Костёр вовсю горел, освещая все окрестности вокруг лагеря. Сегодня он был поистине волшебен: языки пламени, казалось, танцевали, кружась в причудливом танце и выпуская в небо снопы горячих, раскалённых искр. Даже сильный ветер, дующий с моря, не мог унять разбушевавшуюся огненную стихию, лишь слегка наклоняя пламя костра то в одну, то в другую сторону. У огня собралось множество желающих погреться: эта ночь выдалась на удивление холодной, и многие успели замерзнуть, пока Винс говорил свою вступительную речь.
Он напомнил выжившим о тех, кто не смог добраться до Тихой гавани, о тех, кто так и не увидел мирной и спокойной жизни. Теперь все по очереди подходили к большому камню, стоящему на берегу, и выбивали на нем имена своих близких, чтобы почтить память тех, кто остался там, в Жаровне. Несмотря на печальное начало вечера, многие нашли, чем себя развлечь: кто-то решил устроить бои, похожие на те, что проводились в Глейде, кто-то решил отведать стряпни местных поваров, а кто-то просто сидел у костра, один или со своей второй половинкой, и молчал, наслаждаясь таким желанным спокойствием и тишиной, которых им так не хватало раньше. Теперь у всех них было будущее. Выжившие могли жить спокойно и быть уверенными, что завтра для них наступит и будет пережито.
Томас в одиночестве сидел на брёвнах, разложенных вокруг костра, на которых все ещё недавно слушали Винса. С тех пор он даже не сдвинулся с места, вспоминая все то, что произошло с ним за последние часы перед его отключкой. Речь пробудила в нем то, что он так отчаянно пытался забыть. Воспоминания давили на него, не давая даже встать: у него просто не было сил. Моральное истощение сильнее физического.
Томас просто смотрел вдаль и вспоминал всех тех, кого он потерял по пути сюда. Сидел и повторял про себя их имена, как мантру: Алби, Чак, Уинстон, Тереза, Ньют… Последнее имя особенно больно отдавалось в его памяти, заставляя слезу невольно скатиться по щеке. Как же он не мог раньше этого понять? Почему только после его смерти, прокручивая миллионы раз у себя в голове их совместные моменты, понял,
кем являлся для Ньюта?
Внезапно он почувствовал прикосновение, которое вырвало его из водоворота собственных мыслей. Это был Минхо. Азиат вопросительно посмотрел, как бы спрашивая, можно ли присесть рядом. Томас кивнул. Тогда Минхо ловко перемахнул через бревно, оказавшись рядом с другом. Томас понял, что тот явно хотел что-то сказать, но почему-то медлил.
Так они просидели в тишине около минуты перед тем, как Минхо заговорил:
— Это было при тебе, когда ты отключился, — Минхо достал из кармана какую-то маленькую вещицу и протянул ее Томасу, — я решил, что это важно.
Томас взял предмет негнущимися пальцами из руки друга. Он ощутил под пальцами что-то холодное. На ладони он увидел небольшую пулю, подвешенную на толстую нитку. Сердце его забилось быстрее, и пришло осознание, откуда эта вещь. Когда Ньют понял, что смерть неизбежна, он сорвал это у себя с шеи и отдал Томми. Тогда он сунул эту вещицу в карман, забыв о ней, но сейчас она стала самым главным сокровищем его жизни.
Это – единственное, что осталось от Ньюта.
Томас крутил в руках пулю, пытаясь понять, зачем Ньют отдал ее ему, но не имел ни единого предположения. Ему надо было остаться одному: это касалось только его и Ньюта.
— Спасибо, — тихо произнёс Томас, не отрывая взгляда от своего сокровища.
Минхо, будто прочитав мысли Томаса и поняв, в чем сейчас нуждается его друг, встал и, бросив короткое «увидимся», пошёл к Бренде и остальным.
— Да, пока, — ответил Томас, рассеянно глядя вслед лучшему другу.
Вновь переведя взгляд на пулю, Томас заметил, что в неё как будто вставлена маленькая крышечка. Аккуратно провернув ее, ему удалось снять ненужную деталь. Внутри пуля оказалась полой, а в корпусе лежала свернутая в трубочку бумага.
Письмо. Дрожащими от волнения руками Томас вынул записку из пули. В его руке теперь лежал маленький, аккуратненький свёрточек.
«Как раз в его стиле», — подумалось Томасу.
Очень хотелось открыть его, прочитать, что Ньют написал там, чтобы стать хоть на мгновение ближе к нему и хотя бы через письмо ощутить его присутствие, которого так не хватает. Руки не слушались его, но все же он смог развернуть записку.
