Совсем другие сны

Они сидят за круглым дубовым столиком, за которым обычно Лидия устраивает чаепития, и играют в бридж. Комната погружена в уютный, чуть загадочный полумрак, и только тёплый свет настольного торшера с абажуром из витражного стекла выхватывает небольшой островок доморощенного казино. Брен сосредоточенно перекладывает в ладони карты, постоянно меняет их местами, от азарта и напряжения высунув и прикусив кончик языка. Лицо Пита нарочито непроницаемо, и можно было бы даже предположить, что победа у него в руках, если бы периодически он, забываясь, не чесал щетинистую щёку и не потирал затылок. Профессиональнее всех себя ведёт бабушка: таинственно улыбается, поочерёдно поглядывая на каждого из игроков, сдвинув очки на кончик носа. Ну а Патрик просто наблюдает за этими троими, так внимательно, что за ходом игры следить совершенно забывает. Само собой, они с Питом проигрывают, потому что одному выстоять против таких прожжённых картёжников, как Лидия и Брендон, нереально. Брен издаёт ликующий возглас, со свойственной ему порывистостью вскакивает и, в мгновенье ока оббежав стол, сграбастывает в объятья едва успевшую подняться ему навстречу Лидию. Он вообще использует любой подвернувшийся повод, чтобы с ней пообниматься. Они никогда не обсуждали это, но Патрик уверен: Брен нашёл в его бабушке то родственное тепло, подобного которому раньше в его жизни не было. И так легко разглядеть за этой жаждой объятий одинокого, избитого жизнью ребёнка, что каждый раз Патрика захлёстывает благодарностью к Лидии, потому что она совершенно искренне отвечает Брену взаимностью. Потому что она приняла их странный тройственный союз с мудростью и пониманием человека, который смотрит в суть вещей, не пугаясь непривычности формы. – Моя любимая женщина! – Брен экспрессивно целует смеющуюся Лидию в щёку и, жестом героя-любовника обхватив её за талию, обводит победным взглядом поверженных «противников». – Съели, чайники? – Трепло, – беззлобно хмыкает Пит, и подмигивает Патрику. – Мы ещё отыграемся, да, Грейси? – Да щас! – Брен скептически качает головой. – Ну, вот именно прям щас, чего тянуть? – Пит кивает и поднимается. – Только сначала принесём ещё пива. Лидия, вам налить ещё вина? – Да, пожалуйста, мальчики. Бабушка вновь садится, берёт со стола бокал с длинной ножкой, и с готовностью выхвативший его Брен уносится из комнаты. Звеня пустыми пивными бутылками, Пит оправляется вслед за ним, и теперь уже с кухни слышится весёлая возня и шутки. – Я постелила в гостевой спальне, – говорит бабушка, когда они с Патриком остаются одни. Она улыбается и накрывает ладонью его руку, лежащую на столе. – Кровать там большая, вам должно быть удобно. Патрик кивает и, как всегда, хватается за шляпу, чувствуя, как к лицу приливает жар. А потом вдруг замечает, что Лидия бледнее обычного и вообще выглядит немного усталой, и смущение тут же вытесняется беспокойством. – Бабуль, ты как? – спрашивает Патрик, внимательно вглядываясь в такие знакомые, такие родные черты. – Наш балаган тебя не утомил? – Что ты, дорогой, мне только в радость, – от сочетания любви и печали в её взгляде сжимается сердце. – Они у тебя замечательные, – она кивает в сторону кухни. – Береги их. – Я стараюсь, – Патрик снова кивает, вкладывая в этот кивок всю серьёзность своих намерений. А потом снова задаёт почему-то не дающий покоя вопрос: – Ну а ты-то как? – Со мной всё хорошо, – бабушка улыбается так светло, что для беспокойства просто не остаётся места. Она ласково гладит Патрика по руке, и он только сейчас чувствует, какая прохладная у неё кожа. – Теперь со мной всё будет хорошо. Я очень люблю тебя, малыш. И тебе больше не нужно за меня переживать… Проснувшись, Патрик какое-то время лежит, не двигаясь. Словно, стоит ему перевернуться на бок или даже просто распрямить согнутую в колене ногу – воспоминание о сне рассеется, оставив после себя только тепло и пронзительную, до боли острую нежность. Патрик не хочет забывать. Он хранит эти сны, как самые ценные подарки, потому что верит – это послания от бабушки. Если она могла присылать ему кошмары, в которых просила о помощи и справедливости, то почему бы теперь не дать ему своё благословение? Неспешно, бережно прокрутив в голове каждую деталь сна для сохранности, Патрик постепенно включается в реальность. Электронные часы на тумбочке у кровати показывают начало четвёртого. Темнота комнаты размечена пятнами и полосами уличных огней. Справа в плечо уткнулся носом Пит, живот слева греет щека Брена и щекочут его волосы. От того, насколько это знакомо и правильно, Патрик невольно улыбается. Они неизменно укладывают его посредине. Чем бы и в каких бы позах они не занимались до этого, даже если Патрик после пережитых ощущений не помнит, как вырубился – очнувшись, он каждый раз обнаруживает себя в плотной двусторонней осаде. Сначала он вообще туго себе представлял, как можно уснуть и тем более нормально выспаться втроём. Теперь у него всё время непостижимым образом, даже под самым тёплым одеялом, мёрзнет бок, если один из дорогих сердцу оленей по какой-то причине под этим боком отсутствует. А этот момент самый любимый в таких вот единоличных пробуждениях. Каждый раз он завораживает, и каждый раз Патрик не может поверить, что такое возможно. Он медленно, осторожно переворачивается на бок – и остальные, даже не думая просыпаться, двигаются за ним, синхронно, словно в каком-то странном, но отлично отрепетированном танце. Никто не пытается ему препятствовать, даже не мычит недовольно сквозь потревоженный сон. Только Брендон тихо жалобно стонет и, уткнувшись лбом Патрику в солнечное сплетение, плотно обхватывает руками за бёдра, на секунду судорожно сжимает, словно боится потерять. Пит надёжно обволакивает сзади, пристроив руку у Патрика на плече. Это как гармоничная система, в которой все механизмы отлажены и работают идеально. То самое одно целое из наивных романтических повествований, в которые, взрослея, вроде как надо переставать верить. Как и во всякие истории про призраков, собственно говоря. Патрик невесомо гладит Брена по волосам, прикасается губами к пальцам Пита. А потом, чувствуя, как в носу предательски щиплет, одними губами шепчет в умиротворённую ночную тишину: – Спасибо, бабуль. Я тоже очень, очень тебя люблю. И… пожалуйста, снись мне почаще, а?