сирень и незабудки

Свой четырнадцатый день рождения Твик никогда не забудет. Для большинства эта дата становится своеобразной точкой отсчёта, началом поиска своей родственной души. С этого возраста все начинают разглядывать прохожих и друзей в надежде сопоставить свои цветы с чужими ранками и ссадинами и вычислить любовь всей жизни. В свой четырнадцатый день рождения, ровно в полночь, Твик чуть не задохнулся во сне. Во рту, в носу, на кровати, по всему телу — уже ненавистные крохотные цветочки сирени стали с этого дня неотъемлемой частью его жизни. В свой четырнадцатый день рождения Твик узнает имя своего соулмейта. Далеко ходить не пришлось — Крэйг притащился в школу только к третьему уроку и на мальчике не было живого места. Его постоянно отчитывали за драки и подстрекательство к ним, но кажется, с каждым годом, Такер только входил во вкус. Твик не горел желанием верить, что его родственная душа — главный хулиган класса, но когда к четвертому уроку Крэйг ушел в медпункт с кровотечением из носа, блондин чихнул сиренью и сомнений не осталось. Медицинская карта Твика с каждым годом обрастает все большим количеством диагнозов. СДВГ, нервные тики, паранойя, нарушение сна, зависимость от кофеина, склонность к самоповреждению. Прибавьте к этому полное безразличие со стороны родителей. Какого черта он еще числится в средней школе Южного Парка, а не в психушке, пожалуй, загадка для всего города. Твик Твик может псих и параноик, но с самооценкой у него все было хорошо. Он прекрасно понимал, почему с ним никто не общается. Его никто не задирал, но за спиной часто слышалось «ненормальный», «невротик», «дёрганый какой-то» и прочие неприятные, но правдивые вещи. И звезде школы Крэйгу Такеру такие соулмейты скорее ударят по репутации, чем обрадуют. А каждый раз, когда Твик просыпается задыхаясь в цветах сирени, а на следующее утро Крэйга нет в школе, у блондина даже нет возможности поинтересоваться, спросить «А что там с Такером?». Он только подходил чуть ближе к людям и пытался выхватить крупицы ценной информации. Ему так хочется в следующий раз просто схватить своего соулмейта за грудки и попросить не подвергать себя опасности, не лезть драки. Но разве Крэйгу Такеру нужен какой-то там изгой Твик Твик? Возможно, когда-нибудь, Твик вылечится от всего этого дерьма. Станет приемлемым членом общества. Станет нормальным. И тогда обязательно разыщет свою родственную душу и попробует сделать всё по человечески. А Крэйга Такера просто заебало ходить в кофтах с длинными рукавами. И заебало выдирать из рук желтые незабудки. Не считая этого, его соулмейт редко давал о себе знать. Лишь изредка цветы помимо своего показушно-суицидального места появлялись странными пятнами еще и на ладонях или ногах. Крэйгу, конечно же, было неведомо, что в эти моменты Твик по неосторожности обливался кипятком, когда в очередной раз заваривал себе кофе. Крэйгу, конечно же, было неведомо, что его соулмейт — незаметный парень с последнего ряда, над которым и издеваться-то было жалко. — Кенни, ты знаешь, кто твой соулмейт? — спрашивает Такер, выдирая очередные желтые незабудки, оплетающие руки. — Знаю, — МакКормик хмурится. Он ненавидел разговоры о родственных душах. Вернее только о своей. — Ого, а он знает? — Нет. Я не знаю, как ему рассказать. Чел, это слишком сложное дерьмо, давай не будем. Кенни никогда не видел как на его соулмейте распускаются цветы. Он бы наверное и не узнал, если бы ему не рассказали. Когда Баттерс прямо посреди урока покрылся красными розами чуть ли не с ног до головы, а через несколько минут розы завяли и отпали сами, весь класс на ушах стоял. Первые несколько раз. Когда это начало происходить систематически, никто уже не удивлялся. «Привет, Баттерс, это я — Кенни. Знаешь, я постоянно дохну, но никто не помнит. Красные розы вчера у тебя от того, что меня переехала машина, круто правда?» Так что