***
БоДжек исполнял этот особенный танец так давно, как только мог вспомнить. Даже в самых ранних паршивых воспоминаниях он находил способ смешать себя с дерьмом. — Ты мог бы стать певцом, — провозгласила его мама в один из тех редких моментов, когда она его поддерживала. — Моя мать пела великолепно. Ты можешь быть почти так же хорош, если постараешься. Все кончилось очень быстро и просто. БоДжек вернулся в свою спальню, включил радио и запел так громко, как только мог. — Прекрати шуметь, пока я сам тебя не заставил! — прокричал его папа. БоДжек выключил радио и больше не включал его никогда. Пение все равно было отстойным. Саморазрушительное танго имело множество разных па, но начиналось оно одинаково с каждой песней: «И раз, и два, и раз-два, о, СРАНЬ!»~~~
Часть его хотела винить Хёрба. БоДжек и так знал, что бухло может сотворить с людьми. Он видел и как его мать непрерывно курит годами. Он избегал и того, и другого, пока Хёрб не сказал, что он может немножко расслабляться перед своими выступлениями, пока он не привык выпивать вместе с Шарлоттой до того, как подняться на сцену. Это не было виной БоДжека. Никак не могло быть его виной. Однако это не Шарлотта вела его в следующий бар после шоу, и Хёрб совершенно точно не подстрекал БоДжека опрокидывать стопки текилы с плоского живота какой-то девки, прежде чем продолжить заниматься этим в джакузи. Кокаин же был просто еще одной приятной мелочью, вроде дорогущих часов и билетов на баскетбол в Эмми Баскетс. И если уж он просыпался, то нуждался в чем-то, что бы его усыпило. А потом разбудило утром. И чтобы снять напряжение после. БоДжек просто не мог верить, что он в чем-то виноват. Будь это так, это значило, что он мог остановиться. Хуже того, значило, что он мог остановиться даже теперь. Мог столкнуться лицом к лицу с реальностью. Он мог бы отправиться в реабилитационный центр. В какой-нибудь симпатичный миленький рехаб; не в один из этих говененьких мест имени Бетти Форд, а в одну из серьезных клиник с горячими медсестрами, в которых побывал Роберт Дауни-младший. Ага, он мог бы это попробовать. Его реабилитация длилась семь часов, три дринка и две медсестры, которые смотрели «Ржем с Конем». И раз, и два…~~~
Однажды он посетил мозгоправа. Он вошел в кабинет с мыслью, что покажет ей нарезку шоу «Беа и Ириска Конь — дерьмовые родители», после чего она пропишет ему шесть видов таблеток, которые прервут череду ужасных поступков и сделают из него цельную и здоровую личность. Нахуй рехаб, что ему было нужно, так это пилюльки, правильные пилюльки. Лучше уж иметь дело с легальной фармацевтикой. Но все, что он смог выдавить из себя, были жалобы на проблемы со сном. «Ты бесполезный и слабый, — завел голос в его голове — один из постоянных его спутников. — Думаешь, ты заслуживаешь кого-то, кто будет сидеть здесь и выслушивать о твоих проблемах? Хочешь развалиться тут и распускать нюни, как маленькая плакса? Считаешь, у тебя депрессия? Чушь собачья! Ты еще легко отделался. Твой дружок Полли, помнишь его? Это ему пришлось поработать ртом над членом своего тренера из младшей лиги? Или Сара Линн. Ты знаешь о том дерьме, что произошло с ней в детстве. Ты твердил себе, что понятия не имеешь, что происходит с ее мамашкой и всеми ее отчимами, потому что это было проще — вернуться к работе и не задавать вопросов. Вот у нее есть повод для депрессии. У каждого есть повод поважнее твоего, ты, жалкий болван. Твои мама и папа были сволочными, и что с того? У всех такие родители. Прекрати ныть и оторви свою задницу от этого дивана, ты, мешок с дерьмом, и перестать тратить чужое время». — БоДжек? — переспросила психотерапевт. — Как давно у тебя проблемы со сном? Он поднялся. — С тех пор как мы с папой рассорились из-за похода на рыбалку, когда мне было десять. Я откопал корень проблемы. Я вылечился! Спасибо, док. Десять минут стоили ему триста баксов. Если бы он по-прежнему был стендапером, то из этого могла бы получиться лучшая шутка про шлюх в его карьере.~~~
