Память о ней

Она была такой красивой, но такой недоступной. Помню, я подошел к ней с очередной попыткой сказать что-то путное, но начал чихать от волнения. А она мило улыбнулась, и сказала: «будь здоров». Она была такой милой, когда спорила с кем-либо. У нее забавно краснели щеки и кончики ушей, когда она делала это. Смешно морщила свой вздернутый носик. Помню, в один из таких моментов я набрался смелости и, проходя мимо, щелкнул ее по носу. Она так и застыла, в той же позе, с тем же выражением лица, и только лицо ее стало более алым. Она была такой умной, хоть, обычно, девушки с ее внешностью совсем не блистали умом. Помню, когда она решала задачки, постоянно поправляла выбивающуюся прядь волос и ругала себя за то, что опять забыла заколку. Помню, однажды, на уроке математики, я ей подарил ярко-зеленую заколку моей сестры, а она улыбнулась кончиком губ и прошептала: «спасибо». С тех пор она постоянно закалывала волосы ей, а я каждый раз удивлялся, почему она не выбросила эту глупую детскую заколку. Она была такой дружелюбной со всеми. Помню, когда к нам пришел новенький, она сразу подошла к нему и предложила показать школу. Он ее послал. Она очень расстроилась, и, хоть и не подавала виду, это читалось у нее в глазах. В тот день я ее впервые обнял, и сказал: «эй, этот мудень не достоин твоих слез», а она засмеялась мне в шею. Она была такой счастливой, когда я передал ей записку с надписью: «погуляем?». Помню, на той прогулке, она мне рассказала о своем увлечении – фотографии. А еще тогда мы оба сломали левые руки, и, как она признавалась, это был первый раз, когда она себе что-либо сломала. Она была такой радостной, когда я ей предложил встречаться. Помню, она бросилась ко мне на шею, в прямом смысле, и расплакалась. Тогда об этом говорила вся школа. Она была такой увлеченной, когда писала свою первую статью, по просьбе преподавателя на второй месяц обучения в университете. Помню, на следующий день у нее были огромные синяки под глазами, но она была слишком счастлива, чтобы ее отругать. Я решился только на предупреждение о ее здоровье, на что она сказала: «я постараюсь больше так долго не засиживаться». Она была так растрогана тем фактом, что я сделал ей предложение. Помню, она стояла и плакала с улыбкой на лице, а потом тихонечко кивнула головой, упала передо мной на колени и поцеловала. Тот день она отметила в календарике как «день рождения наших отношений». Она была вне себя от радости, когда узнала, что беременна. Помню, я тогда первый догадался о таком событии, смотря на ее странные «хотелки», вроде киви с помидором. Она была такой несчастной, когда ей сказали, что она либо ребенок могут не выжить во время родов. Помню, тогда она заперлась в ванной и не выходила почти сутки, потом же она ходила бледной, как смерть. Она была такой красивой, когда рожала моего сына. Помню, как она кричала, что ненавидит меня за эту боль. Она была такой идеальной, а такие люди, как мы знаем, долго не живут. Она умерла во время тех родов, а сын не прожил и суток. Она была моей любовью, как это говорят, всей жизни. Никого после нее я полюбить не смог, но, стоя у ее могилы, я поклялся прожить свой век, как она того хотела.