***
Хосок никогда не встречался с альфами, тем более при таких странных обстоятельствах. Но с Чонгуком, это кажется таким правильным. Обыденным и приятным. Каждое прикосновение к тёплой руке альфы, было подобно сладкому дождю. Он красит сердце и греет своей улыбкой. Это не сравнимо с грязными руками пьяных дружков отца, не сравнимо с папиными взглядами и противными воплями через стенку. Это вообще ни с чем не позволительно сравнивать. И Хосоку кажется, что они почти поклялись друг другу в верности. Омега начал замечать, как жизнь начала меняться. Вещи, что казались незначительными и обыденными, кажется приобрели иной смысл. Хосок начал замечать, как звёзды и луна красиво освещают небо. Какой вкусной может быть обычная яичница приготовленная любимыми руками. Как приятно греет душу внутри утреннее сообщение в холодные дни. Никакие слова не в силах выразить, как он скучает по Чонгуку, моя грязную посуду за чужими альфами. Поэтому когда Чонгук приводит его в неизвестную компанию, Хосоку кажется, что всё так и должно быть. Что альфа не обидит и присмотрит, когда густая жидкость переливается на дне гранённого стакана. — Ты уверен? — Более чем. — альфа улыбается, подливая выпивку до краёв. Омега доверяет ему, поэтому пьёт до конца, пьяно хихикая от назойливых прикосновений. Хосок почти ничего не чувствовал из-за огромного количества алкоголя в крови. Его пустили по кругу в грязной квартире, пропитанной чужим потом и запахом табака. Хосок не может поверить, что его Чонгук так легко отдал его на растерзание голодным альфам, но чужие члены у лица тому доказательства. Десятки пар рук альф грубо сжимают бока. Омега даже не может вырваться и попытаться закричать, кто-то сдавливает его горло и не даёт пискнуть и звука. Хосок не чувствует ни одного запаха. Они все смешались в единую, противную и скользкую вонь похоти, от чего рассудок мутнеет, а тело безжизненно болтается на крепких руках. Хосок почти рад, что не видит лица Чонгука в этот момент. Всё смазано и туманно. И кажется вот-вот и омега потеряет сознание. Кровь смешивается со слезами и чужой спермой. В голове нет ни одной мысли. Ему просто кажется, что жизнь не достаточно жестока к нему. Какая-то его часть думает что это нечто новое, а другая твердит что он это всё чувствовал раньше на собственной кухне. Хосок много плачет, параллельно стирая с бледного подбородка смешанную с грязью кровь. Ему больно и обидно. Хочется чтобы это всё быстрее закончилось и забылось уже на следующее утро под влиянием огромного количества выпивки. С каждым грубым толчком, Хосок плачет всё меньше. С каждой дрожью по телу, слёзы высыхают всё быстрее. А когда использованную омегу оставляют на полу, он почувствовал запах своего родного альфы. Хосоку кажется, что он начинает любить его всё меньше с каждым смешком. А когда под поясницей холодный пол и удаляющие шаги по лестничной клетке, Хосок думает, что у них и не было шанса.***
Хосок огородился ото всех и заперся в тёмной комнате, где страшные монстры проезжаются лезвием по коже. Синяки на запястьях легли тонким слоем под ссадинам. Длинные рукава легко скрывали увечья и кажется, жизнь никак не менялось со встречи Чонгука. Несколько месяцев он сомневался, не позволяя себе плакать. Пока в один день, собственная комната с прокуренными простынями стала настолько мала, что омега мог чувствовать давление буквально каждой стены небольшого клочка. Время лечит, повторяет себе омега. Но оно как на зло летит хрупким стеклом по щекам. Когда Хосок смотрит на собственное отражение, в горле ком, а в сердце пустота. Память застыла льдом в висках и он только держится за края раковины и плачет, плачет, плачет. Пытаться криком выблевать всю грязь из тела, все прикосновения и грязные поцелуи на искусанных губах. Нихуя оно не лечит, а только маскирует изуродованные царапины. Хосок хочет поднять руку и поймать тот момент, когда Чонгук стал таким отстранённым, но теперь он с горечью понимает, почему жизнь его имеет по второму кругу. А рука, стала безжизненной костяшкой, что не способна удержать ничего кроме криков в подушку. Когда именно отец снова взялся за выпивку, а папа беспомощно помалкивал, смотря как его сына трахают десятки взрослых альф. Но это всё уходит дальше и дальше. И омега может только смотреть на это и думать. Слишком много думать. Хосок чувствует себя бессердечной скатиной, когда отец разбивает бутылку о стены и замахивается осколками на плачущего папу, что беззащитно отбивается табуреткой. Омега чувствует себя бесчувственным, когда папа беспомощно ударяется головой о подоконник и потерял сознание, или кажется..больше не дышит? Хосок надеется, что пора откладывать деньги на похороны.***
Омега не собирается приходить на помощь кому-либо, чтобы он не ушёл, оставив Хоска в грязи. Он достаточно натерпелся. Хосок хлопает тяжёлой дверью. Скрипит деревяшкой под ногами и пускает никотиновый пар по лёгким. Он находится на крыше, только теперь чётким поставлением сдохнуть прям здесь. Хосок натягивает чёрный капюшон и путается в мыслях. Потому что каждый раз, когда он открывается — ему причиняют боль. Он не хочет больше приближаться, даже если для кого-то будет он важнее всего. Хосок бы хотел защитить свою невинность, свою душу. Но омега забывается, что и то и то было закопано глубоко под землёй и втоптано собственными ногами. Щека всё ещё болит и пульсирует от удара отца, и омега чувствует как распадается на этой крыше на миллиарды частей пазла. Омега стирает рукавом влагу на глазах, пиная ногой чёртову тумбу. Она отлетает на несколько метров и Хосоку кажется.. чуть-чуть легче. Почему омега такой эмоциональный? Он должен взять себя в руки, но в глубине души Хосок знает, что это не работает. Омега смотрит вниз и думает, что разбиться одиноким телом об асфальт — романтично. Романтично так же, как и летать со своей второй половинкой по ночным глубинам, исследуя звёздные частицы. Хосок думает, что он романтичный пиздастрадалец. Думает и улыбается. А ведь правда. Романтичный пиздастрадалец из него вышел на пять с плюсом. По крайней мере лучше, чем победитель по жизни со здоровыми лёгкими.Летать — значит разбиться об асфальт