Два листа, исписанные мелким почерком. Два листа, исписанные
его почерком. Слезы подступили к глазам. Он не хотел сейчас плакать, не при всех. Томас понимал, что если он начнёт читать, то расплачется как сентиментальная девчонка. Но ему надо было прочитать последние слова Ньюта, написанные для него. Именно для Томми: не для Минхо, Галли или Бренды… Руки все ещё дрожали, поэтому текст ходил ходуном. Строчки прыгали туда-сюда, сливаясь в одну кашу. Кое-как успокоившись, Томас взял себя в руки и начал читать.
В голове сразу зазвучал голос Ньюта. Ему казалось, как будто он видит его, сидящего за столом и пишущего это письмо. Ньют сидит немного сгорбившись, неуклюже держа в руках ручку, которую видел только в прошлой жизни, до Лабиринта. Все давно уже спят, время далеко за полночь. Осторожно включив одну-единственную лампу, чтобы не разбудить спящих друзей, он пишет, время от времени потирая руку, по которой медленно расползается губительная инфекция. Он не хотел, чтобы кто-то знал о его болезни, не хотел никого тревожить. Ньют знал, что рано или поздно умрет, что нет никакого лекарства, поэтому решил не волновать никого понапрасну. Если бы не тот срыв, он вряд ли рассказал бы даже Томасу о том, что он заражён.
Читая письмо все дальше и дальше, Томас чувствовал, что больше не может себя контролировать. Он представлял, как Ньют дрожащей рукой выводил эти строчки, высказывая все, что у него на душе… Он говорил, что не боится умереть, а боится потерять себя. Даже здесь он думает не о своей смерти: он думает о том, как бы не навредить другим, не навредить своему Томми в порыве ярости, вызванной инфекцией.
Томас дочитал почти до конца. По щеке потекла одинокая слеза, оставляя мокрую дорожку.
«И я прошел бы через все это снова и не стал бы ничего менять. Я надеюсь, что, вспоминая все это много лет спустя, ты сможешь сказать то же самое».
Томас знает, что Ньют, не задумываясь, раз за разом отдавал бы за своего Томми жизнь. Он знает, что Ньют пожертвует всем ради человека, которого действительно любит. Но если бы можно было все изменить… В отличие от Ньюта, он видел другие выходы. Он знал, каким мог бы быть конец, если бы он не был настолько упрям. Если бы послушался и остался. Если бы они нашли лекарство.
Ньюта можно было бы спасти.
***
— Снято! — крикнул Уэс, подавая сигнал операторам. — Дилан, ты просто молодец! Это было великолепно. На сегодня все!
На съёмочной площадке поднялась обычная вечерняя суета: ассистенты убирали оборудование, гримеры побежали к актерам, чтобы побыстрее смыть с них образы и отправить на заслуженный отдых, а режиссёр решил просмотреть некоторые сцены, которые были сняты сегодня.
Костёр уже затушили, так что на съёмочной площадке стало чуть темнее. Суета потихоньку прекращалась, и съемочная команда начала готовиться ко сну, а Дилан все продолжал сидеть на бревне посреди пляжа. Он думал о чем-то своём, отстраненном. Никогда ещё простая сцена не вызывала в нем столько эмоций, как сегодня. О’Брайен все ещё сжимал в руках письмо Ньюта, которое и было виновником накатившихся эмоций. Раньше он всегда мог отделить роль от реальности, мог прийти в себя даже после самой тяжёлой и эмоциональной сцены. Обычно веселый и жизнерадостный Дилан сейчас погрустнел и был сам на себя не похож.
Он слишком проникся чувствами своего персонажа и не мог отпустить их, когда выключилась камера. Он как будто на себе прочувствовал ту боль, которую ощущал Томас от утраты Ньюта. Дилан невольно ставил себя на место своего персонажа, чувствуя те эмоции, которые бы он сам испытывал от потери любимого человека. Такое было с ним впервые, и он не знал, что делать.
— Дилан, мать твою, О’Брайен, где ты?! — пронеслось по всему лагерю.
Дилан поднял голову как раз в тот момент, когда запыхавшийся Томас выбегал из-за угла, высказывая все, что он думает по поводу коллеги. Оказавшись на пляже, Сангстер замер, увидев сидящего на бревне Дилана.
— Так вот ты где. Если ты ещё раз пропадёшь… — Томас запнулся, наткнувшись на безучастный взгляд Дилана. — Что случилось?