Крэйг выбрал совсем не того собеседника, чтобы заговаривать о соулмейтах и жаловаться на свою судьбу. Когда звонок на урок режет уши и весь класс стекается в кабинет, Такер привычно закрывает за собой дверь, входя последним. Почти последним. Он действительно был погружен в свои мысли и не заметил, что кто-то стоит позади. Твик вскрикивает от неожиданности и прижатые дверью пальцы начинают стремительно краснеть. Парень даже не думает о боли, он просто молится, чтобы повреждения оказались недостаточно сильными для цветов. Крэйг растерянно бубнит извинения и настаивает, чтобы Твик сходил в медпункт. Не став провожать одноклассника, он возвращается в кабинет и садится за парту. Клайд тут же начинает затирать ему какие-то новые сплетни. Крэйг устало потирает глаза. Резкий запах свежих цветов бьет в нос. Пальцы на правой руке усыпаны желтыми незабудками. Клайд тыкает в плечо, пытаясь выяснить причину настолько удивленного лица друга, а у Крэйга просто в голове не укладывается. Он своих ран никогда не скрывал, это было физически невозможно, и всегда думал, что его суицидальный соулмейт-идиот как минимум не из средней школы южного парка. Но если это не совпадение, и Твик действительно его родственная душа, значит блондин уже два года как молчит об этом. Зачем? И зачем он калечит себя? Дверь в класс открывается и Твик с перебинтованной рукой тихо проскальзывает за свою парту. На него даже никто не смотрит. — Клайд, воткни мне карандаш в ладонь. — Такер, ты совсем головой поехал? — Тебе сложно что ли блять? Клайд отворачивается, не желая страдать от бредовых идей Крэйга и последнему приходится обратиться за помощью к сидящим сзади. Как оказывается тяжело покалечить себя на уроке истории. — Кенни, у тебя же был нож складной. Одолжи? За это Крэйг и любил МакКормика. Он лишних вопросов никогда не задавал. Брюнет ведет лезвием по тыльной стороне ладони. На коже тут же появляются красные капельки, но особой боли процесс не приносит. Клайд смотрит на него максимально ошалевшим взглядом, но Крэйг даже не реагирует. Взгляд прикован к сидящему через несколько рядов Твику, который старательно пытался записывать вслед за учителем, периодически залипая в пустоту или подергиваясь. У Твика на левой ладони довольно быстро проявляется фиолетовая полоска. Парень это замечает и начинает судорожно выдергивать цветы, пряча их в карман. Крэйгу требуется время, чтобы переварить произошедшее. Но сирень — это, сука, так мило. Крэйг догоняет блондина в коридоре сразу после урока. Твик хватается за волосы, так и норовя остаться без пары прядей, понимая, что его раскрыли. Он заговаривается, пытаясь выдавить из себя оправдания, но Такер, не церемонясь и не давая вырваться, хватает его за руку и задирает рукав рубашки. Он ничуть не удивляется, когда видит изуродованные шрамами и порезами предплечья. Какие-то совсем свежие, другим уже по нескольку лет — они белые и выпуклые. Крэйг не идиот, чтобы лезть кому-то в душу и спрашивать «зачем». Воодушевляющие речи он тоже толкать не умеет. Он просто тыкает пальцем в исполосованную руку, хмурится и спокойно произносит: — Больше так не делай. Твик растерялся и уставился на Крэйга. Он не знает, что ответить. А Такер и сам не понимал, что ему дальше делать и немного смутился. Он собирается уходить, потому что не любит серьезных разговоров и вообще для Крэйга все вдруг стало слишком сложно. Твик перехватывает его руку. — Стой! Только если ты перестанешь себя калечить в драках. И Крэйг сдержано улыбается одними только уголками губ и одобрительно кивает. — Постараюсь. Кстати, Твик, твои цветы — желтые незабудки. Он уходит, а Твик остается стоять посреди коридора, отказываясь верить, что Такер вообще знает его имя. В его взгляде не было ненависти или разочарования, он выглядел смущенным, но… счастливым? Твик искренне надеется, что это все к лучшему. И что это начало чего-то большего.