что истошное эхо дошло даже до кухни на первом этаже. Он не помнит, как сердце пропустило не один удар, а будто целую череду, на мгновение чуть вообще не остановившись. Зато Хосок помнит Чон Чонгука, который так старался помочь, с самого начала зная, что к добру это не приведет. Не приведет никого. Ни Намджуна, который был довольно скептичен ко всему происходящему, но тем не менее еще был рядом. Ни Юнги, у которого только начиналась первая стадия всего этого кошмара. Ни Хосока, думающего, что если он просто умрет, то будет лучше. И, конечно, ни его самого, кролика, который, возможно, и мог что-то сделать, но просто не хватило ума и хитрости.       И Хосок помнит все до мельчайшей подробности, сам забираясь в собственное сознание и наспех собирая пазл. Перед глазами все не то что плывет от нескончаемого потока слез, но и кружится, будто он сейчас на чертовой карусели. Сидит на разукрашенной лошади и пытается выловить из сливающегося воедино мира хоть что-то напоминающее его собственный разум. Ребра сжимаются, кажется, до хруста, и Хосоку нужен глоток Чон Чонгука. Того Чонгука, что еще остался на страницах книг небрежным почерком. Чонгука, которого так, черт возьми, не хватает сейчас старшему.       И он плетется обратно в библиотеку, содрогаясь от рыданий, сдерживает норовившие подкоситься ноги и достает еще несколько книг. Не может нареветься и успокоиться, пока читает имя кролика. Ему так жаль. Ему так чертовски жаль. Хосок убил мальчика, который всегда жил большими надеждами. И на мгновение он видит кровь на собственных руках, закрывает лицо и продолжает жалко рыдать, приглушая ломающийся голос. В конце концов, Чонгук, наверное, заслуживал быть счастливым больше их всех вместе взятых. Но в итоге оказался мертвым.       К моменту прихода Тэхена (который, к слову, возвращается очень неожиданно), Хосок выплакал все, что у него внутри было, и лишь пытался зацепиться взглядом хоть за что-то в этом мире, но ему ничего не нравилось дольше двух секунд. — Я дома! — И этот такой ненавистный до дрожи голос, доносившийся с первого этажа, включает панику.       Хосок вскакивает с пола как ужаленный и истерично соображает, что ему делать. Тэхен догадается, что произошло. Чона ждет долгая жизнь на цепи в той мерзкой комнате. Олененок буквально слышит, как работают шестеренки в его мозгу, несмазанные, неприятно скрипящие. На мгновение кажется, будто этот звук такой громкий, что сам Ким, снимающий в прихожей ботинки, слышит его. На ум приходит только прятаться. Прятаться, дожидаться подходящего момента, а потом сбежать куда-нибудь. Ему некуда, но он просто обязан сбежать.       Хосок выбегает в коридор, хочет завернуть в спальню, но шугается шагов тигра на первом этаже и бежит в другую сторону. Подбегает к кабинету Кима и залетает внутрь, не заботясь даже о том, что нужно бы закрыть дверь. Взгляд до смерти напуганного Хо перемещается по всей комнате. Сначала приходит идея выпрыгнуть в окно, но если он приземлиться неправильно, то пиши — пропало. Никуда он не сбежит с вывихом, если не с переломом. Поэтому Чон бросается к столу Тэхена, роется в ящиках, пока внизу слышен звон ключей и голос младшего, и замирает то ли от испуга, то ли от радости, когда находит под столом узкую щель, которую образует полочка снизу. Лезет туда рукой и достает пистолет. Он не знает, как стрелять, но даже не задумывается об этом. Проверяет наличие патронов и уже хочет убраться из кабинета, как слышит шаги на лестнице и обеспокоенный голос ТэТэ: — Хосоки, ты где?       Чону хочется заорать, что он ему хен и не было никакого «Хосоки», но вовремя одергивает себя и прячется под столом, задвигая стул до упора. Так глупо, так наивно. Тэхен обязательно перероет каждый сантиметр дома. Но Хосок теперь тоже живет большими надеждами, Чонгук плохому не научит.       