С/За-путались

      Он сбегает.       Сбегает, словно маленький глупый мальчишка, вдруг испугавшийся монстра в темноте (которого на самом деле нет).       Только вот его монстр живёт там, внутри. Грызёт душу, отламывает кусочки от измученного сердца, толкает на неразумные поступки — и заставляет выбрать сомнения, наполняя внутренности паническим страхом только от мысли о том... о том, что всё. В с ё. Уютная тесная скорлупка разбита и показушно демонстрирует всем гниль его неправильных чувств.       Забавно, что история его персонажа утверждает обратное. Ирония?       Блядство.       Его чувства подёрнуты чёрной сеткой лжи, самообмана, нарушенных обещаний и неоправданных надежд.       Его монстр — он сам. От себя не скрыться.       Но можно скрыться от того, кто их вызывает.       Или нет?..       Своим побегом он пробуждает что-то новое, совершенно незнакомое и оттого настораживающее в нём.       Тот день — конец.       Тот день — начало.       С того дня его жизнь превращается в сплошной сумасшедший квест под говорящим названием "Избежать Криста".       Мероприятия, проекты, фотосессии, съёмки, Сотус, интервью, Сотус и снова Сотус, фанмитинги в честь Сотуса, фанмитинги от компании, показы — всё сливается в единую мешанину событий, где главными становятся две вещи: отработать фансервис на все сто пятьдесят процентов и сбежать от настойчивого младшего.       Фанаты волнуются, фанаты невольно давят на больное, фанаты спрашивают о смущающих вещах — и он, отвечая, мысленно молится лишь на то, чтобы подобных вопросов было меньше. Он не смотрит и не читает комментарии, он удаляет фейковый якобы фанатский аккаунт, он пытается избавиться от Криста даже в виртуальном пространстве.       Коллеги сначала смеются, затем делают ставки, затем начинают беспокоиться.       Менеджер Пи'Джейн не желает слушать, не желает внимать его дурацким пояснениям, менеджер Пи'Джейн твёрдо уверен, что ломать отношения с тем, с кем ещё играть придётся — глупо и недальновидно. Менеджер Пи'Джейн сдаётся и берёт с него обещание, что это беготня не продлится дольше месяца. Иначе потом он будет помогать Кристу.       И даже Нью, чтоб его, делает попытки вразумить, доказывает, что это ни к чему хорошему не приведёт и «Сингто, прекрати дурить, себе же хуже сделаешь».       Страх оказывается сильнее.       И, да, он пообещал. Но, как проверено опытом, все обещания, хоть как-то связанные с Кристом, рискуют быть нарушенными.       Спустя три месяца он продолжает всё также бегать (в буквальном смысле). И лишь забившись в какой-то угол, позволяет себе ненадолго расслабиться.       Он устал.       Он держится лишь на природном упрямстве и вдруг проснувшемся азарте — поймает-не поймает, надоест-не надоест? Любопытство гложет наравне со страхом. Страхом лишиться тех крох, что остались от их недо-отношений якобы коллег.       Он держится из последних сил.       Он только ждёт, когда же сдастся младший, когда же можно будет отключить чувства (и свои, и его) и поговорить. Как коллеги.       Он держится.

ххх

      Сначала Пи'Сингто хочется убить. За молчание. Скрытность. Недоверие. Панцирь, из которого даже с огромным желанием не выковырять. (Ха-ха, и кто тут из них ещё черепашка?)       Потом хочется убить себя. Что не заметил, проворонил, позволил коптиться в собственных чувствах; что не переговорил ещё тогда. Не успел. Оказался таким слепым. Не понял, не услышал.       Всё, чего ему хочется сейчас — поймать Пи'Сингто и хорошенько приложить об стену, отомстить за бесконечные догонялки, измочаленную нервную систему и странное беспокойство. Абсолютно дикая, чуждая ему злость пытается затопить сознание, расцвечивает силуэт старшего красным, приказывает "догнать" и "ударить". Но небольшой перерыв, возможность осмыслить всё в целом, успешно гасит её. В тот день, ставшим роковым, он хотел просто поговорить, узнать, какого чёрта вообще творится, но сейчас...       Сейчас хочется донести, что нельзя так. Нельзя нести такой груз только на себе; прятаться настолько глубоко, что не достать; вот так издеваться над самим собой и так себя загонять. Категорически.       Что нужно уметь просить — и принимать — помощь. Быть хоть чуточку, хоть немножечко доверчивее. И в стенах оставить щёлочку, а не выстраивать монолитом.       В первый месяц он пытается понять. Как, когда, почему; не шутка ли это всё, про чувства. Видит — не шутка. Разговаривает по душам с Пи'Нью в попытке лучше узнать о Пи'Сингто, просит помочь Пи'Джейна (но получает отказ) и прибегает даже к особой мере — встречается с отцом Пи'Сингто и долго беседует с ним, выцепляя что-то новое. И в конце концов понимает, что, оказывается, многого не знал о таком до одури знакомым Пи'Сингто. Образ этого Пи'Сингто, открывшийся лишь в чужих словах, врезается под кожу без его на то согласия и, видимо, собирается остаться там навсегда.

