~
2 февраля 2018 г. в 20:47
Их любовь была насквозь пропитана жестокостью, чувства шли бок о бок с очередным избиением – навязанной дискриминацией по признаку ликантропии.
Вместо секса их верхом удовольствия был короткий контакт глаз, в которых читалось одобрение, в моменты адреналинового выброса, когда рука была уже занесена для удара, стрела – готова сорваться в полёт и впиться в чужую плоть, а курок – взведён, хоть пальцы и подрагивали. Стёсанные в кровь костяшки, разбитые губы и нос – для них следы утех получше засосов.
Их чувства были на уровне невербалики, плескались где-то под кожей, в кровяных тельцах эритроцитов, выражались разве что в «не подохни» перед очередным смертельно-опасным заданием от Монро. Такое своеобразное «я люблю тебя» в мире охотников, когда шансы подохнуть реально с каждым днём растут в геометрической прогрессии, когда защищаешь своё, плюя на мораль (да, Гейб?)
Их любовь была.
Её избили вместе с Ноланом со словами «я делаю то, что должен», когда оказалась, что жестокость в ней важнее доверия.
Она подохла вместе с Гейбом на ледяном кафеле забытой богом больницы. Подохла окровавленной и ненужной с последним хрипом ставшего жертвой охотника.
Нолан смотрит на труп человека, который пару часов назад был ему важен, и ловит себя на мысли о том, что не чувствует ничего. Кто ж знал, что чувства на жестокости – бесполезная фальшивка, нестойкое соединение, распадающееся на составные при первом же серьёзном потрясении.
Их любовь была?