Ким не заходит в кабинет, кажется, вечность. Зато он заходит в библиотеку, где творится полный хаос. Удивленный взгляд падает на книги, читает знакомое имя и запускает какой-то механизм в мозгу. — Я сожру тебя, Чон Хосок! — рычит тигр, и старший вынужден зажать рот руками, чтобы не выдать себя. Из соседней комнаты слышится грохот. — Считаешь, со мной так классно играть?       И этот до ужаса громкий рев разносится по всему дому, задевая что-то внутри Хосока, и ему вновь хочется плакать, надрывно и жалко, пока голос не сядет. Но он лишь прислушивается к шагам, кусает язык и крепко сжимает пистолет, держа его на предохранителе. Чон защититься сможет, он просто обязан. Хотя бы ради Чонгука, которого убил. Сердце вновь ноет и раскалывается на такие мелкие осколки, что собрать заново уже будет невозможно. — Я тебя найду, подонок, — раздается грозное шипение над олененком, и тому думается, что он вот-вот потеряет сознание. Мир теряет краски, превращаясь в темноту.       «О, да соберись, тряпка! Он такой же глупый, как и ты», — второе «я» на этот раз звучит так четко, будто кто-то кричит ему прямо на ухо. Хосок дергается, но вовремя пригинается, чтобы не стукнуться головой. Он слышит грозное рычание, то, как мечется Тэхен с места на место, представляет, как нервно дергается его хвост, а потом тот выходит из комнаты, направляясь в их спальню. Действительно, Ким оказался таким же глупым, как и сам олененок когда-то. Туго натянутые нервы отпускает, и Хосок вновь может вздохнуть полной грудью. Страх оседает где-то на дне сознания, паника остается, решительность (или глупость?) просыпается.       Чон тихо вылезает из-под стола, глотая слезы, на которые не обращает даже внимания, и направляется к двери. Пистолет тяжело оттягивает руку, напоминая, что это реальность, а не сон. Это не очередное воспоминание, которое он наблюдает со стороны. Все по-настоящему: собственные ледяные пальцы, бешено бьющееся сердце, шаги и утробное рычание тигра. Ему не кажется, и если он сейчас ошибется, то навсегда останется здесь в этом кошмаре, происходящем наяву. И только он, Чон Хосок, будет виноват в этом. Чонгука это только не вернет.       Олененок осторожно выглядывает в коридор и, не заметив там Тэхена, который ушел в спальню, идет к лестнице, наступая только на мыски. Перила кажутся чем-то недостижимым и нереальным, и когда Хосок обхватывает их пальцами, то ощущает победу в своих руках, хотя до входной двери еще далеко, как и до нормальной, счастливой жизни. Он быстро, но беззвучно спускается на первый этаж, потому что медлить нельзя, но и действовать резко опасно. В доме стоит абсолютная тишина, лишь только нагнетая обстановку, слышится собственный глухой стук сердца и то, как часы отбивают секунды. Мир сужается до этих самых секунд, которые длятся вечность. Старший так же проверяет гостиную прежде, чем идти через нее к выходу, и делает шаг вперед. А потом замечает в отражении стекла на рамке с фотографией едва различимый силуэт, который через секунду налетает на Чона. Без криков и визгов Хосок бросается назад, уворачиваясь от цепких рук. Голос в голове (его второе «я») скандирует, что извинения не приняты. Раз за разом повторяет одно и то же, пока парень сносит на своем пути вазу с цветами, собирает угол столовой и налетает на стол. Пистолет падает на пол и закатывается под один из обеденных стульев. Хосок открывает глаза и видит перед собой бешеный взгляд, пробирающий до дрожи. Он уклоняется, огибая стол, и хочет уже сбежать, но Тэхен валит его на пол, садясь сверху. — Глупый Чон Хосок, — шипит тигр, обхватывая большими ладонями тонкую шею старшего. Олененок скалится, распахивает глаза, полные страха и мольбы, и хватает за руки ТэТэ, пытаясь ослабить хватку. — Я дал тебе еще один шанс. — Тэхен, прошу… — Хосок хрипит, извивается