Ему больно, дурно, внутри в нём что-то скребёт. Он начинает подыхать.

      Во втором месяце он мучается от тоски. Сингто, его постоянного присутствия (не того, формального, на публику), его интереса, его заботы, просто его т е п л а не хватает настолько, что он готов на стену лезть. На ту самую, монолитную. Он скучает по возможности приобнять или, может, положить подбородок на плечо каком-нибудь очередном скучном собрании, просто по долбаным касаниям без подтекста. Вне работы. Он скучает по тому, как пальцы Сингто практически невесомо перебирали его волосы, когда тот думал, что он спит. Он просто чертовски скучает по приятелю другу близкому Сингто. Без него безумно одиноко — и он не уверен, что, встречайся они с Нун и дальше, он бы не чувствовал этого удушающего одиночества.

Слишком много времени, чтобы понять, как сильно Сингто врос в его душу.

      Наступает третий месяц, и он готов выть. У него ощущение, что чёртов Синг освоил телепортацию — иначе как, блять, умудряется ускользнуть прямо из-под носа? Его бесит собственная нерасторопность и невозможность предугадать, куда же, чёрт дери, в этот раз дёрнет Синга, да даже с помощью менеджера (тот всё же сдался под давлением, стараясь помочь) и Нью не удаётся ни-че-го. Как будто в Синга Флэш вселился, не иначе.       Он.       Не понимает.       Для чего.       Тот.       Продолжает бегать.       Крист ведь не монстр. Он просто хочет поговорить. Поговорить и... нет. Он вновь и вновь задавливает в себе то тёмное вязкое желание. Нет. Он не смеет.

Кажется, он неотвратимо сходит с ума.

      В этот раз он и не надеется на удачу. На своевременность сообщений Пи'Джейна и Пи'Нью. Вообще ни на что не надеется.       Потому что... проходили ведь всё уже, да? И врасплох застать пытались, и поджидали, и что-то ещё. Смирись, малыш Кит. Ты неудачник. Смирись.       Он совсем не ожидает увидеть Нун. Практически-невесту, бывшую-девушку, просто-Нун — здесь, рядом с залом для репетиций. Сколько они не виделись? Наверное, с самого момента расставания. Но она здесь. Стоит рядом с Сингом, что-то эмоционально рассказывает, освещая всё вокруг улыбкой, и даже смеётся над чем-то, держа за руку незнакомого ему парня. А Синг улыбается.       Улыбается.       У л ы б а е т с я ей, понимаете? Ей улыбается, едва заметно, но искренне. Тепло. Так, что в груди что-то щемит. Так, что хочется запечатлеть её в своей памяти, забрав у других, оставив только и только себе.       Так, как не улыбался уже долгое время.

Так, как улыбался ему когда-то.

      Он задыхается.       А Сингто кивает чему-то и, кажется, даже негромко смеётся.       А Сингто выглядит счастливым.       Живым.       Он с трудом заставляет себя остаться на месте. Ибо нельзя. Можно спугнуть. Эгоистично впитывает крупицы чужого счастья.

Улыбка и блеск в его глазах выжигают шрам на больной душе.

      Сингто взмахивает рукой, прощаясь. Уходит. А он глупо остаётся стоять, ожидая неизвестно чего. Неизвестно кого. Неизвестно...       — Крист, я знаю, что ты здесь. Не хочешь поздороваться? — его маленькая Нун, сама того не подозревая, спасает его от раздирающих мыслей. Выходит из-за угла, растягивает губы в дежурной улыбке. Он хотел бы искренне, но не получается.       — Здравствуй, Нун, — привычно приобнимает, окидывает внимательным взглядом. Его маленькая Нун кажется действительно радостной. Хоть кто-то. — Прекрасно выглядишь, как и всегда.       — Чего не скажешь о тебе, — та тоже смотрит внимательно, — что вы друг с другом сделали? Зачем? — Всё, что он может ответить — пожать плечами, потому что и сам не понимает, зачем. И что. И как вообще так получилось.       Он ничего не понимает. Он устал.       Устал он и не поддаваться желанию всё бросить.       — А, кстати... это мой друг, Пи'Тинтин. — Парень кланяется, он автоматически дублирует его движение, хоть и не хочется. — Вы два дурака, вы знаете? Даже по фото видно, что что-то не так, Крист. И ты...       — Не могу его догнать. Буквально, — и, возможно, это было не лучшим решением, вот так вот раскрывать, но он нисколечко не жалеет об этих случайных словах.       — Я думала, это шутка. — Ему не нужно поднимать взгляд, чтобы увидеть её сочувствие. — И... — проверяет сообщения в лайне и вдруг хихикает как-то несерьёзно — и не надо даже раздумывать, он знает, что так бывает, когда ей приходит в голову действительно хорошая идея.       — М? Что ты там собираешься сделать? — На телефон приходят смс, которые он тут же прочитывает. И Пи'Нью, и Пи'Джейн пишут, что Сингто пока в гримёрке, а потом собирается что-то передать Нун.       — Пи'Син хочет что-то спросить у меня и просит подойти ко второму выходу. Ты пойдешь со мной и, когда мы договорим, поговоришь с ним, — просто пожимает плечами, словно это самая очевидная вещь, а ему становится смешно от всех этих многочисленных планов по "поимке". Будто они все в идиотском фильме, чтоб его.       Но с планом соглашается. В прошлый раз, с Пи'Нью на месте Нун, не сработало, может, тут повезёт?       Искорка надежды загорается против его воли.       Его смех слишком похож на истерический, когда Сингто успевает ускользнуть в самый последний момент. Кончики пальцев горят от фантомного ощущения прикосновения к коже Пи'Сингто.       Повезёт, да? Да? Где оно, где это идиотское везение, когда оно так нужно?       Ноги не держат, и он сползает по стенке на грязный пол, наплевав, что джинсы белые. Он смеётся. Он, блять, будет смеяться.       Он смеётся.

