Осколки

      Дик знал, что легко не будет, хотя когда в их жизни хоть что-то было просто? Прошло лишь пару недель с его мнимой смерти, и если физические раны практически сошли на нет, то вот бороться с очередным кошмаром было тяжело.       Грейсон, несмотря на весь богатый опыт, оказался к такому не готов. Каждая ночь превращается в персональный ад, где ему, к сожалению, была отведена главная роль. Тут негде спрятаться или что-то утаить: в конце концов, это именно его травмированное подсознание. Его бросает то в жар, то в холод, и каждый раз Дик с трудом вырывается из цепких лап кошмара под звуки собственного загнанно бьющегося сердца, готового проломить грудную клетку. Липкий страх всегда слишком медленно отпускает, пока парень пытается как-то собрать себя назад, уставившись в потолок.       — Господи, хоть бы одну нормальную ночь, — Дик устало потёр глаза, чувствуя дикое напряжение во всём теле, но вряд ли он опять заснёт.       Это тяжело... тяжело пытаться справиться со всем свалившимся одному. Одиночество душит. Кажется, что холод пробирается прямо под кожу и съедает изнутри. Каждый новый вдох отдаётся болезненной пустотой в этой мёртвой ледяной пустыне. Он один. Совсем один.       — Одну нормальную ночь, — выдыхает бывший герой, останавливая взгляд на часах. С момента последнего пробуждения прошло всего лишь два часа. Чёртовых два часа.       Дик устало стонет и утыкается лицом в подушку — мысли об одиночестве снова захватывают его в ночной тишине.       Брюс был единственным человеком из их семьи, который знал о том, что он жив, только как он мог помочь ему? Уэйн всегда был плох в подобном и с годами лучше не стал. Дик очень хорошо знал это, только легче от этого не становилось.       Он безумно нуждался в семье, но ему не оставили шанса. Даже Альфред... Боже, Альфред! Чем он-то всё это заслужил?! Хотелось как в детстве: придти к дворецкому и уткнуться ему куда-то в живот, неловко приобняв. Он никогда не прогонял, только сдержано гладил по волосам и тихим спокойным голосом что-то говорил. Наверняка утешающие и подбадривающие — не это главное. Главное — тепло его рук и забота в каждом прикосновении, каждой интонации, каждом взгляде...       Но нет. Он совсем один с этим страхом с чувством беспомощности, что принёс ему Преступный синдикат. С отчаянием и безысходностью, что подарил ему Томас Уэйн.       Дик мог пережить унижение, побои, и даже, пожалуй, полностью разрушенную жизнь. Но что делать с одержимостью в чужих глазах, с чужим желанием сломать его, подчинить, овладеть им?       Потерять себя, свою свободу — самое ужасное, что только может представить Дик. И этот кошмар — самый страшный из всех, после него бывший Найтвинг ощущает себя ужасно жалким и окончательно разбитым. Будто всё, чего он достоин — это быть пустоголовой игрушкой в чужих руках. Именно игрушкой, что бы там не пытался донести до него Томас в своём безумии. Дик видел его запястье и хорошо помнил имя на своём, так что пока он был в его руках, конец мог быть только один.       — Это не любовь, — произнёс Дик, — это одержимость.       Кровать также кажется жутко неудобной, поэтому всё, что ему остается это подняться на ноги и направиться на кухню. Возможно, тёплое молоко как-то сможет исправить положение, у Альфреда, по крайней мере, всегда получалось. Главное: как-то совладать с собственными трясущимися руками, но с другой стороны, что может быть сложного в том, чтобы подогреть немного молока?       — Наверное, отсутствие последнего, — Грейсон подавленно уставился в раскрытый холодильник.       — Тогда я пришёл вовремя.       Чужой голос заставляет Дика вздрогнуть и с ужасом уставиться на чей-то силуэт рядом с окном. Ричарда почти охватывает паника, пока незнакомец не выскальзывает из темноты так, что тусклый свет от холодильника освещает его лицо. Если честно, Дик даже не удивлен. Только один человек помимо Брюса мог не только знать, что он жив, но и отыскать его, приложив небольшие усилия.       — Тихо, Птичка, я пришёл с миром, — Джейсон выставляет руки вперёд, показывая, что безоружен. — Нам надо поговорить.       — Зачем? — наконец выдавливает из себя Грейсон, продолжая сжимать дверку от холодильника. Он пытается ослабить хватку, но руку, кажется, свело от напряжения.       — За тем, — линчевать подходит осторожно, словно боится спугнуть, — что ты моя пара.       Одного его касания к обнажённой коже запястья достаточно, чтобы рука разжалась и расслабленно опустилась вдоль тела. Тодд толкает дверцу злополучного холодильника, погружая комнату в темноту, но это не мешает ему видеть каждую эмоцию в давно знакомых голубых глазах.       — Не тебе об этом говорить, — медленно произносит Найтвинг, чувствуя, как старая обида снова побирается к нему, как будто ему до этого было мало.       Джейсон Тодд. Его персональная драма в жизни. Его соулмейт, который от него отказался. Метка давно потеряла цвет, лишь изредка отзываясь отголоском чужих эмоций. Джейсон вернулся в семью, но не к Дику. Без поддержания связь ослабла так, что, казалось, ещё немного — и исчезнет окончательно.       — Знаю, — соглашается тот, преграждая дорогу брату, чтобы он не проскользнул мимо него. — Но нам всё равно надо поговорить.       — Серьёзно? Сейчас? — Дик раздражённо хмурится.       — Да, сейчас.       Грейсон пытается оттолкнуть Джейсона от себя, но парень мягко удерживает его за руку и тянет к себе, обнимая со спины. И Ричард ненавидит себя в этот момент как никогда. Эта слабость душит его, он не хочет отталкивать, никогда не хотел, но в конце концов именно его отвергли когда-то. Так к чему теперь это тепло?!       — Дик, то, что с тобой случилось — это полное дерьмо. Если бы я знал, что...       — Никто этого не знал, — спешно перебивает его бывший герой, всё ещё продолжая стоять в объятьях. — И не мог узнать, Джей. К чему это вообще?        — Я налажал, Дик, — впервые с момента его появления, голос Джейсона дрожит. — Просто послушай меня, хорошо? И не перебивай.       — Ладно, — слишком легко уступает парень, но у него никогда не было сил сопротивляться Тодду.       Дик полюбил Джейсона с самого первого взгляда, когда они ещё не знали, что так и было предначертано свыше. Раздражение и злость на то, что его заменили так скоро, ещё и каким-то оборванцем с улицы, мгновенно испарилась, стоило им пересечься глазами. И Дик утонул. Утонул полностью, просто растворился в чужом взгляде. Яркий, дерзкий, сильный, пока ещё ребенок. И только напоминание о том, что Джейсон ещё слишком мал, к тому же его младший брат, заставило Дика вовремя одёрнуть себя.       — Когда я вернулся, — начал говорить Тодд. — Я был очень не в себе. Да ты в курсе, наверняка чувствовал через метку. Связь же работала на полную катушку. В общем... я испугался Нас. Ещё больше, за тебя. Дик, я с трудом выносил свои приступы ярости, а тут ещё твоя вселенская тоска. Тогда для меня всего было слишком.       — Но потом же...       — А потом, — Джейсон не дал ему продолжить. — Потом я решил, что отказаться от тебя действительно правильное решение. Сам подумай, что я могу тебе дать? Моя жизнь полное днище, и ничто не исправит этого. Я не мог утащить тебя за собой. Только не тебя.       — И что изменилось сейчас? — Дик был рад, что Джейсон стоит за спиной и не может видеть его лица, а только чувствовать напряжение во всем теле.       — Ты умер, — глухо выдохнул линчеватель, крепче прижимая свою пару к себе. — Чёрт, это было ужасно. Когда почувствовал, что у тебя остановилось сердце — думал снова сойду с ума. Господи, так ненавидел себя в этот момент.       — Это не твоя вина, — повторил Дик.       — Нет, моя. Если бы... если бы я не отказался от связи, то сразу бы почувствовал, что ты попал в беду, а не увидел бы это, как все, с экрана телевизора.       