под нависшим над ним телом и беспомощно мотыляет ногами. — Пожалуйста, Тэхен, Тэхен, Тэхен, Тэхен, Тэхен, Тэ- — Заткнись к чертовой матери, — рычит Ким, сжимая шею сильнее. У Чона перед глазами дергается полосатый хвост тигра, и стоит застывшая полная любви улыбка. Хосок понимает теперь, почему не мог вспомнить ее. Потому что Тэхен никогда ему так не улыбался, — Ты совсем головой не думаешь, Хосоки. Ты был обязан рассказать мне, если вспомнишь хоть что-то, чтобы я мог вновь соврать тебе. Перевернуть всю историю, чтобы ты думал, что у тебя счастливая жизнь.       Хосок помнит все, а еще помнит, куда упал пистолет. Он тянется правой рукой в сторону, надеясь, что сможет отыскать оружие на ощупь, а сам заглядывает в горящие злостью глаза. Пшеничные волосы Кима взъерошены, красивое лицо (словно мастером вылепленное, вспоминает олененок) искажено гримасой жуткого гнева, на шее проступают зеленые вены. Перед глазами стоит пелена слез, и все немного не четкое, но Хо знает, что у тигра уже белеют наготове острые клыки. — Я даже не думал, что был счастлив, — выплевывает парень, дотрагивается пальцами до пистолета и чуть ли не кричит от радости. Он обхватывает оружие покрепче. — Потому что иллюзия — это все, чего ты достоин.       Вот и весь Ким Тэхен. Тот самый Ким Тэхен, который ревновал его ко всем, не желал ни с кем делиться этим прекрасным олененком, «любовью всей своей жизни» (неправда, думает Хосок, я был твоим жалким помешательством, и не я прогибаюсь под тебя, а ты, тупое животное). Тот самый Ким Тэхен, который дорожил им больше всего на свете, который даже додумался убить невиновного ни в чем Чимина и похитить Хосока. Ким Тэхен, который болел последней стадией болезни под названием Чон Хосок. И никогда это не было любовью. Это даже никогда не было чем-то большим, чем просто опухолью в мертвом мозге.       Чон замахивается, насколько ему позволяет его положение, и бьет в висок хищника пистолетом, но промахивается, и удар лишь сбивает Тэхена, но не валит без сознания. Хосок вылезает из-под Кима и уверенно встает на ноги, хотя из глаз ручьем текут слезы, из груди вырываются надрывные всхлипы, а сердце уже бьется в глотке. Он направляет пистолет на тонсена и снимает его с предохранителя. — Дай мне уйти, — твердо произносит Хосок, и его тошнит от чувства дежавю. Тигр поднимается на ноги, ошалело смотря прямо на парня, и того вновь сковывает страх, поднявшийся с самого дна сознания. — Так это должно было кончиться.       Нет, не так. Конечно, черт возьми, не так все должно было кончиться. Чон Чонгук должен был быть живым, и Чимин тоже. Они должны были дышать прямо сейчас, как это делает Хосок: полной грудью вдыхает тяжелый воздух и ощущает все вдвойне. Каждый из них должен был быть в порядке, с бьющимся сердцем и циркулирующей кровью. Чон, мать его, Чонгук должен быть рядом с Хосоком прямо сейчас.       И, на самом деле, это так. Олененок улавливает краем глаза знакомый силуэт в дверном проеме за спиной Тэхена. Сердце пропускает удар, потому что Чонгук стоит там, целый и невредимый, в своей излюбленной футболке с какой-то популярной музыкальной группой. Его белые кроличьи уши приятно контрастируют с его угольно-черными волосами. Единственное, что отличает настоящего Чонгука от этого, — отсутствие улыбки. Мальчик смотрит пустыми глазами на Хосока, заточая того в плен. И печаль от утраты не только друзей, но и, кажется, всего, старший видит в глазах кролика и ревет в голос, пока Тэхен ошарашенно пялится на него, словно на умалишенного.       «Извинения не приняты» читает по губам Чонгука олененок, глотает слезы и кивает головой. — Да, — шепчет в бреду Хосок, натягивая на лицо виноватую улыбку. Он подставляет пистолет к подбородку, а потом обращается к Киму: — Мне нужно попросить у него прощения.       И спускает курок.