— Н-ничего, — выдавил из себя Дилан и поднялся с бревна, собираясь уйти.
— Никуда ты не уйдёшь, пока не расскажешь, что с тобой, — резко отрезал Томас, преграждая ему путь. — Я же все вижу.
Дилан не хотел показаться слабым перед Томасом. Подумаешь, просто переиграл. Он знал, что Сангстер поддержит его в любой ситуации, но не хотел нагружать его своими проблемами.
— Правда, все хорошо, ничего не случилось, — Дилан слабо улыбнулся и попытался пройти мимо Томаса, чтобы добрать до гримерки, но тот схватил его за плечи и не дал сдвинуться с места.
— Дилан, хватит ломаться, пожалуйста, — его тон немного смягчился. — Ты же знаешь, что я приму, что угодно, и помогу тебе, чем смогу. Ты можешь мне доверять, — он заглянул в глаза Дилана тем самым взглядом, от которого у актера стало тепло на душе.
Дилан сдался.
— Просто понимаешь, Томми, я сегодня переиграл. Слишком вжился в роль, слишком проникся эмоциями… У меня такого не было никогда. — Дилан опустил голову, стараясь не смотреть на Сангстера.
— Какой же ты у меня все-таки дурачок, — с улыбкой сказал Томас и заключил Дилана в объятия. Простояв так пару минут, Сангстер отстранился и взял лицо брюнета в свои ладони. — Я не буду тебе говорить банальщину вроде: «Это всего лишь роль» и так далее. Просто знай: я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя и никогда тебя не брошу. Дилан, ты можешь мне доверять.
Томас говорил с ним так лишь однажды: в тот день и началась их история любви. Сейчас в глазах Томаса плескалось столько искренности и любви, сколько Дилан не видел ни разу в жизни: он был ему за это благодарен.
— Томми, — позвал он тихо, — ты написал это письмо?
— Да, и сам сочинил, — хитро улыбнулся Томас. — Дай мне его на секунду.
Дилан протянул ему все два листка, которые он все еще держал у себя в руках. Сангстер взял их и, внимательно изучив, перевернул один. Сверху, в самом углу, мелким почерком было написано: «Дилан, я люблю тебя. Спасибо за то, что ты есть». Надпись была окружена маленькими сердечками. Томас самодовольно посмотрел на Дилана. Внезапно О’Брайен почувствовал,
насколько сильно он любит этого человека. По щеке покатилась слезинка. Он подошёл к Томасу и, быстро сократив расстояние между ними, впился в его губы поцелуем. Поцелуй получился отчаянным и мокрым из-за слез, но от этого не менее восхитительным. Рука Томаса легла на затылок Дилана, будто пытаясь придвинуть его ещё ближе, чтобы слиться с ним воедино. Когда воздуха в легких стало не хватать, О’Браейн разорвал поцелуй и зарылся носом в волосы любимого, вдыхая его запах.
— Спасибо, Томми, — тихо прошептал Дилан, чтобы только он мог его услышать.
Они стояли на берегу, наслаждаясь друг другом, не обращая внимания на вечернюю прохладу и морской бриз. Им было хорошо и тепло вдвоем, вдали от всего мира.
Внезапно в лагере выключили свет. Только это заставило Томаса оторваться от любимого.
— Пойдём, завтра утренние съемки, придется рано вставать, — сказал он и, взяв Дилана за руку, переплел их пальцы. Сейчас можно было не опасаться, что их кто-то увидит, ведь все уже давно видели десятый сон. Томас повёл О’Брайена в сторону своего трейлера. Сейчас для них было не так важно, что скажет с утра каст, и что о них подумают. Они знали, что завтра весь день будут слышать подколы от Каи и получать шипперские взгляды от Ки, но это все будет завтра. Сейчас они хотели лишь насладиться друг другом, оставшись наедине со своей любовью.
***
За всей этой умилительной картиной следила Кая, засевшая с телефоном в кустах. Как только она услышала, что Томас ищет Дилана, она сразу поспешила за ним, понимая, что может заснять что-нибудь интересненькое. И не ошиблась: хоть разговора из-за ветра она не слышала, но видела все, что происходило между парнями. А между ними искрило так, что может позавидовать любая сломанная розетка.
Как только Дилан и Томас слились в поцелуе, Кая достала телефон и, открыв инстаграм, сделала снимок в сторис. Из-за темноты качество фото получилось отвратительным, но она знала, что шипперы поймут. И, поместив в углу экрана надпись «Newtmas is real», нажала на кнопку «Отправить», и фотография разнеслась по всему интернету.
