Lagerstroemia

      Воскресенье, температура воздуха в Неаполе поднялась до 28 градусов в тени. Южные ветра и влажный воздух дают свое, благодаря чему в разгар дня город напоминает духовку. В центре города жизнь текла медленно и лениво. Кто-то предпочитал скоротать выходной дома у кондиционера, а кто-то был рад провести жаркий воскресный день на пляже. Кое-где люди теснились у фонтанов, наслаждаясь прохладными брызгами. Жизнь проходила очень тихо несмотря на то, что все обсуждали очередное убийство — проделки мафии. Криминальные новости всегда были главной темой оживленных бесед, по крайней мере в последние несколько лет.       Триш отдыхала на лежаке, сжимая в руках банку холодной газировки и периодически прикладывая ее ко лбу. Поначалу она радовалась жаре, но вскоре эта радость испарилась и ей хотелось вновь вернуть прохладные деньки. Она чувствовала себя скованно и напряженно, мысли спутывались в голове и заглушались глухим шумом моря и громкими криками чаек. Причиной ее терзаний был Он — человек, сидящий рядом. Он сидел на расстоянии вытянутой руки и поджав ноги любовался морем. Триш чувствовала и страх, и любопытство, и волнение. Ей было сложно дать название бардаку, который творился в ее душе. Как и говорили ее друзья, ей придется начинать новую жизнь, возможно менять имя и не один раз. «Неужели я навсегда потеряю покой в своей жизни?» — часто думала девушка.       Она сделала глубокий вдох и перевела взгляд на Него. В сидящем перед ней человеке ей было сложно видеть своего отца, перед ней сидел мужчина крепкого телосложения с правильными чертами лица: четко очерченные скулы и губы, прямой нос, бледная словно мрамор кожа. Но взгляд его темно-серых глаз был по-особому пронзительный и холодный, настолько, что любого человека бросит в дрожь и охватит паника. Его роскошные волосы цвета фуксии в черную крапинку легко развивались от прохладного бриза. Взгляд Триш пал на татуировки на его руках, она с любопытством рассматривала каждый изгиб причудливого узора. — Ты не устала? — раздался хриплый голос, прервавший неловкое молчание. Триш дрогнула, выронив баночку с газировкой на песок. — Нет, Босс, — на автомате ответила она. Она привыкла, что все вокруг зовут его именно так, не зная ни его имени, ни его личности, и поэтому ей самой было сложно перейти к более фамильярному обращению. Дияволо усмехнулся и, подняв газировку, протянул ее Триш. Больше двух недель она живет у него, и все никак не привыкнет к его присутствию. Он понимал, что поначалу будет сложно, и старался сделать все, только бы дочь не боялась его. Доппио ладил с ней намного лучше и производил на нее хорошее впечатление. Возможно, поскольку они сверстники она могла общаться с ним на равных, и в ее глазах Доппио выглядел как довольно милый и добрый молодой человек. Они отлично проводили время вместе и сблизились достаточно, чтобы между ними сложились дружеские отношения. Но Дияволо Триш боялась, однозначно она знала о его хладнокровности, наслышавшись историй об изуродованных трупах и самых изощренных способах убийства конкурентов. — Спасибо, — едва различимо пробубнила Триш и дрожащими руками потянулась к газировке, но тут же случайно коснулась ладони Босса. Она всем телом почувствовала дрожь, и тут же отдернула руку, словно какой-то призрачный жар обжог ее.       Дияволо понимающе посмотрел на дочь. Перед ним была еще совсем юная девушка, в лице которой прослеживались черты ее матери. Большие глаза цвета лазури, пухлые губы и нежный румянец напоминали ему о покойной Донателле. В глазах Триш читалась безутешная печаль, хоть она и старалась изо всех сил делать вид, что все в порядке и окружающие вещи ее не особо заботят. Сколько горя и тоски она пережила, ютясь в тесной ободранной комнатке с матерью, которая в одиночку пыталась воспитывать свою дочь. Как только Триш стала постарше, Донателла стала все больше пропадать на работе, пахая день и ночь за гроши, лишь бы им с Триш не пришлось голодать. Тяжелый труд и не лучшие условия труда всерьез подкосили ее здоровье, что позже и привело к затяжной болезни, а потом и к ее смерти. Даже уже будучи при смерти, Донателла продолжала искать отца своей девочки. Она впадала в отчаяние от мыслей о том, что может случиться, если ее маленькая Триш останется одна. Вероятнее всего, она бы попала в тот грязный круговорот наркотиков и проституции, которым уже долгое время захлестнуло Италию. Но молитвы умирающей женщины были услышаны, и Триш была передана своему биологическому отцу. Кажется, познакомившись с Триш, Дияволо впервые за долгое время вспомнил, что он человек, а не машина для убийств и вершитель чужих судеб. Он видел перед собой одинокую и несчастную девочку, которая за пятнадцать лет жизни и не жила вовсе.       Мужчина почувствовал странную боль в грудной клетке, от которой дыхание вдруг стало спертым. Что это? Неужели это и называется сочувствие и сострадание? Дияволо не мог ответить на этот вопрос. Он приблизился к Триш, отчего та невольно сжалась, словно напуганный маленький ежик, и крепко прижал ее к себе, зарываясь носом во взъерошенные волосы. Девушка пару секунд пребывала в легком непонимании, а после решилась робко обнять его в ответ. — Ты больше не одна, — с несвойственной ему нежностью произнес Босс.

***