Грейсон не знал, что на это ответить. То, что говорил бывший Робин было правдой, но во всём случившимся Дик винил только себя. Он разжал руки брата на своей талии и оттолкнул, медленно ступая в сторону спальни.       — Дик.       — Забудь об этом, — Найтвинг обернулся. — Можно бесконечно перебирать это "если бы", но правда в том, что уже ничего не изменить. Поэтому забудь. И уходи.       — Дик! — Джейсон снова приблизился, отчего Дик сделал пару шагов назад, пока не упёрся спиной к стенке. — Я знаю, что не заслужил, но дай мне ещё один шанс.       — Нет, — отрезал Грейсон.       — Чёрт, я знаю, что тебе хреново, — продолжал упорствовать Тодд. — Даже отголоска, что есть сейчас достаточно, чтобы понять, насколько. Ты не должен проходить через это один.       — Нет, Джей, это моя проблема и...       — Наша, — упрямо возразил юноша. — Это наша проблема. Просто не отталкивай меня сейчас, Птичка, хотя бы сейчас.       — Нет, чёрт, отпусти! — Дик попытался уйти от нового прикосновения, но Джейсон буквально загнал его в ловушку. — Чёрт.       — Всё хорошо, — тихо произнёс Тодд, приобнимая старшего брата за плечи, сдерживаясь, чтобы не давить на Грейсона больше необходимого. — Теперь всё хорошо.       — Я правда не могу, — Дику было уже всё равно, насколько жалобно звучал его голос. — Если... если ты опять передумаешь, я этого не выдержу, Джей.       — Не передумаю, — Джейсон ухватил свою пару за подбородок, разворачивая его лицо к себе. — Больше никогда.       — Ты такой...       Тодд не дал ему закончить, наконец касаясь чужих губ. Пока неуверенно и мягко, словно они вернулись в то забытое прошлое, где он подростком, жутко краснея, притянул к себе старшего брата в их первом поцелуе.       — Невыносимый, — закончил за него Джейсон, наконец, чувствуя лёгкую улыбку брата, промелькнувшую от его слов. — Знаю, но иначе бы это был не я.       — Придурок, — вздыхает Дик и сам подаётся навстречу.       Быть с Джейсоном подобно катанию на американских горках: либо ты падаешь в пропасть, либо взлетаешь к самым небесам. Дик чувствует, как запястье начинает пульсировать под чужими грубыми пальцами, как стремительно накладываются чужие эмоции на его собственные, как связь между ними буквально натягивается, сближая настолько, насколько это вообще возможно.       Дик стонет, погрузившись в поток бесконечной нежности и вины Джейсона, его страха и сожалений, но от этого отчего-то становиться легче. Та пустота, что съедала его изо дня в день, наконец-то заполнена, а холод отступает под чужими обжигающими прикосновениями.       Тодд тянет его за собой в спальню, на кровать, покрывая его лицо лёгкими поцелуями и ни на секунду не выпуская из своих рук. Дик плавится от всего этого, позволяя Джейсону делать с ним всё, что угодно, но только до того момента, пока его рука не скользит за полоску штанов.       — Джейсон! — судорожно выдыхает юноша, пытаясь совладать с собственным голосом.       — Всё, всё, я понял, — Тодд обнимет Ричарда за плечи, утыкаясь лицом в тёмную макушку. — Прости, не удержался.       Джейсон злится, но давит в себе эти эмоции, понимая, что Дику они только навредят. Тот сейчас словно оголённый нерв: чуть надавишь, и может сломаться.       — Джей, я люблю тебя, — успокоившись, произносит Грейсон.       — Я знаю, Птичка, — улыбается Тодд, притягивая его к себе ближе. — Я тебя тоже.       Дик закрывает глаза с полной уверенностью, что в этот раз ему удастся заснуть без кошмаров. Пока эти руки обнимают его, пока он слышит успокаивающее чужое сердцебиение, пока Джейсон рядом с ним, ему бояться нечего.       Он снова начинает верить, что вместе они справятся с любыми проблемами и, возможно, когда-нибудь Дик снова сможет надеть свой костюм Найтвинга. Но всё это будет потом.       А пока есть эта ночь, тепло чужого тела и лёгкая пульсация в запястье от любимого имени, снова заигравшего алыми красками.