И не замечает, как смех срывается в позорное рыдание. Хорошо хоть никто не видит.

      Как же он, блять, устал.       На очередную репетицию (и репетицию ли? Что это? Он, честно говоря, не помнит) приходит только потому, что не может подставить самого себя и менеджера. Оттарабанивает неизвестно когда заученный сценарий, вроде даже движения делает везде нужные. По крайней мере, его отпускают одним из первых. Спешит уйти, даже не прощается. Когда-нибудь потом он извинится. Потом.       Когда вспомнит, для чего оно это всё нужно.       В гримёрной полностью стирает всю косметику (самое смешное, что он даже не знает, когда успел накраситься и сам ли красился или с чьей-то помощью), снимает мокрую футболку, мыслями будучи где-то вдалеке, и потому вздрагивает от слишком громкого щелчка дверного замка.       — Ох, извини, я... — Его голос выводит из прострации; в какие-то доли секунды успевает перенестись к двери, запирает трясущимися руками...       И приходит в себя только когда прижимает причину всех его гонений к стенке.       — Вот уж неожиданно, да, Пи'Сингто? — ярость, давно похороненная под сворой других чувств, бушует, кипит, норовит вот-вот вырваться. — Бегал-бегал и сам пришёл, — и, блять, слова вырываются помимо его воли, не это он хотел сказать, не так. Всё не так.       — Крист... — страха нет. В чужих родных глазах мутная усталость, утопленная боль, робкое неидентифицируемое что-то, но не страх.       В чужих родных глазах — бездна, в которую он добровольно летит.       Ноги подкашиваются — вцепляется в плечи, наверное, до боли, в попытке удержаться. Хочет сказать, но горло сжимает спазмом, и лишь шумно выдыхает, зажмуривается и       чувствует,       как       ладонь осторожно проводит по спине.

Падение остановить невозможно.

      Он теряет счёт времени. Да что там, он себя теряет в этих недо-объятиях.       — Крист. Отпусти меня. Пожалуйста, — и Сингто вовсе не о пальцах, всё так же судорожно сжимающих его плечи. Нет. Нет. Нет.       Не отпустит.       — Ни за что, — осмеливается вновь открыть глаза. — Нет. — Сингто хочет возразить. Открывает рот, чтобы снова попросить.       Крист его целует.       Он кусает чужие губы, вдохнуть не даёт, опомниться тоже. Ни за что. Никогда. Не отпущу. Не настаивает, ждёт чего-то, но кусает. Кусает, пока не прокусывает до крови, пока не чувствует металлический привкус и ответный укус.

Поцелуй Криста совсем не похож на поцелуй Пи'Артита. Связь персонаж-актёр окончательно рвётся. Все его эмоции, все прикосновения, все поцелуи остаются у Конгфоба и Пи'Артита. Поцелуй Криста — то, что принадлежит только ему.

      Сингто задыхается. Сингто — впервые — позволяет взять контроль.       Он падает вслед за ним. Вместе с ним.       Потом они обязательно поговорят. Обнажат друг перед другом души.       Потом они обязательно начнут маленькими шажками двигаться вперёд.       Потом они обязательно целиком и полностью примут друг друга. Все недостатки и достоинства. Всё.       Потом они обязательно сплетутся воедино, так, что ничем не разорвать.       Потом.

А сейчас они целуются в тёмной гримёрке, стараются прикосновениями передать чувства. Сейчас они потеряли друг друга и обретают заново. Сейчас они летят вместе. И бездна не кажется им страшной.