Tongue Tied

— ты — мелочный. Я думал, что ты вытянешь меня из этого омута, что именно ты будешь тем самым лучиком света в моей жизни, но ты сделал только хуже. — писал Юнги в своем последнем сообщении. — Твоя жизнь похожа на кусок дерьма, твои поступки и слова еще большее дерьмо, чем все твое существование. Я ошибся. Я очень сильно ошибся, думая, что ты взрослее не по годам, но ты оказался маленьким и глупым ребенком. Не трогай меня, не заваливайте меня письмами, я — одиночка, и твое появление в жизни еще раз доказало это. Где-то на середине сообщения Чонгук уже ничего не видел из-за подступивших слез. Его скручивало изнутри, словно он в центрифуге, невольно подкашивались ноги, которые не справлялись с тяжестью, набирающейся сверху. Он ничего не осознавал, и тело медленно начинало разлагаться под гнетом происходящих событий. Его убивало изнутри, медленно и мучительно, словно бомба замедленного действия. За что ты так со мной?.. . Тихо, без ведомой на то причины. Человек был — человека не стало. Чонгук умирал, он искренне считал именно так, его сердце не билось, а легкие продолжали дышать. Собравшись с силами, он решил ответить коротко и ясно, так, чтобы вопросов больше не возникало. Лаконичное и простое «Я всегда буду рядом» разогрело бы душу старшего, но было уже поздно — блокировка всех возможных путей отправления сообщений. Это конец. И конец не для Юнги, и даже не для Чонгука. Конец для них. Конец целой эры, эпохи, которая продолжалось так мало, но была нескончаемо яркой. Перед глазами младшего появлялись картинки их совместного времяпровождения: вот они в студии, разучивают хореографию своего преподавателя, а вот они гуляют по парку и хен постоянно ругает его за то, что он курит в таком юном возрасте. А вот они идут на выставку японского художника и Юнги хвалит себя за то, какие же крутые фотографии он делает, хотя в глубине души понимает, что с какого бы ракурса не был сфотографирован Чонгук — он будет выглядеть идеально. А вот они сидят в фото-будке и делают миллион фотографий, тем самым создавая огромную очередь. Но им было все равно, потому что они были вместе. «Я так сильно скучаю по нему» проносится в голове у Чона, и вместе с этими словами рождается чувство, которое необратимо рушит все хорошее и концентрирует внимание исключительно на плохом — ярость. Он был зол. Зол на себя, зол на него, Чон стирал их фотографии и переписки со скоростью света, не задумываясь о том, что когда-нибудь это станет памятью для него. Плевать. Удивительно, как человеку быстро может озлобить то, что он так сильно ценил.

***

Медленно опадают листья, окрашивая город в золотые оттенки. Чонгук нехило опаздывает на работу, где его ждут ученики и разъяренный директор, вернувшийся из командировки пару часов назад. Чон уже не помнит, когда ему стало плевать на свою жизнь, но на что ему не плевать, так это на кота, который забрался на дерево посреди парка и столпившиеся людишки бездейственно смотрят куда-то вверх, явно не желая что-либо делать. -дайте мне пройти, — вырывается у Чона и он снимает свое бежевое пальто, бросая его куда-то под ноги. Достав кота он сразу обнаружил, что такое «мясо» не может быть уличным бродягой — его точно кто-то, да потерял. Этот серый комок шерсти дрожал на руках и Гуку в голову не пришло ничего лучше, чем укутать его в свое пальто от Burberry. «Котик, не знаю, как тебя звать, но твой хозяин обязан мне новым пальто» обращается спаситель к серому коту, по морде которого можно было прочесть «Да мог меня вообще не доставать оттуда». Присев на первую лавку, Чонгук сделал пост в foursquare с своей геопозицией и прикрепил фото, которое сделал кто-то из толпы, когда Чон доставал эту недовольную морду с дерева.  — Эх, вот это я красавчик конечно, — прокомментировал он свой же пост и откинул телефон куда подальше. Ни думая ни о чем, Гук устремился в ясное небо. Лучи солнца стремительно пробирались сквозь бордово-золотые листья деревьев и когда им все-таки это удавалось, ослепляли героя этого дня. Вдруг, необъятных размеров кот неожиданно спрыгивает с колен своего спасателя, что было малоприятно и Чонгук устремляется в силуэт, который так чертовски ему знаком. Так. Чертовски. Знаком.  — Эм, привет, я, это, ну, благодарю что спас его, ну, с дерева типо. — Юнги говорил так, словно не являлся выпускником филологического института. Чонгук ничего не отвечал. Он просто смотрел на него. «Надо же, он перекрасился в темный цвет, хотя всегда был противником этого. Надо же, он проколол себе уши, хотя всегда говорил „это по пидорски!“. Надо же, он завел себе кота, хотя всегда говорил „Да я не способен любить, даже животных“. Надо же, он... » -Я скучал по тебе. Надо же. Он скучал по мне.