БоДжек сорвал свою вишенку в семнадцать с пухленькой похожей на хорька девчонкой в очках. Мелинда была рада парню, от которого потом было легко избавиться, по крайней мере, так он себе говорил. Он бросил ее через пять минут после того, как застолбил свидание с Лизой Стивенс, самой привлекательной лисицей в школе. Он трахался всласть до выпуска, но после Лизы у него был долгий период воздержания аж до самого переезда в Лос-Анджелес. Чем стремительней развивалась его карьера, тем более привлекательные женщины прыгали в его койку. Так продолжалось в течение целого года, в который БоДжек упускал только шанс переспать с рыжухами, потому что мог позволить себе выбирать кого угодно, но он покончил с этим, когда однажды проснулся голым в постели со скунсом и ее лучшей подружкой. Секс вынуждал этот идиотский голос замолчать, по крайней мере, до тех пор, пока он не кончил. После он начинал греметь громче. Этот короткий промежуток безмолвия стоил этой бешеной гонки, и не было ночи, в которую он не был бы готов кому-нибудь присунуть. Принцесса Кэролин хорошо его понимала, ну или насколько его вообще кто-либо мог понять. Они встречались, занимались любовью и подводили других, потому что это было частью их рутины, или рутины одного БоДжека. Он старался и добился успеха в том, чтобы не думать о том, что она чувствует, видя его с очередной старлеткой в клубе и точно зная, что Мэнди или Хейди или Трейси в конечном итоге окажется в его постели. Что угодно, чтобы чувствовать себя молодым и желанным, что угодно, чтобы прекратить этот шум меж его ушей, что угодно, что движется и достаточно сексапильно. Пенни было семнадцать, прямо как ему самому когда-то. Может быть, он хотел сказать себе о том, что все вернулось к исходной точке. Может, хотел ощутить себя тем молодым мужчиной, с которым она должна была встречаться. Возможно, он оттолкнул бы ее до того, как все зашло бы слишком далеко. БоДжек поднаторел в умении лгать себе, но не настолько. Если бы Шарлотта не вошла тогда, он бы трахнул ее дочку. И раз, и два, и три, и четыре…~~~
Штокроза была его шансом перестать творить хуйню. Он выплясывал от одной катастрофы к другой, от бухла к колесам, а от них — к сексу, вынуждающему голос в голове заткнуться. Штокроза заслуживала лучшего. Она ничего не ждала от него, только была благодарна за приют и помощь в поисках ее биологической матери. Она не была так травмирована, как он. Ей еще не были известны движения этого танца. «Сходи на прием к психотерапевту сейчас» — хотелось сказать ему, но он держал рот на замке и позволял своей матери приготовить ей еще кофе. «Ты прекрасна, какая есть» — пытался сказать он, но она отказывалась от мороженого, а отец из него был никудышный. Это было к лучшему, что она оказалась ошибкой отца, а не его собственной, лучше иметь сестру, чем дочь, которой он не в силах помочь больше, чем ему помогали его собственные предки. Лучше знать, что ей не уготовано судьбой то же безумие, что копошилось в голове его бабушки, пока врачи его не вырезали, безумие, что пожирало мозги его матери, точно колония термитов, безумие, которое ежедневно шепчет ему, что он должен сигануть на машине с ближайшего моста. Его отец был не в себе, но то был не тот сорт сумасшествия, к которому приходят после того, как твои мечты сотни раз втоптали в грязь, не эти черви в голове. Штокроза была в безопасности.~~~
Он вернулся к психотерапевту. — Здравствуй, БоДжек, — сказала она. — Как тебе спалось все это время? — Будто я ненавижу себя последние пятьдесят лет и хочу умереть. Он расслышал, как щелкнула ручка. Она раскрыла блокнот. — Расскажи мне об этот подробнее. — Док, вы умеете танцевать?